Мое сердце подпрыгивает от волнения, но мне удается скопировать его веселый тон.

— Ты не просто хороший спортсмен, ты просто ангел.

— Да?

— Да. У тебя даже самый яркий нимб во всей Англии. Можешь поверить, я не видела его с тех пор, как была во Франции.

— Я рад, что показал тебе дорогу. Кто знает, что бы случилось, если бы ты не нашла меня?

Я потягиваю кофе, дразнящее настроение улетучивается. Да, кто знает, что бы случилось? Провела бы здесь несколько недель, удовлетворила свою ботаническую англофильскую сторону, а потом вернулась бы во Францию. К этому моменту я бы уже покаялась перед родителями и пила бы свой кофе на вершине холма, уткнувшись носом в книгу.

Сейчас все это кажется невозможным.

Я так запуталась в паутине Доминика, что выбраться будет невозможно.

Он стучит по столу перед моей кружкой.

— Где теперь твои мысли?

— Не очень приятное место, — признаю я.

Я жду, что он надавит и заставит признаться во всех этих спутанных чувствах и мыслях — даже не уверена, что сама их понимаю, — но он молчит. Возможно, тоже не хочет этого слышать. Возможно, ему слишком комфортно в той непринужденной обстановке, в которой мы живем.

Раньше я тоже думала, что мне комфортно.

Теперь уже нет.

Я хочу от него большего и не представляю, как этого добиться.

Выражение лица Доминика невозможно прочесть, когда он указывает на мой недоеденный сэндвич.

— Ты закончила?

— Да. — Я бросаю сэндвич, потеряв всякий аппетит. — Почему?

Он отталкивается от стула и двумя длинными шагами добирается до меня. Одна его рука обхватывает меня за спину, а другая просовывается под ноги. Он поднимает меня на руки с бесконечной легкостью. Я вскрикиваю и задыхаюсь, когда его жадный рот находит мой. Его язык проникает внутрь, и я стону.

Я обхватываю его шею. Мои пальцы впиваются в его волосы, когда я отвечаю на его страсть своей ненасытностью.

Когда Доминик отстраняется, я задыхаюсь. Я так рада, что он держит меня. Мои ноги не выдержали бы.

— Вот почему. — Его темные, сверкающие глаза рассекают мою душу и выставляют ее на всеобщее обозрение с большой надписью: «Под чарами Доминика».

Мне уже все равно.

Он покусывает мочку моего уха, посылая искры удовольствия между моих бедер. Его легкая встрепанность обостряет мое внимание к нему.

В последний раз он сжимает мою щеку и встречается со мной взглядом.

— Я заслуживаю этого за то, что каждый день готовлю тебе завтрак.

— Уверена, мы сможем придумать что-то еще. — Я задыхаюсь, глядя на его губы. — Ведь ты такой великолепный шеф-повар.

Его рот нависает над моим, и прохладное дыхание щекочет мои губы. Он в доли секунды отстраняется от поцелуя, но продолжает чертовски дразнить.

— Чем бы ты меня наградила?

— Все, что захочешь, — пролепетала я, глядя на его губы.

Он наклоняется еще ближе, и я вдыхаю только его кружащий голову аромат, но он все еще не целует меня, черт возьми.

— Что угодно?

Моя голова качается вверх-вниз. Видимо, я больше не в состоянии произносить слова.

Он хмыкает, собираясь что-то сказать, но я прерываю его.

— Oh, la ferme, Dom (с фр. Ох, заткнись, Дом). — Я прижимаюсь губами к его губам. Вскоре мое желание встречается с неконтролируемым желанием Доминика.

Его язык проникает внутрь, и дыхание вырывается из моих легких. У меня поджимаются пальцы на ногах, и меня пронзают волны желания.

Страшно представить, как сильно оживает мое тело в его объятиях. Если я уйду, то не думаю, что смогу пережить эту ломку.

Все еще целуя меня до потери сознания, Доминик несколькими длинными шагами несет меня в спальню. Как только я оказываюсь на кровати, он забирается на меня и с безумной настойчивостью целует, спускаясь по челюсти к мочкам ушей и ключицам. Он сосет и покусывает, сводя с ума.

