Я снова наигранно улыбаюсь и киваю. Мне не выбраться из этого заточения. Ева уходит, я ещё раз умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Выхожу в зал. Рома уже сидит за моим столиком. По дороге я машу официанту и прошу принести ещё бокал.
Первое, что делает Рома, когда я сажусь за столик и хватаюсь за недопитое вино, спрашивает:
– Ты не за рулём?
Если бы это было свидание, и я бы всё же осталась по каким-то причинам, то первое, что я ожидала бы услышать – извинения за задержку.
– Это всего пара бокалов вина, – я машу рукой. – Перестань.
Рома не смягчается от моих гипнотических пассов. Его лицо по-прежнему очень серьёзно. Я беру бокал, который только что принёс официант. Сдвигаю брови.
– Рома, тебя правда это волнует? Честно? Мы сейчас сидим и пьём вино в ресторане. Не драматизируй, а!
– Да, – он резко перебивает, – но представь, что я не хотел бы, чтобы после этого ты разбилась. Вроде это нормально, нет?
– Что? Пытаться контролировать то, что не можешь? Нет, это ненормально, – делаю глоток, не отводя от него взгляда, потом закидываю голову назад, – да перестань ты. Плевать тебе.
Он слегка улыбается.
– Лиза, – он закрывает глаза, выдыхая носом.
Давай, Рома. Соберись. Я смеюсь.
– Ром, забей, – я снова делаю пассы руками, чтобы вернуть его из ужасного будущего, где меня размазало об руль BMW моего заключённого парня в это настоящее. За этот деревянный стол.
Рома не знает, что у меня было множество шансов быть убитой в этой машине, но у Вселенной на меня другие планы. Ей нравится издеваться надо мной медленно. Высасывать из меня эту жизнь по капельке. Она не позволит мне уйти так быстро и просто. Скорее всего, в прошлой жизни я изрядно накосячила.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но останавливается. Смотрит на меня. Улыбается.
– Ты куришь?
– Сигареты?
Он смеётся и показывает на меня пальцем. Такой симпатичный.
Даже немного жаль, что он Скорпион. А я бесчувственная сука в пожизненном заключении в чёртовой петле бесконечности. Делаю ещё глоток. И ещё.
– Наш человек! Поехали ко мне? На моей машине, естественно.
Я залпом допиваю вино и послушно встаю. Ева машет мне из дальнего угла ресторана. Я посылаю ей воздушный поцелуй, а она поднимает большой палец вверх, оценивая Рому как претендента. Я отрицательно качаю головой и смеюсь.
Когда какое-то действие, совершенно обыденное, которое совершают миллионы людей, вызывает у вас прямые ассоциации с конкретным человеком, это значит, что вас заякорили. Не думаю, что Дима Лизин планировал, чтобы меня глючило каждый раз, когда передо мной открывают пассажирскую дверь машины, но уверена, что он был бы рад, зная, что именно так и происходит. Надо будет написать ему об этом.
«Когда пересаживалась в машину к другому парню?» – я услышала эту цитату из его письма в озвучке его голосом. В своей голове. Я именно это сейчас и делаю, фактически. Пересаживаюсь в машину к другому парню. Хватаюсь за шею левой рукой, как только увидела правду в его словах. По большому счёту наша сегодняшняя переписка была попыткой выяснить, кто ударил первым. Мои удары были ответными, но всё же они были продолжением драки. Если бы каждый из нас взял на себя ответственность за свои удары… По-моему, Дима именно об этом и писал. Постоянная драка. Неважно, кто ударил первым, важно, кто закончил. Я могу закончить. Думаю, что могу.
Рома открывает мне дверь синей «Ауди» А5. А я смотрю на него, округлив глаза, застыв в моменте и пытаясь показать своему больному мозгу, что это совершенно другой парень и совсем не обязательно постоянно проводить параллели. Их здесь нет. Рома смотрит на меня и с улыбкой говорит:
– И ты хочешь сказать, что готова сесть за руль в таком состоянии?
Я опять машу рукой. Когда в моей голове происходит очередная кровавая бойня, снаружи выглядит, будто я застыла. Это может показаться странным, знаю. Но если честно, мне всё равно. Концентрация обезболивающего в крови снижается. Я прыгаю в машину, Рома захлопывает за мной дверь.
