Миша протягивает мне пятитысячную трубочку. Глубокий вдох, чтобы снова перестать чувствовать. Это похоже на ситуацию, когда несостоятельный родитель, которому ребёнок в тягость, включает ему мультики. Миша сейчас включает мне мультики, чтобы со мной было проще.
Через какое-то время, я не могу сказать точно, потому что залипла в своём внутреннем кинотеатре на очередном фантастическом мультфильме о себе и своей любви, так вот, через какое-то неустановленное время, слесари поставили новую дверь, а Миша торжественно вручил мне ключ от моей квартиры. Затем сказал:
– Дай мне свой номер. И мой запиши, вдруг что.
– У меня нет телефона.
– Как это «нет телефона»? – он недоумённо уставился на меня.
– Я его выбросила в Неву.
Пожимаю плечами и перевожу взгляд на стол. Он закатывает глаза и улыбается:
– Слушай, в этом даже что-то есть! Ты правда ненормальная! Димон так и говорил. Поехали, я куплю тебе телефон и, кажется, тебе надо поесть.
– Что он говорил? – Теперь любое его слово, хранящееся в воспоминаниях других людей, приобрело для меня особый вес. Его можно измерять в каратах.
– Ну, – замялся Миша, – что ты странная, ну, в хорошем смысле… Что ты не такая, как другие его… ну…
– Не такая, как другие его тёлки? – Я медленно встаю, опираясь на стол. Для меня это не новость.
– Я не так собирался сказать, – он улыбается.
– Да забей, – равнодушно отвечаю я.
Когда обезболивающее всасывается в системный кровоток, мне не приходится делать усилий, чтобы заставить себя совершить какое-то физическое действие. Я могу существовать вне пространства. Могу сидеть или стоять. Поехать за телефоном или остаться здесь. Разговаривать с Мишей или с кем-либо ещё. Реальность перестаёт иметь значение, когда становится неспособной причинять мне боль.
Мы в салоне связи, я стою как маленькая девочка, которой папа выбирает телефон. Только в таком случае девочка должна быть рада, а мне всё равно. Мне не нужен этот телефон. Даже звонить некому.
Миша обращается к менеджеру магазина:
– Давай последний «Айфон» и «симку».
Меня всегда поражала манера Димы сразу разговаривать с людьми на «ты». Миша делает так же. Невоспитанные. Хамы.
– У нас представлены IPhone в цветах Space Grey и белый. Вам какой?
Миша поворачивается ко мне:
– Чёрный или белый?
Я тихо шепчу себе под нос:
– Всё равно.
Миша поворачивается к продавцу:
– Давай чёрный. И поставь симку сразу, – он вытаскивает из кармана паспорт и пачку пятитысячных купюр, и одна из них, та, что свёрнута в трубочку, выпадает на пол.
Продавец пристально смотрит на нас. Я опускаю взгляд и тихо хихикаю. Миша наклоняется за трубочкой и шёпотом говорит «упс», чтобы услышала только я.
Через три минуты я возвращена в зону доступа. Миша протягивает мне мой новый «Айфон» и говорит:
– Будь на связи, ладно? Я записал свой номер тебе в контакты. Если нужна будет помощь, обращайся. Пошли поедим? – Он кладёт руку мне на плечо, подталкивая и направляя движение.
Господи, как он похож на него! Не могу отделаться от этого сравнения. Будто призрак ожил. Я хочу провести пальцами по его щеке, но это будет очень странно. Неуместно.
Мы сидим за столиком друг напротив друга. Я фокусирую взгляд на предметах декора за Мишей, чтобы сам Миша размазался в периферическом зрении, и представляю, что это Дима. Миша выбирает еду в меню, а я ничего не хочу. Никаких желаний.
К нам подходит официант и с ожиданием заглядывает мне в глаза. Я говорю:
– Принесите мне апельсиновый сок, пожалуйста, – пока я говорю это, слёзы брызгают из моих глаз, и официант растерянно переводит взгляд на Мишу. Я сама не ожидала, если честно.
Миша, нисколько не смутившись от моих слёз и не придавая им никакого значения, обращается ко мне:
– Лиза, мы не уйдём отсюда, пока ты не поешь! Можешь ныть здесь сколько угодно!
