Мне одиннадцать.

Я смотрю в окно на своего соседа, парня четырнадцати лет, который возвращается с занятий в музыкальной школе. На его спине чехол для гитары. Я очень хотела бы дружить с этим парнем, но он старше меня на три года. Такая разница в пубертатный период – невосполнимая чёрная дыра. Я для него малолетка. Через двенадцать лет Рома расскажет мне, что это не гитара, а кий, и мы будем хохотать, но сейчас я романтизирую его образ гитарой, которую рисует моё детское воображение, находясь в стадии активации травмы отвержения. Эзотерики утверждают, что эти травмы входят в наш жизненный план ещё до рождения, поэтому люди, которые, как нам кажется, травмируют нас, на самом деле только активируют боль, которая была запланирована. Люди всего лишь треки.

Мне двадцать три. Лучший друг моего бывшего парня требует от меня объяснений существования Ромы. Я с нескрываемым раздражением закатываю глаза и отвечаю:

– Парень мой!

Миша неодобрительно поднимает брови, швыркает носом и пафосно отвечает:

– Разберёмся.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Эта ненавистная история с её ненавистными участниками снова здесь. Обрушилась на меня в один миг. Отняла у меня всё. Учитывая то, что произошло вчера, это кажется сговором! Глубокий вдох. Через свёрнутую в трубочку пятитысячную купюру. Я не могу поверить, что это снова происходит со мной.  Мне приходит сообщение от Ромы: «В кино пойдёшь?». Клон внимательно смотрит на экран моего телефона. Я специально поворачиваю его так, чтобы он мог прочесть. Затем говорю:

– Миша, меня моя жизнь сейчас устраивает. Я понимаю, что ты делаешь всё возможное для своего друга, – я интонационно делаю ударение на слове «своего», пытаясь подчеркнуть, что Дима мне больше никто, – я продам машину и квартиру, но я не вернусь в качестве утешающей и залечивающей его раны. Всё закончилось. Я не его собственность, – и через пять секунд многозначительного молчания добавляю – и не твоя.

Он отвёл от меня взгляд на этих словах. Я продолжаю, уже не так уверенно:

– Я отгоревала эту потерю, – опускаю взгляд на колени.

Затем беру свой «Айфон», открываю контакты. Нахожу «Мудак» и нажимаю «разблокировать». Показываю Мише. Он улыбается и показывает мне свой телефон, на дисплее которого высвечивается мой номер с именем контакта: «Истеричка». Затем ухмыляется куда-то себе в колени и говорит:

– Если честно, мы с Димой были уверены, что ты так просто не согласишься вернуть квартиру и тачку.

Я шмыгаю носом, стискиваю зубы и шёпотом отвечаю, глядя вдаль через лобовое стекло:

– Вы меня не знаете, Миша. Вы никогда не хотели узнать меня по-настоящему.

Здесь может показаться, что я благородный и честный человек, но, на самом деле, я, во-первых, не хочу сталкиваться с потоком обвинений, которые опрокинутся на меня в случае отказа, во-вторых, не буду скрывать, что хочу сохранить позицию несчастной страдалицы, так как считаю её наиболее выигрышной, и в-третьих, плевать я хотела на эту квартиру и машину. Так даже лучше. Остаться ничего ему не должной.

Чтобы у меня не осталось и малейшего повода для благодарности.

Миша опустил голову и ответил:

– Жаль, что всё так складывается, конечно… Что не получилось по-человечески, – он пожимает плечами.

По-человечески получается только когда во взаимодействии участвуют люди, а не звери.

Я резко перебиваю его:

– Ой, всё! Не начинай, держи марку, ты же мент! – Я шутливо бью его в плечо кулаком, открываю пассажирскую дверь BMW моего бывшего парня и поспешно выхожу из машины, чтобы не словить паническую атаку.

Перманентный ужас, живший в моём животе эти два года, поднялся и чувствуется уже в районе глотки. «Это не заканчивается ничем хорошим». Да, да, мы все слышали эту фразу тысячу раз, и проблема давно не в том, что это не заканчивается ничем хорошим. Проблема в том, что это в принципе не заканчивается. Очередная итерация на проклятой петле бесконечности. Всё продолжается.

Я подхожу к водительской двери и открываю её:

– А теперь проваливай из пока ещё моей тачки!

– Я позвоню, – он выходит из машины и неловко смотрит на меня.

