Я вырываюсь из его объятий.

— Это все равно не имеет значения.

Может быть, это хорошо, что мы остановились. Я чувствую, что вступаю на скользкую дорожку. У меня сильное предчувствие, что если я отдамся на волю его загадочных методов, то, скорее всего, никогда не найду выхода.

Когда я не смогла уснуть, то всю ночь перечитывала о социопатах, чтобы напомнить себе, как легко попасть в их хорошо продуманную паутину.

— Это имеет значение, — он шипит, и несколько завсегдатаев бросают в нашу сторону любопытные взгляды.

Я неловко улыбаюсь им, а потом хмуро смотрю на него:

— Уходи. Ты привлекаешь внимание.

— Нет.

— Доминик. Просто уйди.

— Я уйду при одном условии. — Он предлагает мне эту дьявольскую ухмылку, полную ерунды. — Встретимся вечером.

— Нет. — Это прозвучало слабее, чем я хотела.

— Почему нет? — он продолжает ухмыляться в приводящей в ярость, восхитительной, манере. У него крошечная ямочка на правой щеке. Конечно, у дьявола тоже есть ямочка.

— Ты трусиха, Камилла?

Он дразнит меня. Я знаю, что да. Но это не значит, что я не поддаюсь. Мне нужно изучить, как отказать ему, когда все, чего я хочу, — это принести себя в жертву на его алтаре.

— В чем дело? — он наклоняется так близко, что я вдыхаю его кружащий голову аромат. — Ты боишься искушения?

— Прекрати.

— Прекрати ты, — этот его убеждающий тон. Свойственный социопатам. Почему, черт возьми, это так похоже на правду? — Я понимаю тебя, Камилла. Я чувствую в тебе эту тьму. Она есть и во мне. Позволь мне вытащить тебя наружу. Хватит прятаться и играть по общественным стандартам.

— А ты не играешь по общественным стандартам?

— Только ради моей цели. Но это, — он показывает на пространство между нами, — реальное. Ты чувствуешь это. Я чувствую. Перестань, блядь, бороться с этим.

В конце звучит нотка раздражения, и это меня бесит.

— Я не могу.

— Можешь. Просто ты слишком боишься сделать шаг вперед.

— Я не боюсь. Уходи, — я кладу руку на его бицепс и толкаю его, но он может быть и стальным. Я стараюсь не представлять его обнаженным. Это так трудно, учитывая, что я фантазировала об этом всю ночь и утро.

— Нет, пока ты не согласишься встретиться со мной сегодня вечером.

— Ты не принимаешь отказов, не так ли?

— Нет, когда уверен, что смогу тебя переубедить, — его палец тянется к моей нижней губе, и я отстраняюсь. Самир уволит меня за это.

— Прекрати, — шиплю я. — У меня сегодня смена.

— Возьми выходной, — произносит он с такой непринужденностью, словно мир управляется одним щелчком его пальцев.

— У нас мало сотрудников. Я не могу. — И я серьезно. Нэнси взяла выходной, и со мной здесь только Уильям — еще один сотрудник на полставки — и бариста. Я бы не стала бросать Самира во время загруженной ночи после всего, что он и его семья сделали для меня.

Доминик немного помолчал, словно прикидывая варианты.

— Тогда встретимся после.

Это будет около десяти тридцати. Поздно. Как и провести с ним ночь, поздно. На этот раз я не смогу воспользоваться оправданием в виде смены, чтобы сбежать. При этой мысли у меня запульсировало между бедер.

Стоп, гормоны, успокойтесь.

— Я подумаю об этом, — бесстрастно говорю я.

Темно-карие глаза Доминика буравят меня. Под фартуком на мне простое летнее платье без бретелек, но я не думаю, что он может увидеть его. Он как будто пытается представить меня голой.

— Ты не будешь об этом думать. Ты придешь, Кам.

Я сглатываю, воспринимая слово «придешь» в совершенно другом контексте (прим. — имеется ввиду игра слов «come» «приходить» или «кончать»). Проклятый Доминик. Почему из его уст и с этим грешным британским акцентом все звучит непристойно?

Он лезет в пиджак и достает черную карточку. На ней нет ничего, кроме адреса, выгравированного элегантным золотым шрифтом.

— Встретимся здесь.