Мы расслабленно валяемся на диване у Ромы дома. Я в его футболке с надписью FUCK THEM ALL. Выглядит странно, соглашусь. Дима бы не понял. Я лежу с другом на диване, а для Димы это было бы ударом. Но я не хочу его бить, я просто хочу лежать с другом на диване. Не всегда то, что другие воспринимают ударом, таковым является.
– Я в какой-то момент пришёл к выводу, что женщинам легче жить, чем мужчинам. – Рома тянется за бутылкой вина.
– Чего? – Я приподнимаю плечи, как собаки поднимают холку перед дракой. Вот, снова. Постоянная драка. Я всё больше понимаю, что имел в виду Дима. Может, нашу драку действительно начала я?
– Как тебе сказать? Понимаю, что это звучит очень сексистски, и пойми меня правильно, я не хочу вас обидеть. Но ваше предназначение в природе, можно сказать, предрешено, – я округляю глаза так широко, что чувствую натяжение кожи вокруг них. Он улыбается и продолжает: – Лиза, ну у тебя же есть матка? Если я хоть немного разбираюсь в женщинах, то она у тебя должна быть.
– Да давай без прелюдий, баба, по-твоему, рожает, а мужик бегает за мамонтом? И ты ведёшь к тому, что в современном мире роды остались теми же самыми родами, да ещё и с обезболиванием, а мамонты трансформировались в деньги?
– Ну да. И методов охоты стало гораздо больше, что ли.
– Пока звучит отлично. Вроде всё стало проще. Тебе так не кажется?
– Не знаю, кажется, всё гораздо сложнее. Мужчинам сложнее найти свой авторский метод охоты в современном мире. Предназначение.
– А бабе достаточно родить? Ты можешь быть уверен, что это правда? – Я смеюсь.
– Наверное, есть женщины, которым этого недостаточно, но сравни в процентном соотношении великих мастеров. Мужчин больше во всех сферах.
Я кидаю в него подушку.
– Да, это потому, что вы щемите нас столетиями! – Он подливает вино в мой бокал, отбив подушку локтем. Я продолжаю, – Так, а в чём проблема-то? Деньги не мамонт, они не сопротивляются. Это даже проще, чем мамонт. Я вообще не понимаю этой гонки. Игра, в которую все играют и всё равно проигрывают, потому что там нигде нет судьи, который скажет: «Всё, ты выиграл, остановись!». Этот судья сидит у каждого в голове. Мы валяемся с тобой на диване. Сегодня – вершина моей и твоей жизни. У меня в матке нет ребёнка, а у тебя в холодильнике не лежит мамонт. Ну и похуй, мы продолжаем лежать на диване и существовать. Вне своих выдуманных предназначений, – я лениво тяну руку, забирая заново наполненный бокал.
Он смотрит на меня, втягивая дым. С немного высокомерной улыбкой, будто я чего-то не понимаю. Ему это простительно. В нас обоих есть сложность, которая нравится другим людям, но пребывать в этой сложности – сложно. Простите за каламбур. Это такая глубина, в которую страшно окунуться, но даже когда ты набираешься смелости и спускаешься в темноту, ты не находишь там дна. Будто его там и нет вовсе. Это стрёмно. Бесконечное падение. Бесконечное.
– Лиза, ты мастер пространственных речей, я это понял. Но давай по фактам. Готова к блицу?
– Давай. Это даже интересно, – я делаю глоток.
– Назови марку машины, на которой ездил твой бывший парень?
– BMW, – автоматически отвечаю я, закатывая глаза. Рома улыбается.
– Ещё парни были на машинах?
– Да, был «Мерседес» ещё. Подожди, подожди, ещё был парень на «Рено», – я впервые горжусь этим фактом. Вот видите, любой факт можно преподнести и в хорошем, и в плохом свете.
– А потом ты бросила его ради парня на «бэхе» или «мерсе»?
– Фактически так. Но дело не в машинах, – ещё любой факт можно использовать как доказательство, хотя в реальности он таковым не является.
По-моему, Фредерик Перлз, основатель гештальт терапии говорил, что причинно-следственные связи в наших головах – это куриный помёт. Ещё он говорил, что человек будет охотнее манипулировать другими людьми ради получения поддержки, чем согласится сам встать на собственные ноги, чтобы вытереть собственную задницу. Странные у него были метафоры. Узконаправленные. Фрейд бы точно задвинул шутку на эту тему.