Вторым дополнением стал номер с бильярдным кием. Лулу держала его над полом вертикально, сжав посредине. Желающим предлагалось подойти и, ухватившись за кий, опустить его вниз так, чтобы кончик коснулся пола. Дюжие парни подходили и поодиночке, и по несколько человек, но пересилить девочку им так и не удалось.

Гастролям Лулу по Алабаме, Флориде, Южной Каролине сопутствовал триумф, предприимчивые дельцы уже стали называть ее именем табак, сигары, мыло и прочий ширпотреб. Так же успешно начались выступления и в столице страны Вашингтоне. Там Лулу показала свои номера еще и двадцати ученым из Смитсоновского института и Военно-морской лаборатории. Среди них, кстати сказать, присутствовал и Александр Белл, недавно получивший патент на изобретенный им телефон.

Прежде всего, была проверена версия об электрической природе феномена. Лулу поместили на изолированную площадку со стеклянными опорами. Но сила действовала по-прежнему. Не было зарегистрировано и никаких физических усилий со стороны Лулу, ее мускулы не напрягались. После этого девочку попросили встать на весы и, находясь на них, исполнить номер со стулом, поставленным рядом с весами. Лулу заставила подняться в воздух стул с сидящим на нем 80-килограммовым джентльменом, при этом показания весов, на которых она стояла во время эксперимента, оставались неизменными. Проводя опыты, ученые предприняли тщательные меры против возможного обмана, хотя Лулу охотно сотрудничала с ними, подробно и искренне отвечала на все вопросы. Ничего не прояснил и химический анализ ее крови.

После Вашингтона был Нью-Йорк, где Лулу также имела уже становящийся привычным успех, затем последовали гастроли по всей территории США, а когда они близились к завершению и уже обсуждались планы поездки в Англию, а затем и по Европе, Лулу объявила о прекращении выступлений. Никакие увещевания не помогли.

О побудительных причинах отказа она сообщила лишь через много лет в автобиографии: «Меня все больше тяготило сознание того, что многие люди воспринимают проявляющуюся через меня силу как порождение темных начал или как ловкий мошеннический трюк. С ростом моей известности ширились и эти представления. И хотя я знала, что сила — это удивительное и непостижимое явление, я больше не хотела выглядеть в глазах людей ненормальной личностью или обманщицей».

С тех пор как представления Лулу Херст восхищали, шокировали и озадачивали публику, прошло более 130 лет. Наука проделала за это время огромный путь вперед. Но никто так и не дал ответа на вопрос: что же было основой номеров Лулу — искусство постановщиков и исполнительницы трюков (как у современного иллюзиониста Дэвида Копперфильда), массовый гипноз зрителей или действительно некая таинственная сила, природа которой по-прежнему остается непостижимой?

В местечке Борли (графство Эссекс, Англия) при местной церкви стоял дом приходского священника. Его построил принявший в 1863 году приход преподобный Генри Булл, после смерти которого должность духовного пастыря унаследовал его сын Гарри, очень интересовавшийся спиритизмом. С этого момента в доме и вокруг него стали происходить странные вещи, которые, по убеждению прихожан, были делом рук привидений. На первых порах они не показывались людям, проявляли себя только как полтергейст и не слишком безобразничали.

Но в начале 30-х годов XX века, через несколько лет после того как умер и Гарри Булл, а в доме поселился новый священник, преподобный Фойстер с женой Марианной, «шумные духи» вовсю распоясались.

Прихожане рассказывали, что в окнах дома нередко мелькали таинственные огни, на стенах непонятным образом возникали разные надписи, из дома подчас доносились дикие крики, а иногда из него во все стороны летели камни. Случалось, что мимо дома проезжала призрачная карета, запряженная такими же призрачными лошадьми. Появлялись призраки и в соседних домах (правда, значительно реже и вели они себя там не так активно). Говорили также, что время от времени в пустой церкви сам собой начинал играть орган и слышалось пение псалмов, а по церковному двору прогуливался призрак монахини.