— Где это?

Он подмигивает:

— Ты узнаешь, когда приедешь.

Ублюдок. Он снова приманивает меня. Неужели уже догадался, что любопытство — моя слабость? Так и хочется препарировать его вблизи и узнать, что скрывается за маской, которую он всегда носит.

Он протягивает руку под стойку и сжимает мою все еще болящую задницу. Я задыхаюсь и глушу звук тыльной стороной ладони. Мой взгляд блуждает по сторонам, ища, не заметил ли кто.

— Не опаздывай, иначе я тебя накажу, — его дыхание обдувает мое ухо. — Ты же знаешь, я люблю наказывать тебя, малышка.

Доминик снова подмигивает, прежде чем выйти за дверь с полной и абсолютной уверенностью.

Я осталась сидеть на своем месте с разгоряченными щеками, больной попой и пульсирующей болью между ног.

Вот это приключение для моей задницы. Это как броситься в эпицентр урагана.

Выхода нет.

Я и не хочу выхода.

— Что хотел Доминик?

Я вздрагиваю от голоса Самира. Мне требуется секунда, чтобы спрятать карточку в карман фартука и повернуться лицом к боссу. Очень надеюсь, что он не видел, как Доминик ущипнул меня за задницу.

— Э-э… ничего. Просто спросил кое о чем.

— О чем? — Самир нахмурился, скрестив руки. — Он никогда не приходит по выходным.

Точно. Не приходит. Значит ли это, что он приехал сюда только ради меня?

— Может, ему было по пути? — я притворяюсь невеждой.

— Будь осторожнее с этим, малая.

Ближневосточные черты лица Самира кривятся от беспокойства, и это вызывает ужас в глубине моего желудка. Самир может вести себя как крутой босс, но он всегда был беззаботным человеком. Впервые я вижу его таким обеспокоенным.

— Что ты имеешь в виду?

Он глубоко вздохнул, распрямляя руки.

— Я знаю Доминика с его двадцати с небольшим лет. Он не плохой человек. Он просто неправильно устроен.

Как в случае с социопатом, неправильно. Я не думаю, что Доминик из тех, кто активно причиняет боль другим, но я также не сомневаюсь, что он будет наступать на людей, чтобы получить то, что хочет.

— Он пропускал занятия и работал как маньяк ради своей научной карьеры, — Самир звучит задумчиво.

— Он пропускал занятия? — почему Нэнси никогда не упоминала об этом?

Самир постукивает пальцами по голове.

— Доминик — гений. Он перескочил больше четырех классов. Не каждый может стать исследователем в тридцать лет.

Bah alors (с фр. Ну что ж).

Я знала, что он умный, но это чертовски умно. Неудивительно, что он чувствует себя не в своей тарелке среди своих друзей. Он моложе их.

— Люди, с которыми он общается, — зло. — Самир постукивает рукой по сердцу. — Я чувствую это. Вот. Я смотрю в их глаза и вижу Сатану. Astaghfir Allah (прим. Не приведи Боже).

— Его друзья не кажутся мне слишком злыми? — я в замешательстве. Да, они немного поверхностны, как все богатые снобы, я полагаю, но не настолько.

— Нет, не эти, — Самир делает петлю рукой. — Другие. Он не приводит их сюда. Я видел его с ними в дорогих ресторанах.

Другие?

В какую группу попал Доминик?

— Держись подальше, маленькая засранка. — Глаза Самира излучают родительскую ласку. — Это мир больше, чем мы с тобой. Ты же не хочешь навредить своим родителям?

— Не беспокойся об этом, Сэм! — я встаю и касаюсь его плеча. — Со мной все будет в полном порядке.

Я отправляюсь в кладовую, внезапно набравшись сил даже на скучную работу. Достаю карточку из фартука и широко улыбаюсь. Мое любопытство к Доминику все время возрастает до угрожающего уровня. Оно превратилось в голодное животное, а Доминик сует ему в руки огромный стейк.

Пришло время действовать.

Глава 12

Кто-то мудрый однажды сказал: «Лучше, чтобы тебя боялись, чем любили».

Если Доминик понимает только страх, значит, страх и будет.

Будет так забавно наблюдать за тем, как он падает на колени. И все из-за девушки, которая не смогла остаться в стороне.