Мои соски напрягаются и выпирают. Несмотря на то что полотенце мягкое, они почти болят от такого напряжения.

Его пальцы нащупывают край полотенца, и он произносит:

— Давай избавимся от этой отвлекающей штуки.

— Отвлекающей? — с трудом выдавливаю я.

— Я даже не смог нормально позавтракать из-за этого.

Прежде чем я успеваю вникнуть в смысл сказанного, Доминик разрывает полотенце, и я оказываюсь перед ним совершенно голой.

Свирепый голод появляется в его карих глазах, когда обшаривают каждый сантиметр кожи. Мое тело оживает, а внутренняя поверхность бедер пульсирует. Я такая мокрая, что, кажется, он это видит.

Он всегда так на меня действовал. И не только физически. Он постоянно стимулирует мой разум, сердце и тело. С ним не бывает скучных моментов.

Доминик использует полотенце, чтобы примотать мои запястья в изголовье к столбику кровати. Я полностью в его власти. Он раздвигает мои бедра и устраивается между ними.

— Ты чертовски красива, Кам.

От глубокой искренности на его лице в сочетании с моими собственными эмоциями я погибаю. Я склоняю голову, чтобы поймать его губы. Кручу бедрами, чтобы он тоже почувствовал мое желание. Раздается шорох одежды, когда он возится со своими боксерами, а затем его эрекция дразнит мой вход.

— Я хочу отшлепать тебя по заднице, но мне чертовски нужно быть внутри тебя, малышка.

Он входит в меня одним восхитительным, глубоким рывком. Я кричу ему в рот и держусь за столбик кровати.

Поскольку я уже готова, Доминик не дает времени на адаптацию. Он находит свой ритм в один миг. Он вбивается в меня так грубо и жестоко, как нам обоим нравится. Как оба жаждем этого. Матрас и наши тела смещаются от интенсивности каждого толчка.

Это дико, необузданно и так неконтролируемо. И я так близка к краю. Это безумие, насколько он соответствует моим безумным сексуальным предпочтениям, которые открыла для себя только с ним.

Он выходит из меня, почти полностью, а затем снова входит. За моими веками вспыхивают звезды. Голова запрокидывается назад в беззвучном крике. Я издаю беспомощные звуки, похожие на стоны и хныканье, но более насыщенные.

— Тебе это нравится, Кам? — он ворчит.

Я судорожно киваю. Я так, так близко.

Он обхватывает рукой мое горло и снова вонзается. На этот раз я рассыпаюсь вокруг него. Дрожь проходит по моему телу, когда я разрываюсь на части. Доминик делает еще несколько толчков, прежде чем разразиться проклятиями. Мышцы его спины напрягаются. Он рычит, когда тепло заполняет мои внутренности.

Мы лежим так, а он все еще глубоко во мне. Наше тяжелое дыхание — единственный звук в комнате.

Доминик снимает с меня путы и гладит запястья с внутренней стороны, хотя полотенце мягкое.

Я чувствую себя такой довольной и в дурацком дофаминовом ореоле. Может быть, именно поэтому говорю:

— Кажется, я в тебя влюбляюсь.

И тут я паникую. В мой мозг, которым Доминик тщательно манипулирует, возвращается здравый смысл. Я собираюсь опровергнуть свои слова. Стану защищаться. Скажу, что это все из-за сексуальных чар.

У меня нет шанса.

Доминик переворачивает нас так, что он оказывается на спине, а я — сверху. Он с жаром говорит мне на ухо:

— Не возвращайся во Францию. Останься со мной.

— Устроить ему засаду. Сейчас.

Доминику пора подчиниться.

Верный своему слову, Доминик возит меня по всему Лондону.

Мы гуляем в Гайд-парке и даже едим мороженое — или я ем. Доминик просто наблюдает за этим, качая головой, как самый настоящий террорист мороженого. Кто ненавидит мороженое?

Доминик, очевидно, придурок.

Мы все время гуляем и разговариваем, как обычная пара. Он даже обнимает меня за талию все это время. Нет нужды говорить, что таю больше, чем рожок мороженого в жару в Англии.