Он опускает плечи, и в его поцелуе чувствуются страсть, капитуляция и сожаление. Все сразу.

У меня кружится голова, когда он дает нам столь необходимый воздух. Я теряюсь в его неспокойных глазах. Доминик раскрывает мне свою душу. В ней нет ни пустоты, ни расчетов, ни необходимости оттолкнуть меня. Есть только глубокое чувство печали, которое сбивает с толку.

Я протягиваю руку и провожу ладонью по его щетинистой щеке. Все во мне зудит от желания стереть этот подавленный взгляд.

— В чем дело, Дом? Можешь рассказать мне все.

— Никогда не выходи замуж за французского адвоката.

— Ну… хорошо? — уверена, что выгляжу такой же растерянной, как и говорю. — При чем здесь французский адвокат?

— Я серьезно. Ты же знаешь, что я достаточно безумен, чтобы убить этого ублюдка.

Я улыбаюсь.

— И снобистская жена тебе не нужна?

Он ухмыляется, и у меня в груди становится легче.

— Ты единственная женщина для меня, малышка.

Мое сердце готово отрастить крылья и взлететь, но Доминик останавливает его голодным поцелуем. Медленный и интимный, он выбивает дыхание из моих легких.

Тепло окутывает мое тело, когда Доминик притягивает меня к себе. Каким-то образом наша одежда оказывается на полу. Каким-то образом мы привязаны друг к другу.

Когда Доминик погружается в меня, то не входит с такой силой, как мы привыкли. На этот раз он не торопится, осыпая поцелуями мою шею, мой рот и все мое тело. Он не связывает и не удерживает меня. Он смакует и не отрывает взгляда, доводя меня до трепетного наслаждения. Интимность и обожание в его взгляде разрывают меня.

Буквально.

Образно.

Когда я выкрикиваю его имя, это похоже на то, как будто я на волоске от смерти.

Я люблю его. Больше нет смысла отрицать.

Я люблю своего социопата

Утром я слишком измучена и едва могу открыть глаза.

Прошлой ночью Доминик так крепко прижимал меня к себе, что было немного больно.

Сегодня утром его нет в комнате. Наверное, уже ушел на работу. Не могу поверить, что испортила время, проведенное с ним в его редкий выходной.

Я запихиваю ноги в шорты и натягиваю через голову майку. Принять душ было бы хорошей идеей, но я слишком сильно наслаждаюсь Домиником для этого.

Спотыкаясь, я иду на кухню, потирая глаза и нуждаясь в кофе, как в воздухе.

На столе уже стоит кофейник. Тосты и джем тоже. Я с трудом сдерживаю визг. Посмотрите, как меня избаловали. Я наливаю кофе в свою любимую кружку и делаю первый глоток. Голова болит меньше, и хаос постепенно исчезает.

Когда сон постепенно покидает мои глаза, я откусываю от тоста с джемом, мгновенно доедаю его и перехожу к следующему. Не знаю, почему всегда голодна в этот период.

Это глупо и нелепо, но я вижу наше совместное будущее. Я, он и та маленькая девочка из моих снов. С Домиником нелегко жить. Он нервный и ненормальный, но мне это в нем нравится. Он — все и даже больше, чем я ожидала от приключения.

Только теперь он может стать моим постоянным приключением.

Я бы никогда не бросила учебу ради него или кого-то еще — не то чтобы он этого хотел, — но уверена, мы сможем что-нибудь придумать. Я могу изучать европейское или международное право. У меня по-прежнему будут мои мечты и он.

Я улыбаюсь в свою кружку, пока все эти маленькие образы заполняют мою голову. Я уже витаю в облаках, когда у меня за спиной кто-то откашливается.

Он не пошел на работу! Может, мы все-таки повторим вчерашний день?

Широко ухмыляясь, я разворачиваюсь, готовая наброситься на него и…

Моя улыбка сходит на нет.

На пороге кухни стоит Доминик с чемоданом в руках. С моим чемоданом.

В нем нет той пустоты, которая была у него вчера, когда он был злобным монстром. Он также одет в свой рабочий костюм.

Ужас сжимает мою грудь, когда я осторожно ставлю кружку с кофе на стойку. Звон тяжело отдается в окружающей нас гробовой тишине.

