Спустя шесть часов, процесс ремонта поврежденной ноги подошел к стадии полного завершения. Бедренная кость левой ноги удлинилась до нужных размеров, сравнявшись с правой, её разрозненные края надежно срослись между собой. Ранее поврежденный участок костного мозга внутри полой трубки полностью восстановился. Иже со всем этим мышечные ткани бедра пришли в состояние, соответствующее здоровому организму. Глядя на результат, трудно поверить, что еще совсем недавно левая нога была короче правой аж на пять сантиметров и функционировала не совсем правильно. Однако факт остается фактом — без микроскопических медицинских наноботов, специального геля, анализаторов структуры ДНК пациента, биомодификаторов, разного рода устройств, стимулирующих регенеративные процессы, и прочих суперсложных биотехнологических прибамбасов, мне удалось полностью восстановить функционал нижней левой конечности. Аве мне такому умному-разумному!
К этому времени от кучи еды на столе мало что осталось. После наступившего излечения зверский голод сначала притупился, затем и вовсе сошел на нет.
Стоит отметить, что процесс меня изрядно вымотал, хотелось банально добраться до кровати и забыться в блаженном сне часиков на…ндцать. Что я, собственно, и сделал.
Отрубился около девяти вечера, проснулся часам к десяти утра следующего дня. Ну как проснулся, меня разбудила Глафира, звоном переставляемой с места на место кухонной посуды, а так бы спал еще и спал. Впрочем, вряд ли у меня получилось вздремнуть хотя бы еще часок, поскольку скопившиеся в организме отходы пищеварения твердые и жидкие настоятельно попросились на выход. Да так настоятельно, что еле-еле донес пикантный груз до тубзика. При этом не сразу оценил новые функциональные возможности своих нижних конечностей. Лишь после того, как взгромоздился на фаянсового друга (пардон, за пикантные подробности), сообразил, что былой хромоты как не бывало.
Хорошо, что заранее предусмотрительно озаботился покупкой нормальной обуви, не нужно будет раскурочивать ортопедические ботинки от Сулеймана Ахмад-заде. Оставлю шузы работы азербайджанского мастера, как память о былой травме, заодно, как свидетельство торжества человеческой мысли над человеческой же халатностью. Ну это я про пьяную акушерку, основательно покалечившую Ивана Силаева.
Сам я Марфу Мельникову не застал. Знаю о ней лишь то, что было известно моему реципиенту. А Ваня, по понятным причинам, эту любительницу пропустить стакашек-другой сладкой водочки, да наливочки, мягко говоря, недолюбливал. Впрочем, пусть на Том Свете ей воздастся по её заслугам. По большому счету, повитуха помогла появиться на свет подавляющему большинству коренных жителей Дубков и некоторых обитателей окрестных сёл. Несчастный случай с Иваном Силаевым был, пожалуй, единственным «браком» в её долголетней и вполне успешной карьере народной акушерки, после которого она зареклась хвататься за щипцы или еще какой подобный инструмент в состоянии хотя бы малейшего подпития. Чувствовала ли старуха вину перед моим реципиентом — тот еще вопрос. Вот только, если и чувствовала, эта её вина проявлялась весьма странным образом — всякий раз, столкнувшись с Иваном на улице, бабе буквально сносило «крышу», и она разражалась благим матом в адрес покалеченного ею же ребенка. Кулаки в ход, правда, не пускала, лишь голосила невнятно, по большей степени, нецензурно, при этом очень громко — едва ли не на весь поселок.
Если подходить к её поступку с моей стороны объективно, я должен её благодарить, за то, что косвенным образом поспособствовала моему попаданию в тело Ивана Силаева. При этом воспоминания от Ивана не добавляют мне любви к этой дурной бабище. Чёрт побери, как же всё сложно устроено в этом мире!
Только не подумайте, что бывший десантник неожиданно переквалифицировался в доморощенные философы. Подобные мысли в моей голове возникают обычно в процессе избавления организма от всего лишнего и вредного, ибо «кабинет с фаянсовым другом» место, можно сказать, сакральное. Подозреваю, если бы Менделеев не увидел свою таблицу химических элементов во сне, он непременно изобрел бы её именно здесь, а не где-нибудь еще.
