Я надеялся, что Идун понимает тяжесть жертвы, которую я только что принес ей. И я надеялся, что она намерена сдержать свое слово. Потому что ее обещание было единственным, что поддерживало меня в тот момент, и если она не выполнит свою часть нашей сделки, то и я могу просто нарушить свою клятву богу.

Я

оставалась в своей комнате весь день, откланявшись, как только Майлз привез меня обратно в замок. По дороге он вернулся к своему приятному тону, но я не успела сказать ему и слова, как поняла, что он не собирается больше рассказывать мне о метке или о том, что произойдет после церемонии выбора. Мне не нравилось, как они с Уорреном продолжали обмениваться взглядами, шепча слова, которые я не могла разобрать. Это было плохо. Действительно чертовски плохо.

Я прижала колени к груди, думая о Кошмаре, который теперь был спрятан под подушкой позади меня. Если бы Майлз нашел его, был бы он так снисходителен ко мне? Если бы он предположил, что я планировала убить его этим клинком, была бы я сейчас во власти четырех членов королевской семьи, разорванная на куски их яростью?

Я подумывала показать Эрику свою метку и надеяться, что он проявит благоразумие, но мне не нравились мои шансы. И если бы меня убили, папа был бы опять заключен до конца своих дней в «Банке Крови».

Борясь с собой, я потянулась к Кошмару и обхватила рукоять. Мне было интересно, сможет ли он направить меня в каком-то определенном направлении. Как ни безумно это было, но в глубине души я чувствовала, что могу доверять суждениям клинка.

Имей веру, Дитя Луны.

— Веру во что? — Прошептала я, чувствуя себя глупо в тот момент, когда открыто ответила на этот вопрос.

Доверяй своему сердцу.

Я предположила, что это был лучший ответ, который я могла получить, и вздохнула, принимая решение.

Я снова спрятала Кошмар и стала ждать, когда Эрик придет в мою комнату, как он обычно делал, но часы шли, а он так и не пришел. Когда наступил вечер, я решила сама разыскать его и обратиться к нему с просьбой, которой, как я надеялась, будет достаточно, чтобы защитить папу.

Выбравшись в коридор, я поспешила по нему в поисках красной двери в его комнату. Вскоре я нашла ее и подняла руку, готовясь постучать и стараясь правильно подобрать слова.

— Впечатляет, бунтарка, почти целую минуту не стучала. Я должен быть польщен?

Я в тревоге обернулась и увидела Эрика, стоящего в коридоре, такого же молчаливого, как всегда, одетого в темно-синий костюм с королевским гербом на нагрудном кармане.

Я опустила руку, и во рту у меня пересохло. Какое бы выражение ни было на моем лице, его веселье внезапно сменилось озабоченностью.

— Что происходит?

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала я.

— Ну, ты можешь сделать это на вечеринке? Мы все собираемся куда-нибудь пойти. Все ждут внизу, я полагал, Майлз сказал тебе.

— Что? Нет, я не могу. Мне действительно нужно тебе кое-что сказать.

Он остановился в полуметре от меня, нахмурив брови. — Продолжай.

— Мой отец свободен? — Спросила я с надеждой.

Он сложил руки на груди. — Пока нет. Вульф заверил меня, что завтра его освободят.

— Я передумала, — внезапно сказала я. — Я хочу, чтобы ты отпустил его. Как только он освободится, выпусти его за пределы Сферы.

Возможно, так я смогу сохранить свой секрет и дать отцу шанс на свободу.

— Это большая просьба, — прорычал он.

— Пожалуйста, — выдохнула я. — Не привози его сюда, ему это не понравится. Я просто хочу, чтобы он был свободен, там, где он всегда хотел быть. — И, может быть, он найдет Келли, и они вместе ускользнут от вампиров.

Он покачал головой. — Бунтарка, все не так просто. Есть законы, которым я должен следовать. Мы не можем просто освобождать людей.

Я потянулась к нему, крепко сжимая его руку. — Пожалуйста, — умоляла я, отчаяние захлестывало меня.

