– Невероятная! – подтверждаю, разглядывая бумажные сердечки, свисающие на ниточках с люстры. – Спасибо, Юль.

– Это тоже мне? – подхватываю со стола Валентинку.

– Это Максу, – бубнит с дивана сын.

– Тогда это мне?

– А это папе. Твоя вот…

Улыбка намертво прилипает к губам. Надеюсь, меня не слишком перекосило при упоминании Костика. Почему-то я вообще не могу о нем думать в контексте Веры и мелкой. Не могу даже спросить, как часто они видятся, и платит ли тот алименты. Я, конечно, понимаю, что из-за общей дочери Вере приходится с ним иногда встречаться, но мне сложно это принять. Ревную я страшно, хоть и не к кому там ревновать. В моем понимании это даже не мужик. Костик остается единственной темой, которую мы с Верой, не сговариваясь, обходим стороной. Мог бы, я бы их на пару с Юлькой к себе забрал.

– Спасибо, – искренне благодарю малышку. А эта лисица малая стреляет в меня глазками и щечку тянет для поцелуйчика. Нежность топит. Я немного оттаиваю, прихожу в себя. Звонко чмокаю сахарную щечку. И ловлю Верин переполненный такой же нежностью взгляд.

– Тебе тоже спасибо, – шепчет, когда мелкая уносится, будто бы смущенно ведя пальцами по красным лепесткам.

– Не стоит благодарности. Праздник же.

– Я не про цветы.

– А про что?

– Конкретно в данном случае – про тепло, которое ты даришь Юльке. Далеко не все мужчины так безоглядно принимают чужих детей.

– Она твоя дочь в первую очередь, – чещу бровь, несколько сбитый с толку тем, какую серьезную тему мы неожиданно сами для себя подняли. – Для меня даже предпочтительно, что она есть.

– Серьезно?

– Конечно. Со мной у тебя детей не будет. И потому я рад, что ты закрыла этот гештальт заранее.

Вера непонимающе моргает. Сводит брови над переносицей.

– М-м-м… А почему не будет? Ты же не…

Эм. Вот уж не думал, что это может быть кому-нибудь непонятно.

– Нет, конечно! Просто не хочу рисковать, – перебиваю, объясняя, как есть. – С Максом я справился. И ни о чем не жалею. Но если вдруг что… Повторить тот же путь я не готов.

Вера закусывает губы, размышляя над моими словами. Кивает. И как-то излишне дерганно, что ли, отворачивается к дивану:

– Ребят, давайте-ка все к столу, а то поздравления затянулись, как бы наш праздничный ужин не остыл.

И вроде она ведет себя как всегда, смеется над Юлькиными глупыми шутками, подкладывая Максу еду, вскользь задевает его руку пальцами – даря тепло, но ни в коем случае не нарушая его границы. Но! Что-то не так. Я чувствую, что это все не очень искренне. А поужинав, Вера сразу же начинает собираться домой.

– Цветы забыла, – напоминаю я, до боли вглядываясь в ее глаза в попытке понять, где же я накосячил.

– Не забыла. А специально оставила, – морщит нос. – Во избежание допроса от Костика.

– Он что, зайдет? – наклонившись, чтобы достать обувь из ящика, интересуюсь я.

– Эм… В каком смысле?

– Ты планируешь пригласить его в гости?

– В гости? Ефрем, это ведь и его квартира. Я думала, ты в курсе, что…

– Что? – вскидываю брови, чувствуя, как на затылке поднимаются сбритые, сука, под ноль волосы.

– Я думала, ты в курсе, что он живет с нами. Конечно, я просила его съехать, но все без толку. Он все делает мне назло.

– С вами? – повторяю, как гребаный попугай. Вера, широко распахнув глаза, виновато кивает. – Постой. Мы с тобой полтора месяца вместе, я уже… Я на двадцать лет вперед распланировал нашу жизнь, а ты живешь с…

– Тщ-щ-щ! Не ори. Дети! – шипит, прерывая мою пламенную речь. – Я думала, ты знаешь, – добавляет в отчаянии.

– Знаю? Я? Вер, ты совсем ебанулась?!

В ярости Меринов страшен. Взгляд из-под насупленных бровей давит так, что у меня колени подкашиваются. И когда он делает шаг вперед, я не могу заставить себя отойти. Застываем нос к носу. Сейчас мы гораздо больше похожи на двух бойцов в ринге, чем на любовников.

– Может, ты и борщи ему варишь?