После обязательных гигиенических процедур, я с обмотанными полотенцем после душа чреслами еще некоторое время вышагивал по комнате. Все-таки, как же здорово быть здоровым, ну, хотя бы, в плане удобства передвижения на своих двоих. Со временем физию отрихтую и стану совсем добрым молодцем. По причине переполнивших душу положительных эмоций, громко рявкнул:
— А подать мне прынцессу, а к ей полцарства! — Хотя, если хорошенько подумать, и то и другое будет лишним. Не надо нам в жены особ царских кровей — уж оченно они привередливы да избалованы, и половина царства обуза еще та, врагу не пожелаешь.
Интересно, что-то мысли мои нынешним утром вразнос пошли. Неужто процесс частичного восстановления организма на меня подействовал столь забавным образом?
Глафиру на кухне не застал. Яичницу с беконом поджарила, вдобавок стопку блинов толщиной сантиметров десять напекла, миску со сметаной поставила рядом и спешно умотала по своим делам. Так что хвастаться здоровой ногой мне было не перед кем. Вообще-то, акцентировать чье-либо внимание на восстановленной нижней конечности не собираюсь, наоборот, на людях постараюсь какое-то время демонстрировать хромоту.
Ну всё, после того, как одна из промежуточных целей моего существования в этой реальности достигнута, необходимо притормозить и подумать, что мне нужно от жизни. Поневоле напрашивается вопрос моего дальнейшего излечения. Морду лица отремонтирую как-нибудь позже. Например, можно добыть и продать «жемчужину», тогда денег мне хватит на услуги мага-целителя. Вылечу себя, разумеется, сам, в Тобольске. Вернусь писанным красавцем, скажу, что заработал деньжат и воспользовался услугами одного из тамошних целителей, не всё же им только сиськи жен и любовниц богатых купцов и чиновников-мздоимцев ремонтировать, целлюлит убирать с бедер, да морщины на физиономиях разглаживать.
Что касаемо моего будущего, становиться профессиональным ходоком по Пустошам я не собираюсь. По большому счету, я уже обеспечил себя деньгами на всю оставшуюся жизнь. Теперь реализовать монеты Герека по-тихому без ажиотажа и можно жить поживать, да добра наживать. Например, перебраться в столицу… Да, совсем запамятовал, я ведь аж целый князь, пока неофициально,, но по факту таковым являюсь. Интересно, каким образом родную бабку Ивана Силаева урожденную княгиню угораздило оказаться в этой глухомани?
Любопытство не порок, хоть меня, как Игоря Ветрова, этот вопрос не должен особо интересовать. Однако, поскольку в данный момент я на правах вселенца занимаю свободную телесную «квартиру», мне необходимо разобраться во всех тонкостях, относительно нового обиталища своей духовной сущности.
За коробкой с документами сгонял в подвал. При этом в очередной раз отметил для себя, насколько удобнее стало перемешаться в пространстве на двух здоровых ногах.
Высыпал на стол бумаги и начал знакомиться с их содержанием. Просидел до самого вечера, даже увлекся процессом изучения. Вся имевшаяся в моей голове информация об усопшей Семирамиде ограничивалась воспоминаниями реципиента. А в памяти Ивана эта женщина была воплощением эдакой мегеры, вечно чем-то недовольной и ужасно ворчливой.
Однако, ознакомившись с дневником Семирамиды Львовны, я понял, что с моей бабкой не все так просто. Ну влюбилась девица по самые уши в прохожего молодца по имени Серафим. На взаимных началах, разумеется. Ну сговорились молодые люди сбежать куда глаза глядят. Чистой воды романтѝк, впору пьесу писать, типа, нет повести печальнее на свете… Вообще-то, вариант с Ромео и Джульеттой тут в принципе не канает. До поры до времени в жизни беглецов все было вполне безоблачно и радостно.
Печаль для женщины наступила после того, как её родной горячо любимый Серафимушка не вернулся из Пустошей, куда в составе опытной ватаги подался на заработки. Осталась совсем еще молодая женщина с малым ребенком на руках и практически у разбитого корыта. При этом в её дневнике я не нашел ни строчки сожаления о загубленной по девичьей глупости жизни. Все удары судьбы она принимала с завидной стойкостью и достоинством. Несмотря на катастрофическую ограниченность в средствах, ей удалось поднять на ноги единственного сына.