Особенно безобразные выходки «шумных духов» случались в присутствии Марианны, и нередко они были направлены против нее. В перепуганную женщину летели разные предметы, мебель в ее комнате передвигалась сама собой, в буфете разбивалась посуда, одежда оказывалась выброшенной из шкафов на пол, а на стенах появлялись надписи с требованием молиться за усопших, чьи призраки хулиганили в доме.

В конце концов преподобный Фойстер обратился к известному лондонскому психиатру и экстрасенсу Гарри Прайсу с просьбой провести тщательное обследование дома. В свое время Прайс основал в Лондоне Национальную лабораторию психических проблем и был избран иностранным членом Американского общества психических исследований. Прайсу удалось восстановить драматический сюжет возникшей в XIV веке тайной любовной связи, в результате которой была убита монахиня. И случилось это на том самом участке земли, где пять столетий спустя построил свой дом преподобный Генри Булл. Впоследствии по результатам своих изысканий Прайс выпустил две книги.

Прожив в доме 6 лет, Фойстеры переехали. После этого чудес там поубавилось, но Прайс, арендовав загадочный дом, продолжил его обследование вместе с помощниками. Однако загадочные происшествия в доме вскоре почти совсем прекратились, а когда истек срок аренды, Прайс не стал ее продлевать и уехал в Лондон. Несколько лет дом простоял пустым, а в январе 1939 года в нем вспыхнул пожар, спаливший все дотла.

Не обошел полтергейст своим вниманием и Францию. 23 мая 1894 года адвокат Альфонс Риондель передал парижскому психиатру Августу Дарье, основательно изучавшему всякого рода мозговые аномалии, дневник, который вел полтора года. Врач, ознакомившись с содержимым пухлой тетради и не найдя ничего полезного для фундаментальной науки, переслал ее известному астроному Камилю Фламмариону, увлеченно работавшему над книгами о феномене призраков и привидений. Ученый, воспользовавшись несколькими отрывками из записок адвоката, отложил их до лучших времен.

Спустя век марсельское книгоиздательство «Око» опубликовало едва не канувшую в Лету рукопись полностью. В предисловии приведен примечательный пассаж: «Бодрствование и сон — две чрезвычайно важные составляющие бытия всякого человека. В экстремальных условиях бывает довольно трудно понять, когда мы спим, когда бодрствуем. Такие ситуации у психологов получили название снов наяву. Наверняка в семействе мэтра Рионделя не обошлось без подобных сонных заторможенных проявлений, когда с причудливой изощренностью действовал перевозбужденный мозг каждого. Отнюдь не шумный и настырный призрак действовал. Дарье напрасно отклонил благоприятный шанс послужить тогда еще не окрепшей психиатрии. Он, не помыслив о последствиях, таким образом распахнул двери для всевозможных «сверхъестественных» толкований».

Но так ли это, правы ли издатели? Судить можно, окунувшись в переполненные мистикой кошмарные ночи Альфонса Рионделя. Что мы и сделаем, очертив похожую на детектив канву далеких событий.

Начнем с точки отсчета — с печального дня, когда, собственно, был запущен мистический сценарий спектакля, где главным режиссером, судя по всему, выступил его величество полтергейст. Адвокат свидетельствует:

«Мой брат был намного моложе меня, а умер он накануне своего сорокалетия от малярии, которую привез из колоний, где служил инженером сети телеграфных станций. Думаю, что неустроенный быт, скитания, лишения столь рано свели его в могилу. Брат по натуре был раним и деликатен, опасался, что жалобы на недомогания могут встревожить мать, меня, сестру. И когда вечером 1 апреля было от него получено полное оптимизма письмо, в котором подчеркивалось, что здоровье его как никогда великолепно, мы с легким сердцем разошлись по комнатам. Увы!

За полночь я был разбужен каким-то жутким грохотом. Создавалось впечатление, будто некто катал по паркету тяжелые булыжники. Зажегши газовый светильник, я не обнаружил никого. На всякий случай заглянул под кровать. Пусто. Почему-то сделалось тревожно и страшно. Я, эмоционально непробиваемый человек, понял, что близок к помешательству. Казалось, что стены вот-вот обрушатся на меня, что воздух сгустился, непригоден для дыхания, налит серым свинцом.