Вечером Рома возвращает меня к машине.

– Может тебя домой отвезти лучше? Уверена, что доедешь?

– Да, да, всё в порядке. Я уже протрезвела сто раз. Я выпила всего бокал вина. Всё в порядке, точно! – Я тараторю, потому что семь минут назад, в кабинке туалета торгового центра, я утилизировала содержимое того пакетика. В себя. Эти пакетики аккуратно разложены в подарочной синей коробочке, которую мне романтично подогнал Миша.

– Ладно, – Рома улыбается, поверив мне. – Слушай, оставь свой номер. Давно не общались. Может повторим на днях?

– Ром, я сейчас… Как бы сказать, – как бы сказать, что я нахожусь в тюремном заключении ещё одиннадцать лет?

Рома поднимает руки вверх.

– Нет, ты только не подумай. Я тоже сейчас в этом состоянии: «как бы сказать», – он передразнивает меня и показывает пальцами кавычки.

– Тогда отлично, запиши мне в телефон свой номер, а я тебе прозвон сделаю. Не знаю свой номер.

Сев в свою машину и дождавшись, пока Рома уедет, я закуриваю сигарету и открываю окно. Звенящая пустота. Пик концентрации в плазме. Нет мыслей. Киносеанс на паузе. Антракт. Есть время жить. Минут сорок или час. Смотреть на этот руль и видеть этот руль, а не его руки на нём. Смотреть на пассажирское сиденье и видеть пассажирское сиденье, а не себя на нём. Смотреть на себя и видеть себя, а не ту, что не может без него жить. Смотреть и видеть без историй.

Добравшись без приключений до дома, я первым делом расставляю по квартире наши с Димой фотографии в новых рамках. То, что его нет рядом, не мешает мне чувствовать любовь. Даже если человек умирает, можно продолжать его любить. Я могу продолжать любить, даже расставаясь. Любовь – это прекрасное, созидающее, окрыляющее чувство. Никто не может запретить мне его чувствовать. Никто не может отнять его у меня. Даже сам объект любви не может мне этого запретить. Это моё, а не его. И при всех очевидных физических ограничениях, в которых теперь нам приходится существовать, как бы странно это ни звучало, я наконец чувствую, что в нашей любви ограничений больше нет. Это ощущается как открытое сердце. Будто я стою перед ним с распростёртыми объятиями. И не хочу ничего другого, кроме как обнимать его. Принимать. Таким, какой он есть. Не защищаясь и не убегая, не делая шагов назад, не боясь и не додумывая. Быть открытой для него.

В прошлой жизни, когда своей ведущей деятельностью я выбирала страдание, я думала, что если откроюсь ему полностью, то он зайдёт и выжжет меня изнутри. Уничтожит. Я сделала такой вывод, потому что думала, что в самом начале наших отношений я была открыта. Но это неправда. Он уничтожал не меня, а защиты и преграды, которые я выставляла, защищаясь от боли, которую думала он мне причинит. Защищала свои защиты. Боролась за свои иллюзии. Подвергалась огранке. И наконец, у меня получилось открыться. Я будто обнулилась. Из моей головы пропали все тревожные мысли. Осталась только чистая боль, без истории, без драмы и, как ни странно это звучит, без страдания. Боль и страдания – это не одно и то же. Ты можешь порезать палец и чувствовать боль, но при этом не носиться в мучительных размышлениях о неправильности выбора ножа, в сожалениях о решении порезать огурец, в чувстве вины или в страхе, что разовьётся гангрена и ты умрёшь. Ты можешь просто чувствовать боль. И всё. Боль – это функция живого организма. Доказательство жизни. Я могу чувствовать боль от того, что было между нами. Не нужно с ней ничего делать. Не нужно её лечить или пытаться задавить. Она есть и будет со мной. Если не надстраивать на свою боль пирамиды из идиотских мыслей, терроризирующих и вынуждающих страдать – то она становится частью пути, его неотъемлемой частью. Страдания приходят, когда ты вступаешь в борьбу со своей болью. Если что, можно обезболить.

