Глядя поочерёдно то на меня, то на Макса, Вера твердо замечает:

– Никакой больницы. Мне уже лучше. За мной приедет подруга, вы не должны…

– Это не обсуждается. Если не хочешь в больницу, подкину до дома.

Потому как, может быть, и не должен, да. Но мне же надо выяснить, какую цель преследует эта девочка. Логичней всего предположить, что кто-то из ментов, крышующих здешних «бизнесменов», пытается ко мне вот так подобраться. Ведь на какой только козе эти ко мне не подкатывали, ага… И так, и эдак. Не то чтобы в лоб, конечно, скорее, осторожно прощупывали на предмет лояльности. А убедившись, что со мной каши им не сварить, не удивлюсь, если и к такому способу решили прибегнуть. Подослать кого-нибудь поближе к телу в надежде, что у меня мозг в трусы вытечет. И через нее пасти. Хер им, конечно, но показывать, что я раскусил их игру, тоже не стоит. Если подтвердится, что барышня подставная, я смогу вслепую ее использовать. Вкладывать в красивую бабью голову что мне нужно. А та пусть передает. И мы еще посмотрим, кто кого переиграет.

– Пойдем.

Прыжком, на одной ноге, Вера пробирается к стоящим на полу сумкам.

– Это мое.

– Я соберу. Стой тут. И лед пока приложи. Что ты на него смотришь?

Вера пугливо дергается от каждой моей гребаной фразы. То ли и впрямь у нее рыльце в пушку, то ли просто так реагирует с непривычки. Ну, бирюк я, что поделать? Не могу красиво завернуть. Да и не стремлюсь особенно, не для кого стараться. В большинстве случаев я даже не замечаю, что делаю что-то не так. И только она своими губками дрожащими, порхающими ресничками умудряется это как-то… подсвечивать. Прикрутив командные нотки в голосе, уточняю сипло:

– Куртка твоя где?

– В шкафу.

Отношу в машину ее баулы. Возвращаюсь за круткой.

– Ваш сын ушел, – шепотом сообщает Вера и тем самым опять откатывает меня к базовым настройкам. Я, если честно, порядком заебался объяснять, что Макс – вполне разумный, самостоятельный парень. Просто немного другой. Или много. Но даже если и так – это никого не касается.

– Простите, это не моего ума дело, но…

– Вы правильно заметили. Не вашего, – чтобы положить поскорей конец опостылевшему разговору, взваливаю Веру на руки. От неожиданности она по-девчоночьи звонко взвизгивает.

– Что вы делаете?!

– А как ты собралась идти к машине? На одной ноге?

– Допрыгала бы!

– По льду? Сиди уж, не дергайся. Донесу.

– Я тяжелая, – шепчет, потупив взгляд. А я даже не считаю нужным это комментировать. Сколько в ней? Килограммов пятьдесят пять хоть есть?

– Мужу позвони. Пусть выйдет встретить. И адрес в навигатор вбей, – распоряжаюсь, осторожно сгружая девочку на сиденье. Молчит. Чего, спрашивается? Ну, сказала бы, дескать, ага, обязательно, так нет. Не помирились, что ли? Не простила? И черт с ним, казалось бы. Это вообще не мои проблемы. Но так ведь непонятно – подсадная она или нет.

«А если нет? – всплывает вдруг на подкорке. – Что ты, Ефрем Харитоныч, собираешься делать? Неужели подкатить к девочке яйца? Ага. Держи карман шире. Ты ей такой нарядный на кой?»

Концентрируюсь на дороге. Как начальнику местной полиции, мне не пристало нарушать. А когда не знаешь маршрута, подвохи ждут буквально на каждом повороте. Особенно с пешеходниками тут беда. Иной раз за кучами сваленного на обочину снега не видно знака. Вчера прям под колеса детвора высыпала. Успел сориентироваться лишь потому, что еле тащился.

В уши проникает странный звук. Будто котенок мяукает. Кошусь на Веру.

– Что, прям до слез болит?

Я чет уже и забыл, какие девочки нежные…

Сидит, так и не оторвав носа от стекла. Головой трясет из стороны в сторону.

– Нет. Я не из-за ноги.

– А из-за чего? – недоверчиво гну бровь.

– Не обращайте внимания. Накатило что-то. Я работать теперь не смогу. Потеряю клиентов.

– Ну и чего, из-за этого надо рыдать?

– Вам не понять.

– Да уж куда мне, – фыркаю.