– Варю! Нам с Юлькой. Мне что – от него кастрюлю прятать?! Ефрем, ты же взрослый мужик, подумай, какие у меня были варианты?!

– Прийти ко мне, – без тени сомнения говорит он.

– Я с тобой не для того, чтобы ты решал мои проблемы. Вспомни, с чего все начиналось? Что ты обо мне подумал, ну, давай! Вспоминай. А теперь представь, что бы было, если бы я опять обратилась к тебе за помощью? Хочешь, навангую? Ты бы, сто пудов, решил, что только для этого мне и нужен.

– Ни хрена! – рычит.

– Правда? А вот у меня, представляешь, такой уверенности нет. К тому же я искренне верила, что ты в курсе, как я живу. Это же очевидно.

– Очевидно? Кому? – шипит Ефрем. – Мне, вот, нет!

– У нас квартира в совместной собственности.

– Квартира – не тюрьма!

– Только если не можешь позволить себе съехать! Я просто не потяну этого. Думаешь, мне самой нравится каждый день видеть рожу Рожкова?!

– Понятия не имею. Может, и нравится. Да.

Трясу головой, беззвучно умоляя Ефрема остановиться. Это первая наша большая ссора. И мне так страшно, что она же станет последней! Не знаю, что буду делать, как буду жить, если мы расстанемся из-за такой глупости. Да и вообще… Если мы в принципе разбежимся.

Когда я только успела так вляпаться в этого мужика? Влюбиться в него как кошка мартовская, все мысли о нем, все мечты. Если бы только Меринов знал, что я чувствую, никогда не стал бы во мне сомневаться. Но он сомневается, ч-черт! И у меня, как у больной, дрожат руки, и в ушах шумит все сильнее. Это вообще нормально?

– Выходит, – нервно облизываю губы, – ты как-то плохо обо мне думаешь.

Ефрем отворачивается. Опираясь на стену рукой, низко свешивает голову. Вена, проступающая на его черепе, нервно пульсирует. Он явно в ярости, с которой не очень-то хорошо справляется. В душе я кричу: «Эй! Ну ты же не прав. Повернись ко мне, скажи, мол, Вер, я погорячился. Опровергни мои слова, пожалуйста. Скажи, что это полная чушь. И ты мне как себе веришь»! Но он молчит. А на экране моего телефона уже в третий раз всплывает пуш от службы такси, сообщающий о том, что время бесплатного ожидания вышло.

Стиснув зубы, отворачиваюсь тоже.

– Юлька, ты почему еще не одета? Давай, быстро, машина приехала.

Юлька, потупив взгляд, выходит из гостиной. Неужели слышала, как мы с Ефремом ругались? Ну, вот за что мне это все? Еще и в праздник. К глазам подступают слезы, помогаю мелкой одеться и до последнего не теряю надежды, что Меринов извинится. Но мои надежды тщетны. Только Юлька на прощание удостаивается его скупой ласки – Ефрем легонько треплет ее по макушке.

– Макс, пока! Мы уходим, – кричу, и голос дрожит, выдавая, как меня трясет.

– Пока! – отвечает парень.

Последний отчаянный взгляд на Ефрема, и поворот к двери. Это неправильно, но в поисках поддержки я с отчаянием вцепляюсь в Юлькину ручку. Хочется умолять перестать наказывать меня игнором! Потому что я не сделала ничего плохого. Но черта с два! У меня тоже есть гордость. Опустив ладонь на дверную ручку, я лишь вот чем интересуюсь:

– Мне завтра приходить?

В конце концов, помимо прочего, Меринов мой работодатель! И даже если мы расстались… даже если мы расстались…

– Как хочешь.

Мы расстались… Похоже, что мы расстались. Боже мой.

– Мам, ты плачешь? – хмурится Юлька, когда мы с ней спускаемся по ступенькам.

– Нет, ты что?

– У тебя слезка на щечке блестит.

– Это снежинка. Смотри, какое небо черное. Наверняка будет метель.

Такси обходится едва ли не в два раза дороже обычного. Всю дорогу домой жмусь к Юльке боком. Целую, куда придется. Напитываюсь ее теплом. Кажется, выпущу Юльку из рук и окончательно потеряю опору, смыслы… Как бы не зареветь? От страха, от одиночества. И несправедливости. Может, Меринову и не везло с бабами, но почему я должна расплачиваться за чужие грехи? Я-то верная! Я надежная, как скала. И это его проблемы, если он ничего про меня не понял.