— Сам не знаю, — ответил он после продолжительной паузы.

— Тогда, что чувствуешь?

— Ничего. Лучше расскажи, что такое сексопатолог.

Грейс рассмеялась:

— В каком-то смысле мы с тобой занимаемся одним делом — я помогаю людям, у которых трудности с личной жизнью, и прежде всего женщинам, которые боятся вступать во взаимоотношения с мужчинами или любят мужчин слишком уж навязчиво.

— Нимфоманкам?

Грейс кивнула.

— Да, они мне тоже встречались. А как насчет мужчин?

— С мужчинами все не так просто: они крайне неразговорчивы. Есть у меня несколько случаев боязни действия…

— А что это такое?

— Это то, чего у тебя и быть не может. Понимаешь, мужчины, которые боятся, что их партнерши станут смеяться над ними в постели.

— А, вот оно что.

— Есть еще парочка типов, которые любят хамить своим женам и подружкам. Еще двое хотят сменить пол…

— Неужели это возможно? — На лице Юлиана отразилось удивление.

— Да, конечно. — Грейс взмахнула рукой. — Приходится только удивляться, до каких высот дошла современная медицина.

Машина свернула к дому, но Юлиан не произнес больше ни слова, так что Грейс уже хотела включить радио. И тут он неожиданно заговорил:

— А почему ты помогаешь этим людям?

— Не знаю, — чуть растерянно сказала Грейс. — Наверное, это как-то связано с моим детством, когда я чувствовала себя совсем беззащитной. Мой папа был профессором истории, мама домохозяйкой. Родители любили меня, но я не умела общаться с другими детьми.

— Твоя мать была главной в доме?

Грейс рассмеялась:

— Нет, она просто сидела дома и выполняла женскую работу. На самом деле родители никогда не относились ко мне как к ребенку, так что когда я попадала в общество других детей, то не знала, как себя вести и что говорить. Мне становилось так страшно, что я начинала дрожать. В итоге папа отвел меня к психологу, и через какое-то время я пошла на поправку.

— Но не с мужчинами?

— Ну, это уже совсем другая история. — Грейс вздохнула. — Я была неуклюжим подростком, мальчишки в школе подходили ко мне только с одной целью — чтобы поиздеваться.

— Поиздеваться? Почему?

Грейс равнодушно пожала плечами. По крайней мере, теперь старые воспоминания не бередили ей душу и она уже давно успокоилась на этот счет.

— Потому что сиськи у меня не торчали в отличие от ушей. А еще у меня были веснушки.

— Что такое «сиськи»?

— Грудь. — Грейс тут же почувствовала его долгий томный взгляд на своей груди. Юлиан смотрел на нее так, словно она вообще была без одежды.

— У тебя вполне милая грудь.

— Ну спасибо. — Этот сомнительный комплимент, как ни странно, заставил сильнее биться ее сердце. — А что у тебя?

— У меня грудей нет.

Грейс расхохоталась:

— Я не это имела в виду, и ты это прекрасно знаешь. Каким ты был в детстве?

— Я уже говорил тебе.

Она бросила на него недовольный взгляд:

— Я серьезно.

— Ну, я дрался, ел, пил, занимался сексом и принимал ванны. Обычно все происходило именно в такой последовательности.

— Надеюсь, мы по-прежнему придерживаемся договоренности насчет интимных отношений?

Вместо ответа Юлиан с сомнением хмыкнул.

— Ладно, расскажи мне лучше, как ты первый раз пошел в бой. Что ты тогда чувствовал?

— Ровным счетом ничего.

— И ты даже не боялся?

— Чего?

— Ну, смерти, увечий…

— Нет.

Искренность и простота этого признания поразили ее.

— Но разве можно не бояться?

— Зачем бояться смерти, когда нет причин, чтобы жить?

Ошеломленная его словами, Грейс заставила себя переключить внимание на дорогу и заехать на стоянку перед домом. Решив отложить до лучших времен такую непростую, как выяснилось, беседу, она вышла из машины, открыла багажник и передала Юлиану извлеченные оттуда пакеты.

Когда они поднялись наверх, Грейс выдвинула верхний ящик комода и достала оттуда двое джинсов, затем расчистила место на полке.

— Итак. — Она засунула пустые пакеты в мусорную корзину рядом с чуланом. — Сегодня вечер пятницы. Чем бы нам заняться? Может, проведем тихий вечер дома или отправимся прогуляться по городу?