Я хочу кинуться ему на шею и умолять не выпускать демона на свободу, но знаю, что это бесполезно. Он сделал свой выбор.

– Хорошо, – отвечаю я. – И убери мои номера из розыска! Это ненормально. Ты ведёшь себя как маньяк!

Такой же маньяк, как и его лучший друг. Смотрю ему в спину секунду и кричу ему:

– Миш, и ещё. У меня есть условие!

Миша возвращается ко мне, и мы обсуждаем детали, к которым вы ещё не готовы. Я подведу вас к ним медленно, аккуратно, любящей рукой.

Сажусь за руль. Сижу так вечность, уставившись в бело-голубую эмблему. Я понимаю, что хеппи-энда не будет. Интуиция. Компиляция. И коррупция, безусловно. Очередная итерация на петле трагической бесконечности, в которой мы все застряли. Глупо было предполагать, что всё это рассосётся волшебным образом. Раковая опухоль продолжает расти, если вместо лечения бегать от неприятных эмоций, которые вызывает диагноз. Если ты не лечишься, а игнорируешь симптомы, болезнь продолжает тихо разрастаться, а потом… убивает тебя. Исцеление – только твоя зона ответственности. Уничтожение тебя – зона ответственности болезни. Каждый добросовестно выполняет свою задачу.

Отвечаю Роме: «Не могу сегодня. Пригласи какую-нибудь девку)».

Он отвечает: «Тогда не приезжай ко мне сегодня!»

И я пишу ему с улыбкой: «А ты не давай ей мою футболку!»

Вместо SPA я еду в квартиру, которую уже нельзя называть моей. Я не была здесь около трёх месяцев, с того самого вечера, когда окончательно поняла, что должна бояться. Поспешно засовываю свои вещи в коробки, заглядываю в гостиную, в которой до сих пор пылится кровавая инсталляция. Это осколки моей любви, покрытые пылью и кровью, которые символично лежат здесь с ночи, когда мне открылась правда. Точнее, она всегда была открыта для меня, нигде не пряталась, но я прозрела именно в ту ночь. Это было больно. Среди кровавых осколков моей души валяется кольцо с бриллиантом. Кидаю кольцо в коробку с вещами, а осколки собираю в мусорный пакет. Уверена, вам очень интересно, что произошло в ту ночь, но я её не помню. Помню события, начиная с трёх часов ночи. Я уже спала, точнее, это сложно назвать сном, скорее я лежала без сознания, когда услышала звук поворота ключа в дверном замке. Я в панике вскочила, не зная, что делать. Будто все детские страхи про чудовищ под кроватью, бабу Ягу и дядек милиционеров ожили в эту секунду. Последний страх оказался реальным. Дядька милиционер пришёл ко мне в три часа ночи, потому что я очень – очень плохо себя вела. Я поспешно выхожу из гостиной и возвращаюсь в спальню.

На прикроватной тумбочке лежит запылившийся учебник по пенитенциарной психологии. За два года заключения осуждённый прошёл адаптацию в новой среде. Он принял правила игры, получил свою кличку и распределение в новой иерархии. Того Димы, которого так рьяно бросается спасать клон, больше не существует. Кого бы он ни вытащил из тюрьмы, это будет не тот Дима, который туда сел два года назад. Я свидетельствовала его перерождение по письмам, которые он отправлял мне. Возможно, он отправляет их до сих пор, но я давно не открывала почтовый ящик. И если вдаваться в подробности, он и до тюрьмы не был тем, кого стоило спасать, но я не буду забегать вперёд. Точнее, назад.

Несмотря на произошедшие утром события и внесение коррективов в моё настоящее, планы на вечер, хоть и сменили окрас и теперь больше похожи не на элемент свободы, а на вновь приваренный железный прут к моей клетке – не отменяются. Собираюсь.

***

Я оказалась права, ещё вчера окрылявшие планы на сегодняшний вечер быстро разбились о реальность. Призрак Димы, как всегда, бесцеремонно влез и навёл в моей жизни свои порядки. Я расскажу эту историю чуть позже, когда мы дойдём до неё в хронологически верном изложении и когда вы будете морально к ней готовы. Присаживайтесь удобнее, вас ждут американские горки из подземелья в небеса и обратно. Из прошлого в настоящее и снова в прошлое. Если вы рассчитываете что-то здесь понять, мне вас заранее жаль. Разочарование, которое вы испытаете, придаёт реальности горьковатый вкус.