Он подошел ближе. — Твое сердце бешено колотится. Сделай вдох.

— Не говори мне — сделать вдох, — прорычала я, толкая его в грудь, когда гнев пронзил меня. — На что еще я должна пойти, чтобы заставить тебя сделать для меня это?

Он уставился на меня сверху вниз, от него исходила зловещая аура. — Ты просишь меня пойти против моих братьев и сестры, нарушить наши собственные законы.

Мои плечи опустились, когда я поняла, что он этого не сделает.

— Цена такого поступка действительно будет высока, — мрачно сказал он, и я взглянула на него, когда во мне снова загорелась надежда.

— Все, что угодно, — выдохнула я. — Все, что ты захочешь.

Мой желудок скрутило узлом, пока я ждала, что он обратится ко мне с просьбой, что топор обрушится на мою шею. Но любая жертва стоила того, чтобы увидеть моего отца свободным, знать, что он далеко от вампиров и у него есть шанс найти Келли и устроить совместную жизнь.

— Я подумаю о цене, — сказал он. — И если я смогу придумать что-то стоящее того, о чем ты меня просишь, тогда, когда твоего отца привезут сюда, я вывезу его ночью, инсценирую его побег и сам увезу в дикие места.

Острый комок встал у меня в горле, и я кивнула, вторгаясь в его личное пространство, движимая тем, что мне было от него нужно, скользнув рукой вверх по его руке и схватив его сзади за шею.

— Ты найдешь достаточно высокую цену, — приказала я. — Ты будешь думать об этом каждую свободную минуту в свои вечные часы.

— Монтана… — сказал он сухим голосом, его пальцы сжали мои бедра и притянули меня ближе.

— Скажи это, — прошипела я.

— Я сделаю это, — яростно сказал он, его пепельные глаза вспыхнули при этих словах. — Но пойми, любая цена, которую я могу предложить, скорее всего, будет стоить тебе всего. Ты готова рискнуть своей душой ради своего отца?

— Да, — сказала я, и эмоции окутали мой голос.

— Тогда я скоро обращусь к тебе с просьбой, — сказал он, собственнически притягивая меня ближе.

Я прижалась лбом к его груди, пытаясь заставить себя поверить, что эта сделка действительно защитит папу.

Я была так напугана. Боялась того, о чем он попросит меня, боялась этой метки и того, что она означала. Я боялась за свою собственную жизнь и за то, что случится, если я сделаю неправильный выбор на церемонии. Но больше всего я боялась за единственных людей, которые были мне дороги больше всего на свете. Келли и папа должны были быть в безопасности, это все, что имело значение.

Эрик провел большим пальцем по изгибам моего позвоночника, вызывая дрожь, пробежавшую по моему телу. Огонь проследовал по линии его прикосновения, и часть меня захотела придвинуться ближе, погрузиться в это чувство и позволить ему укротить дикие страхи моего сердца. Даже несмотря на то, что он был тем самым, кто разжигал их.

Я отстранилась, не уверенная в том, что только что произошло между нами, но мне показалось, что какая-то неземная сила потекла по нашим венам, связывая нас нерушимыми узами.

— Ты пойдешь со мной на вечеринку, — сказал он тем небрежно-грубым тоном, который он предпочитал.

— Я не хочу идти ни на какую вечеринку, — сказала я в отчаянии.

После этого дня все, чего я хотела, — это побыть одной.

— Я не могу прибыть без моей придворной, — прорычал он. — Это часть традиции. Там будет пресса, и если они сообщат, что я приехал без тебя, они сделают предположения о твоем отсутствии. Они скажут, что ты не участвуешь в ритуале, что ты не хочешь выбирать мужа на церемонии.

— Это были бы правильные предположения, — заметила я, но почувствовала, что мне придется согласиться с этим.

Эрик открыл рот, чтобы возразить, но из его комнаты донесся глубокий мужской голос, от которого у меня затряслись поджилки. — Золотой круг соединит две души…

Эрик напрягся от этого голоса, и я повернулась к двери, чувствуя, как странное и навязчивое присутствие окутывает меня.