— Тогда оставайся здесь со мной, — он даже не замешкался.

— Что? Нет. Я не могу.

— Почему?

— Потому что у меня есть квартира рядом с моим боссом.

— Думаю, мы должны согласиться, что моя квартира более удобна, чем чердачная комната твоего босса.

— Подожди. Откуда ты это знаешь?

— Неважно, — Доминик прижимается губами к моим. Это быстро и нежно, но заставляет мой разум и сердце работать в ускоренном режиме.

— Останься, — шепчет он мне в губы. Когда я ничего не говорю, он продолжает: — Мое предложение похитить тебя остается в силе.

— Ты не можешь просто шантажировать людей.

Он ухмыляется.

— Конечно могу.

— Что я получу, если останусь? — я использую властный тон.

— Лучшее место?

Я качаю головой.

— Я готовлю вкусный завтрак.

— Заманчиво. — Поскольку я ни черта не умею готовить. Но ему не нужно это знать.

Он наклоняется и кусает мочку моего уха. Я вздрагиваю и подавляю стон. Его горячее дыхание на моей коже посылает по мне шлейф удовольствия.

— Я буду трахать тебя до потери сознания каждый день, пока ты не станешь зависимой. Я буду заполнять эту тугую киску и есть ее до тех пор, пока она не будет помнить только мой язык, мои пальцы и мой член. Я буду опустошать тебя до тех пор, пока ты не станешь умолять меня остановиться. И даже тогда, — его голос понизился до дрожи, — я не остановлюсь.

Oh. Dieu (с фр. О. Боже).

Его пошлые разговоры возбуждают меня до предела.

Я хочу этого.

Когда он отстраняется, я уверена, что он видит, как краснеют мои щеки.

— Это низко, — бормочу я.

Он поднимает плечо.

— Если это даст мне то, чего я хочу…

— Я не соглашалась остаться.

Он притягивает меня к себе за талию.

— Тогда позволь убедить тебя. Уверен, я смогу придумать пару аргументов.

Одной рукой сжимая кружку, я кладу другую ему на плечо. Не уверена, хочу ли притянуть его к себе или оттолкнуть.

Кого я обманываю? Мне было ужасно любопытно узнать о нем еще до того, как он заговорил со мной. А теперь, когда мое любопытство распробовало, насколько силен Доминик, я ни за что не упущу возможность изучить его вблизи и лично.

Это то самое приключение, ради которого я сюда приехала. Остается надеяться, что в процессе я не потеряю себя полностью.

— Останься, Камилла.

— Ты не спросишь, есть ли у меня кто-то во Франции?

Он сужает глаза.

— Есть?

— А что, если есть?

— Я тебя не отдам. Он был достаточным идиотом, чтобы отпустить тебя. — Доминик делает паузу. — Хм. Я не знаю, хочу ли поблагодарить этого ублюдка или убить его. На самом деле, я поблагодарю его, а потом убью на хрен. — Его суровый взгляд падает на меня. — У тебя кто-то есть?

Я сдерживаю ухмылку.

— Нет. И если мы делаем это… — я останавливаюсь, прежде чем сказать «что бы это ни было»: — Тогда тебе тоже лучше никого не иметь.

— Так ты останешься?

— Я посмотрю, сдержишь ли ты свои обещания.

Его беззаботная ухмылка пускает стрелу прямо мне в грудь. Вот оно. Я уверена, что он использует какую-то черную магию.

— О. Я сдержу. Но ты должна перестать падать в обморок на меня. — Он убирает непокорную прядь с моего лба. — Твой пульс и жизненные показатели были в порядке. Ты обычно теряешь сознание после оргазма?

Я прикусываю нижнюю губу и качаю головой.

— Думаю, это потому, что все было так сильно и интенсивно.

«Я никогда в жизни не испытывала такого сильного наслаждения». Последнюю мысль я оставляю при себе, поскольку эго Доминика и так слишком велико.

— В таком случае мне лучше начать убеждать, — он опускает голову, губы нависают над моими, но он не целует меня.

Дразнит.

— Чтобы убедить меня, нужно многое.