— Мы отправляемся в путешествие? — шучу я. — О, это северная Англия? Я всегда хотела туда съездить. Может, и в Шотландию? Я была влюблена, просто глядя на брошюры, и…

— Ты едешь домой, Камилла.

Его спокойные слова пронзают, как тысяча ножей. Мои губы дрожат, и хаотичные, болезненные эмоции кружат мне голову.

— Почему?

— Я достаточно развлекся. — На его лице появляется улыбка, полная дерьма. — Пришло время покончить с этим.

— Иди на хуй, Дом. — На этот раз мои глаза наполняются слезами, и я едва могу их сдержать.

Не доставлю ему удовольствия увидеть, как плачу.

Я налетаю на него и выхватываю из его рук свой чемодан. На самом верху лежат мой паспорт и билет на самолет.

По моей щеке скатывается слеза, потом еще одна, еще и еще. Всхлип вырывается из горла, когда я вспоминаю прошлую ночь. Всю эту страсть, любовь и нежность. Он прощался. Я должна была догадаться об этом, но была слишком захвачена своими глупыми чувствами, чтобы понять это.

Раз я проснулась в его постели прошлой ночью, значит, он уже планировал выгнать меня.

Я смотрю на него затуманенными глазами. В них есть намек на боль, но она так аккуратно спрятана под поверхностью, что не знаю, есть ли она на самом деле или мне все привиделось.

Когда он замечает, что я пытаюсь что-то выудить, то напрягается, а потом говорит насмешливым тоном:

— Ты плачешь? Ты, конечно, не поверила в эту сказку, Камилла.

— Ты не прекрасный принц, Дом. Ты чертов злодей.

— Тебе повезло, что ты выжила после этого злодея.

— Забавно, — я издаю невеселый смешок. — Мне всегда нравились злодеи.

На его лице появляется нечитаемое выражение. Кажется, он собирается что-то сказать, что-то сделать, но потом прячется за этой пустой маской.

Он не удерживает меня. Он не хочет этого.

Пузырь вокруг моего сердца лопается.

Я прохожу мимо него, чтобы не разрыдаться у него на глазах.

— Ты только что оттолкнул единственного человека, который любит тебя таким, какой ты есть. За то, что ты есть. Я желаю тебе умереть в одиночестве, Доминик.

И с этими словами я выхожу за дверь. У меня дрожат ноги, а слезы не перестают затуманивать зрение. Когда лифт закрывается, а Доминик не идет за мной, я отказываюсь от борьбы и разражаюсь слезами.

Мое приключение закончилось. Кончилось.

Кончено.

Я стою в кабине наверху, а мои партнеры — по обе стороны от меня. Стекло позволяет нам видеть, что находится внизу, но они нас не видят. Просто знают, что мы здесь.

Бог оставил их, но мы — их новые боги.

Сопливые дети выстраиваются в ряд, когда Неро и его охранники пинками заставляют их двигаться. Некоторые плачут. Некоторые просто терпят шлепки и идут дальше.

Те, кто терпит, интересуют больше всего. Что-то подсказывает мне, что они тоже выживут.

— Нулевая команда, — говорю я, не оборачиваясь к своим партнерам. Их здесь десять. Остальные акционеры обычно наблюдают из тени.

— Нулевая команда? — эхом отзывается доктор Слоан. Она будет входить в команду, которая будет наблюдать за испытанием «Омеги». Доминик говорит, что она нестабильна, и он не спал, пытаясь ее улучшить, но его мнение не имеет значения. Когда я скажу, что пора испытывать, тогда и будет.

— Это их название, — я улыбаюсь, поворачиваясь лицом к своим партнерам. Мужчины и женщины. Англичане, американцы, русские, итальянцы и выходцы с Ближнего Востока. Все они в моих партнерах. Я за разнообразие, лишь бы у них были деньги, необходимые мне для создания армии.

В конце концов, мои ассасины будут убивать их политических противников или тех, кого они хотят устранить.

Я обращаюсь к Доминику, который стоит в углу с торжественным выражением лица. У него был такой стервозный вид с тех пор, как он отправил французскую куклу обратно в ее страну месяц назад или около того. Но он знает, что лучше не перечить мне. Я всегда могу найти ее и убить. Никто не скроется от меня на этой земле.