После того вечера, когда ты предложил мне апельсиновый сок, я приходила в клуб каждые выходные. Весь месяц. Наша встреча на парковке тогда не была случайной. Я хотела увидеть тебя и предпринимала для этого всё возможное. Так что это не совсем совпадение или вмешательство высших сил. И когда я вышла и увидела

Моя рука остановилась. Как лучше написать? Я увидела тебя. Или я увидела вас. Я же увидела его с Аней. Но он пишет так, будто её не существует. Возможно, это болезненно для него. Может, он не хочет больше знать о ней. Не хочу его расстраивать. С другой стороны, мы не маленькие дети и оба всё помним.

И когда я вышла тогда и увидела вас, моё сердце остановилось. Если бы ты тогда не послал воздушный поцелуй…

Я хотела написать, что всего этого не было бы, но я не знаю, как всё было бы. Возможно, хуже.

Не знаю, как бы всё сложилось…

Я ни о чём не жалею. Кроме того, что тебя нет рядом.

Я люблю тебя. Очень сильно люблю тебя.

Стадия № 2 Любовь с ограничениями.

Отношения по-прежнему кажутся фееричными, и их утрата осознаётся всё сильнее. Тоска и скука, бессилие и беспомощность давят так сильно, что постепенно включаются защитные механизмы психики. Подбирается более подходящая к новым условиям интерпретация прошлых событий.

А я жалею, что всё так сложилось. Столько всего сделано… И с моей, и с твоей стороны. Это как в драке, знаешь. Есть люди, которые могут остановиться. Есть люди, которые могут вообще не вступать в драку. А есть те, кто бьёт, получает удар в ответ и распаляется ещё больше и продолжает бить, и в какой-то момент уже понимает, что надо остановиться, но продолжает. Я такой. И ты. Наши отношения – это бесконечная драка, которую невозможно остановить. Сколько раз пытались и всё равно возвращались на этот ринг.

Но я пытаюсь вспомнить, когда это началось. Когда ты показала мне фак в ответ на моё дружелюбное приветствие? Или, когда провоцировала меня, задавая один и тот же вопрос у меня дома в первую ночь? Разбивала стакан о моё лицо? Когда неожиданно уходила и пропадала, а я искал тебя? Когда пересаживалась в машину к другому парню? Когда дёрнула ручник? Потом снова пропадала. Потом обманывала… Сносила моей машиной ворота на даче.

И в самом конце, когда я покупал тебе кольцо, я думал об этом как о твоей победе в этой драке. Я сдался тогда, серьёзно.

Чувствую холод от его слов. Знакомое ощущение. Этот холод возникал всегда так неожиданно, что заставал меня врасплох. Заставлял умирать внутри. Замораживаться. Сразу возникает желание закрыться и защититься. Заученная стратегия ведения боя. Адекватная реакция на нападение.

Я вскакиваю, сжав кулаки. Часто дышу, стараясь справиться с гневом. Гнев – реакция защиты, я знаю. Что я защищаю? Своё достоинство! Что он вообще несёт! Каждое из этих действий, за исключением босса, было моей защитной реакцией! Босс был случайным светлым лучиком в моём царстве мёртвых. Мимолётной вспышкой, осветившей подземелье через дыру на пару мгновений, пролетая мимо, как падающая звезда. Я хватаюсь за лицо. Ненавижу, когда он так делает!

Он продолжает драку. Я тебя, ты меня. Когда я не бью в ответ, он начинает бить себя моей же рукой. Эти слова призваны вызвать чувство вины во мне!

Знаешь, Дима, такие странные ощущения от твоего письма. Будто тебе нужно, чтобы я убеждала тебя. Я могу это делать, но ты разве поверишь? Есть смысл в этой игре?

Вижу, тебя тоже волнует прошлое. Исключительно моё. Будто не было в нём твоего активного участия. Все мои действия, так структурировано и хорошенько уложенные тобой в хронологическом порядке, были моей реакцией на твои действия!