Он по-прежнему держится лучше, чем я, будто пишет не из тюрьмы, а из командировки. Какая, к чёрту, машина, Дима? Когда ты выйдешь на свободу, она уже сгниёт. И я вместе с ней. Я не могу позаботиться о себе, что уж говорить об этой машине! Я не выдержу, Дима.

Пишу Мише: «Я не могу…».

Он отвечает минут через пятнадцать: «Я заказал для тебя подарок ;)»

Я сдвинула брови и перевела взгляд на стену, пытаясь понять, что это значит. Подумала, что он перепутал меня с кем-то, но через пару часов в дверь позвонил безобидный с виду мужчина лет шестидесяти и протянул мне подарочный пакет с синей коробочкой внутри.

– Это вам! – Улыбается он.

– Ээээ… Я Вам что-то должна?

– Нет, нет, что Вы! Ваш подарок уже оплачен.

Я, снова сдвинув брови, закрываю дверь. Открываю коробочку, в которую аккуратно разложены пакетики с белым содержимым. Тут хватит на одиннадцать лет. Употребления или строгого режима, смотря как повезёт. Я попала в какую-то параллельную реальность? Пишу Мише: «Спасибо».

Он не отвечает.

Я достаю один из пакетиков и прячу свой подарок под матрас кровати. Подкручиваю цвета этой жутчайшей реальности, затем осматриваю квартиру. Пора наводить порядок, так не может больше продолжаться. Иначе скоро меня будут показывать по новостям, как тех сумасшедших бабок, устроивших из своей квартиры помойку и пристанище для крыс.

Звоню Андрею, хозяину квартиры, которую по-прежнему снимаю, и говорю, что съезжаю. Затем я подключаю свой телефон к чёрной колонке JBL, включаю музыку и собираю вещи Димы по квартире. Аккуратно поднимаю его толстовку, прижимаю к носу, вдыхаю эйфорию и вешаю на вешалку в шкаф. Поднимаю его штаны и аккуратно складываю в ящик. Собираю его футболки и возвращаю всё на места. Срываю постельное бельё с кровати и запускаю стирку. Беру большой мусорный пакет и медленно собираю какие-то заколки, резинки с ненастоящими камнями, женские футболки, расчёску, все зубные щётки. Зачищаю эту квартиру от доказательств присутствия любых других женщин. Уничтожаю улики. Припудриваю чёрно-белую реальность под свои пушистые фантазии.

Беру ключи от машины и спускаюсь на парковку, по дороге выкидываю пакет с его прошлым. Символично закинув в контейнер остатки других женщин и привычно перестав дышать, когда крышка контейнера захлопывается, чтобы не почувствовать запах, в моей голове появляется мысль: «Интересно, а он пишет только мне?». Сажусь в машину. Закуриваю. Пускаю дым в лобовое стекло. Смотрю на пассажирское сиденье. Я была на нём несчастна. Я была на нём счастлива. Подвергалась огранке. И стала кольцом от Тиффани, в котором навечно запечатлён красно-синий свет.

Покупаю в супермаркете резиновые перчатки, тряпки, порошки, чистящие средства. Кидаю в тележку всё, что поможет мне смыть с этой квартиры все отпечатки пальцев, запахи и мои знания о том, что в ней происходило. В соседнем отделе я взяла три белые фоторамки с широкими паспарту и две стеклянные, полностью прозрачные. Две бутылки вина.

Плотную строительную плёнку и скотч. Набор маньяка. На парковке заклеиваю выбитое клоном заднее окно.

Под громкую музыку из чёрной колонки, я отмываю квартиру до самого утра, будто своё сознание. Отмываюсь от прошлого. Захожу на кухню, слабо освещённую мартовским рассветом, и достаю чашку, чтобы налить воды. Случайно роняю её на кафельный пол, и она разлетается на маленькие кусочки. Смотрю на осколки. Смотрю. Смотрю. Достаю ещё одну чашку и кидаю её на пол. Потом делаю это ещё раз. И ещё. Я остановилась, когда разбила всю посуду, кроме бокалов для вина, они мне ещё пригодятся.

Задёргиваю шторы в спальне и ложусь на свежее бельё. Подушки пахнут кондиционером для белья. Альпийский луг или морозная свежесть. Так не пойдёт. Встаю, иду в коридор, достаю из ящика эйфорию, возвращаюсь в спальню и брызгаю на подушку. Глубокий вдох. Закрываю глаза.