— Убеждать — мое мастерство. — Он взваливает меня себе на плечи. Я вскрикиваю, а потом срываюсь на хихиканье, когда он несет меня в спальню.

На какое-то мгновение мы с Домиником были счастливы.

Проходит неделя или около того, и я как в тумане.

Иногда я звоню маме, чтобы она сказала мне, что я действительно сбежала, и она может простить меня, а может и не простить, после возвращения.

Я улыбаюсь покупателю, автоматически киваю и направляюсь в кладовую. Я часто бываю рассеянной на работе. Лучше заботиться о запасах, чем о посетителях.

Оказавшись в небольшом складском помещении, я достаю счет и перепроверяю доставленные товары.

Я кусаю конец ручки, но вместо того, чтобы увидеть полки, заставленные коробками с кофе, переношусь в прошлую ночь, когда Доминик взял меня на кухонной стойке. Это было жестко, грубо и неконтролируемо. Мои бедра в синяках, и мне очень больно, удивлена, что снова не потеряла сознание.

Думаю, я начинаю привыкать к уровню интенсивности Доминика и его невозможной выносливости. Поначалу было тяжело. Я всегда так уставала и хотела спать после каждого умопомрачительного оргазма. Но он приучает мое тело к своему безумию.

А это и есть безумие.

Он был простым любопытством, которое переросло в одержимость, а теперь это сокрушительное приключение. Я просто не могу насытиться им и тем, как работает его мозг.

Каждый раз, засыпая в его объятиях, я не могу отделаться от мысли, что все это выходит за рамки секса и физической связи. Мне нравится не только то, как он овладевает моим телом, но и то, как прижимает меня к себе и зарывается головой в мою макушку.

Это заставляет меня чувствовать то, что я не должна чувствовать.

Когда я на работе, то только и делаю, что считаю часы, чтобы вернуться в квартиру.

Я поднимаю несколько коробок и расставляю их по соответствующим полкам.

Хотя даже если вернусь раньше, его там не будет. Доминик — серьезный, неутомимый трудоголик. Не то чтобы это было неожиданно для гения его уровня.

Мне нравится, когда мы сидим за завтраком или поздним ужином — он делает меня толстой от них — и рассказывает мне о последних изобретениях или новинках в области медицины. Однако он не говорит о своих реальных исследованиях. Это, похоже, является своего рода высшим секретом.

Он также слушает, как я часами рассказываю о своей студенческой жизни. В отличие от многих, Доминик не слушает только для того, чтобы показаться вежливым. Во-первых, ему плевать на вежливость. Это всего лишь маска, которую он надевает при других, но никогда — передо мной. А я люблю его высокомерие и контроль больше, чем напускную вежливость.

Когда я рассказываю о своей жизни и учебе, он пристально наблюдает за мной с ноткой восхищения в темных глазах.

Я рассказала ему о своих родителях. О своей североафриканской части семьи. О нашем маленьком городке. О нашем доме, похожем на особняк, который папа построил в глуши. Временами у меня возникает желание затащить Доминика к себе домой. Хочу, чтобы он увидел, где я выросла.

Когда я в мимолетном разговоре упомянула Пьера, Доминик пришел в ярость и трахнул меня грубее, чем обычно. Он ни капли не сдерживался. Это было слишком восхитительно. Думаю, можно снова упомянуть Пьера. Он не сравнится с Домиником, но я могу использовать свои неудачные отношения с ним, чтобы получить безжалостный, умопомрачительный секс.

Честно говоря, не понимаю, почему он такой собственник и, смею сказать, ревнивец? У него были все его безымянные женщины. Когда я возразила, Доминик сказал, что они были только такими. Безымянными. Но у меня были отношения с Пьером. Он произносил слово «отношения» с таким презрением и постоянно называл его «ребенком». Надо отдать должное Доминику, он может опустить любого, кто ему не нравится.

Доктор Джонсон — идеальный человек, чтобы похвастаться перед любым бывшим. Он обаятельный, привлекательный и так хорошо сложен внешне. Под ним скрывается версия, которую я хочу держать при себе.

Но потом я вспоминаю, что это всего лишь приключение. Однажды вся эта дымка тоже рассеется.