Я опускаю взгляд на свои колени и вытираю салфеткой слёзы. Не успела уловить момент, когда я снова превратилась в ребёнка. Или я всегда им и оставалась? Пытаюсь собраться. Глубокий вдох.
– Принесите что угодно, только не мясо.
Официант качает головой:
– Ну… У нас очень разнообразное меню… Может, Вы озвучите свои предпочтения?
Миша нетерпеливо перебивает его:
– Принеси суп какой-нибудь овощной, без мяса и рыбу типа сибаса. И два американо.
Я ставлю локти на стол и упираюсь пальцами в виски:
– Только без кабачков!
Официант кивает и уходит, а Миша продолжает листать меню и, не отрываясь от него, спрашивает:
– Аллергия?
Я не отвечаю и смотрю на него в упор. Высокий брюнет с карими глазами. Он правда похож на Диму, но у него не такие чёрные глаза. Просто коричневые. Обычные. Нормальные, не знаю. У него очень длинные ресницы. Он выше Димы сантиметров на десять. И он свободен. Физически. По поводу его внутренней свободы не уверена. Возможно, он, так же, как и я, отбывает наказание в своей внутренней тюрьме. Я заглядываю в его глаза в надежде на продление временного освобождения.
– Нет, Лиз, ну правда, перебор уже. Тебе надо поесть нормально, а то перекроешься, меня Димон убьёт потом. Кстати, это наш секрет, окей? – Он подмигивает мне.
Я закрываю глаза, тру переносицу и киваю.
Через полтора часа флэшбеков из детства, когда всеми правдами и неправдами, угрозами и обещаниями, кнутами и пряниками меня уговаривали съесть хоть пол тарелки супа, Миша подвозит меня к дому Димы… К моему дому.
– Береги себя, Лиза. Будь на связи.
– Спасибо. Спасибо за всё, Миш, – я заглядываю в его глаза с благодарностью за временное спасение. Он привёл меня в чувства, дал мне письмо Димы, хоть немного восстановил моё физическое состояние этим супом. И кое-чем ещё.
Я впервые поднимаюсь в эту квартиру одна. Мне придётся привыкнуть к этому состоянию. Я. Одна. Надолго. Медленно открываю новую дверь и присаживаюсь на тумбу в коридоре. Привычным нажатием включаю свет. Смотрю на себя в зеркало. Разрушение старого – это начало нового. Даже если «старое» разрушается не по твоей воле, всё равно это начало нового. И всегда есть шанс, что в конечном итоге всё сложится неплохо. Мне остаётся только надеяться на это.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Стадия №1. Безграничная любовь.
Привет. Очень скучаю по тебе. Напиши мне. Почему не отвечаешь? Ты переехала в нашу квартиру? Расскажи, как ты.
Следи за машиной, хорошо? Не забывай заправлять. Если будет нужна помощь – сразу звони Мише.
Напиши мне, Лиза.
Я люблю тебя.
Я читаю его письмо, качаясь из стороны в сторону, сидя на кровати с коричневым изголовьем. Мне плохо. Разрывает от чувств, присущих осужденному на первой стадии отбывания наказания. Я осуждена вместе с ним. Живу в тюрьме с самым жестоким тюремщиком, ведь я не допускаю даже малейшей возможности освобождения. Я не могу позволить себе жить нормальной и свободной жизнью. Даже мысль о том, что я могла бы наслаждаться своей молодостью, свободой и комфортом, пока он там, вызывает во мне удушающее чувство вины. Предательство. Отвержение. Всё то, чего так сильно боялась я, всё то, что пережила вместе с ним и осталась. Это именно та боль, которую я хотела причинить ему всё это время, думая, что это исцелит меня. И вот сейчас, когда я могу произвести контрольный выстрел, могу заставить почувствовать его ту боль, что чувствовала я… Я чувствую только любовь. Я больше не хочу его наказывать. И я больше не хочу страдать по той девочке на бетонном полу. Она умерла, а я осталась. Я и моя безграничная любовь. Я и моё несогласие с правдой.