Юлиан прошелся горячим взглядом по ее телу, и Грейс бросило в жар.

— Ты знаешь ответ.

— Итак, один голос за то, чтобы поваляться в постели с докторшей, и один голос против. Есть еще предложения?

— Ну, тогда тихий вечер дома.

— Ладно. — Грейс подошла к тумбочке, на которой стоял телефон. — Я проверю сообщения на автоответчике, а потом мы с тобой поужинаем.

Юлиан стал укладывать в комод свои вещи, как вдруг услышал встревоженный голос Грейс:

— А он не сказал, что ему нужно? — Зрачки Грейс слегка расширились, она крепко вцепилась побелевшими пальцами в трубку. — Зачем вы дали ему этот номер? Пациенты не должны звонить мне домой. Соедините меня, пожалуйста, со старшим смены.

Юлиан подошел к ней и встал рядом.

— Что-то случилось?

Грейс прижала палец к губам.

— Хорошо, — сказал она после длительной паузы. — Я сменю номер. Спасибо. — Она положила трубку, потом села и встревоженно сдвинула брови.

— Ну, что ты молчишь?

Грейс потерла шею и раздраженно фыркнула:

— В службе сервиса приняли на работу новую служащую, и она дала мой домашний номер одному из пациентов. Это нарушение инструкции. И вообще он не совсем мой пациент — я бы такого никогда не взялась лечить. Доктор Дженкинз не такая разборчивая, но она уехала на прошлой неделе по своим личным делам, а нам с Бет пришлось поделить ее пациентов. И все равно я не хотела брать этого парня, но Бет по пятницам не работает, а он приходит только по средам и пятницам, потому что эти дни предусматривает его программа по досрочному освобождению. Сопровождающий офицер заверил меня, что никаких проблем не будет, так как этот пациент не представляет ни для кого угрозы, и все же…

У Юлиана разболелась голова от обилия новой информации и той скорости, с которой Грейс ее сообщала.

— Так в чем, собственно, проблема?

— Мне страшно. — Руки Грейс внезапно задрожали. — Он преследовал людей до того, как его засадили в психиатрическую клинику.

— Что значит «преследовал людей» и что такое «психиатрическая клиника»?

После того как Грейс подробно объяснила Юлиану, о чем идет речь, он заметно напрягся.

— Неужели вы позволяете таким людям находиться на свободе?

— Ну, мы помогаем им.

Юлиан был ошеломлен. Что это за мир такой, если люди в нем отказываются защищать своих женщин и детей от подобных типов?

— Там, откуда я родом, мы не подпускали таких даже близко. И уж совершенно точно мы не позволяли им свободно бродить по улицам.

— Что ж, добро пожаловать в двадцать первый век. — Грейс беспомощно развела руками, давая понять, что изменить что-либо не в ее власти. — Здесь у нас все немного иначе.

Юлиан безнадежно вздохнул. Он никак не мог понять этих людей и то, как они живут.

— Еще одно подтверждение того, что мне здесь не место, — сказал он мрачно.

— Юлиан…

— Нет, подожди. Допустим, мы разрушим проклятие, и что хорошего мне это принесет? Что, по-твоему, я буду здесь делать? Я не умею читать на вашем языке, не умею водить ваши машины и не умею работать. Здесь слишком много того, чего я не понимаю.

Грейс покачала головой:

— Ты просто подавлен всем этим, но потихоньку, шаг за шагом, мы справимся. Я научу тебя читать и водить машину, а что до работы… Ты ведь многое умеешь делать.

— Например?

— Ну, не знаю. Что ты делал в Македонии, кроме того, что воевал?

— Я был командиром, Грейс. Все, что я умею, — это вести в бой древние армии. Это все.

Грейс осторожно прикоснулась к лицу Юлиана и заглянула в его глаза:

— Не смей сдаваться. Ты говорил, что не боялся идти в битву. Так чего же ты боишься сейчас?

— Не знаю, но отчего-то мне страшно.

Странно. Похоже, что-то случилось. Грейс задумалась и уже через мгновение поняла, что именно. Юлиан пустил ее внутрь, под скорлупу своей сущности. Еще не к самому сердцу, но она уже видела по его глазам, что теперь он уязвим и нуждается в поддержке.