И открываю их в прошлом. В коридоре квартиры своих родителей. Сейчас семь утра. Я ничего не ела со вчерашнего дня и не спала ни минуты этой ночью. Я только что пришла домой, как раз вовремя, мама только что проснулась. Она вышла из своей спальни, поймав меня на пути к ванной, и сказала:

– О! Ты сегодня рано встала, молодец! Во сколько вчера вернулась?

Мама думает, что я была с Кристиной на бьюти-шоу Зверева в Ледовом Дворце на Большевиков. У меня правда были билеты, но я не пошла. Я застыла на пару мгновений, пытаясь угадать, во сколько мама легла спать накануне.

– Эмм, я не помню точно, наверное, около двух часов ночи, – отвечаю я.

Маму устроил этот ответ. Я облегчённо вздохнула и пошла в ванну. Постояв под прохладным душем минут семь, который, к слову сказать, не добавил мне ни капли бодрости, я вышла и поймала недовольный взгляд мамы, которая из-за меня опаздывает на работу.

– Вместе выйдем, да? – Говорит она, забегая в ванну.

Я планировала сегодня прогулять колледж, но в последнее время я слишком много вру маме и поэтому молча киваю. Не то чтобы я переживаю по поводу своих моральных качеств, но чисто статистически вероятность моего прокола увеличивается с каждым новым вихрем вранья, который я наматываю вокруг своей персоны перед родителями. Рано или поздно я сама запутаюсь. Поэтому съезжу в колледж. Напомню о своём существовании преподавателям и одногруппникам.

Пока мама сушит волосы, я залпом выпиваю её кофе и иду в свою комнату переодеться. Затем выхожу в коридор и надеваю короткую дутую куртку цвета маджента. Мама поспешно выбегает вместе со мной.

– Ой, заморозишь свою жопу когда-нибудь! – Говорит мама, пока мы идём к автобусной остановке. Я молча улыбаюсь, спрятав рот под высоким воротом куртки, обрекающей меня на замороженную жопу.

Я прячу руки в карманах, в одном из которых крепко сжимаю телефон. Не буду врать, что не жду смс или звонка. Но заранее знаю, что если он позвонит, то я не возьму. А если напишет, то я постараюсь не отвечать, как можно дольше. Это такая игра.

Мы спускаемся в метро на станции Финляндский вокзал. Мама работает на Балтийской, а я учусь на Нарвской. Совсем рядом, всего одна станция. Когда мы проезжаем площадь Александра Невского, телефон в руке начинает вибрировать, и я опускаю плечи, расслабившись и обрадовавшись тому, что он написал. Я переживала, что вчерашний вечер мог стать последним в наших отношениях из-за того, что Дима разочаруется во мне окончательно.

Так я и проехала все станции до Балтийской, сжимая телефон в руке в кармане. Только когда я попрощалась с мамой, и она вышла из поезда, я достаю телефон из кармана и читаю: «Я у твоего дома. Выходи». Смотрю на время получения сообщения и решаю, что достойная пауза уже выдержана. Отвечаю: «Я не дома». И поезд уносит меня из зоны доступа на две минуты. И возвращает в неё.

«Твою мать, ну и где ты?!»

Я расстроенно выдыхаю и зажмуриваю опухшие от недосыпа глаза. Я надеялась, что он перестал злиться. Не хочу продолжать эту ссору. Начинаю медленно набирать ответ, держась левой рукой за поручень сверху: «Я не хочу продолжать», и в это мгновение двери открываются, и толпа людей, подхватив меня и сжав, как в тисках, выносит из поезда и тащит к эскалатору.

Я прикладываю телефон к своему животу и крепко сжимаю его, а потом и вовсе прячу в карман, чтобы не потерять в толпе. Выйдя на улицу и вдохнув свежего воздуха, я чувствую, как телефон снова вибрирует, но уже от звонка. Я не поднимаю трубку. Он звонит снова. Такая игра. Так продолжается всё время, пока я иду от метро к колледжу. Минут десять. Его ярость надо переждать. Я останавливаюсь и закуриваю сигарету, достаю телефон, чтобы продолжить сообщение. Я хотела написать, что не хочу продолжать ссориться, что я очень люблю его и не хочу, чтобы он злился. Но получилось так, что я отправила только «Я не хочу продолжать». Случайно нажала, пока боролась с бурной рекой рабочего класса, вытекающей из метро к фабрикам на Нарвской.