– Вам когда-нибудь было нечем кормить ребенка? – выпаливает, сощурившись. И опять сдувается. – Я, конечно, тоже этого не допущу, но… Не обращайте внимания, – повторяет.

А я ведь уже обратил. И более того, вцепился в эти слова, как бульдог в сахарную косточку.

– Мужу вашему зарплату вроде платят исправно.

– Зарплата? – смеется горько. – Да это же слезы…

Тут я даже спорить не буду. Только летёха и не на зарплату живет. Парень местную гопоту трясет. Да и покрупнее ребята ему башляют. Тут по мелочи, там… По моим прикидкам, веди он чуть более размеренный образ жизни, уже мог бы скопить неплохой капитал. Но судя по тому, что я вчера видел, размеренный образ жизнь – это не про Костика. Бабы, пьянки, ставки – не такое и дешевое удовольствие. А жена чужие толчки драит, получается? Интересно. И опять же не вяжется с версией, что ее ко мне подослали. Не удивлюсь, если Вера вообще не в курсе, чем ее муж живет. Я о таких случаях знаю не понаслышке.

– А ты давно так подрабатываешь?

– Как так? – злится.

– Рычишь чего? Нормально же спрашиваю, – притормаживаю на светофоре, достаю кошелек, вынимаю три пятитысячных. – Чуть не забыл.

В глазах Веры мелькает сомнение.

– Бери. Заработала же.

– Спасибо, – смущенно прячет деньги в карман. – Я вообще историк. Но из-за того, что дочка часто болеет, меня попросили из школы.

– Как это попросили?

– Вот так. Кому понравится, что я по три раза за месяц хожу на больничный? Да и для учебного процесса это плохо. Я же понимаю. Потому и не спорила, – машет рукой. – Решила, буду экскурсии водить. Но с ними тоже не задалось.

– А с уборками все пошло как по маслу?

– На уборку я могу дочь с собой брать. Так что да. А по экскурсиям с простуженным ребенком не походишь.

Я притормаживаю, Вера нервно дергает ручку. И кажется, еще немного, и снова заплачет.

– Эй, – ловлю ее руку. – Я же ничего такого.

– Ну да. Спасибо, что подвезли.

– Постой. Куда ты спешишь? Тебя есть кому встретить? Или…

– Вы же слышали наш с Костиком разговор! – психует.

– Ну, слышал и слышал. Пылишь чего?

– Того! Развели бардак в конторе… Не полиция, а публичный дом. А вы еще их поощряете.

– Я? Ты что-то перепутала, девочка.

– Скажете, нет?! – ревет она в голос. – Какого же черта тогда они на рабочий корпоратив… с какими-то… шлюхами… Чего же вы им не сказали… что так нельзя…

– Я им начальник, а не папка, чтоб уму-разуму учить, – рявкаю, порядком подохренев от такой предъявы. На Веру мой тон действует отрезвляюще. Закусив губу, она медленно кивает. Беззащитным жестом обхватывает себя за предплечья и, сдувшись, шепчет:

– Конечно. Простите. Вы правы. Я просто… Простите.

И что есть сил опять тянет ручку.

– Да погоди ты ломать мне машину! Все равно же сама не дойдешь. Который твой подъезд?

– Третий.

– Ну, вот и сиди. Сейчас припаркуюсь нормально, пойду тебя провожу.

– Опять на руках понесете? – смеется сквозь слезы.

– Если только до лифта.

Смех становится громче. Я хмыкаю. Вываливаюсь из машины, обхожу капот. Сначала ее барахло отношу к лифту, потом хромоножку. Сам над собой ржу. Когда б еще мне выпал случай поносить женщину на руках? Не помню, чтобы мне вообще это доводилось делать. Если только на свадьбе, тысячу лет назад… Но там теща в бок толкала, мол, надо. А тут – обстоятельства.

В лифте Меринова становится невыносимо много. Ровно как и в его машине, да. За тем исключением, что там я имела возможность отвлечься на проносящиеся за окном картинки, а тут, куда ни глянь, везде он.

– Какой этаж?

Опять про себя отмечаю то, как странно Ефрем Харитонович формулирует. Точнее, четко. За все время нашего общения он не произнес ни одного лишнего слова, и оттого, что бы он ни сказал, звучит это будто бы чересчур резко. Я же, наоборот, какого-то хрена, не затыкаюсь. И несу, Господи боже, что я несу! Обвинения какие-то выдвигаю, претензии, а ведь по большому счету он мне ничего не должен. И вообще – где я, а где он. Так какого же лешего?!