Ностальгия не мешала Мираделю изучать обстановку вокруг. Смотреть и вспоминать свой сон, видимый этой ночью. Тот, который заставил мужчину крепко задуматься.

Он был в некоем… пространстве, больше всего напоминающим пресловутый ад. И за его спиной находилась чья-то голова на шесте.

Жестокости кружили и шуршали вокруг него, словно листья, несомые ветром.

Кто-то был рядом. Кто-то… не столько снаружи, сколько внутри. Это нечто говорило голосом самого императора. Его бог? Это был Хорес?

Дэсарандес шёл вперёд, хоть под ногами и не было земли. Он смотрел, хоть его глаза ввалились в череп. Император видел всё перед собой, за собой, по бокам и внизу. Он шёл сразу во все стороны, но при этом за его спиной всегда находилась голова на шесте.

Изредка его ловили они — Дети места, где он находился. В такие моменты Мирадель всегда ощущал, как рвутся невидимые швы пространства, по которому ходили его ноги. Дэсарандес слышал собственный крик, но не мог вырваться, ведь в отличие от остальных несметных усопших, его сердце продолжало биться.

А за спиной находилась голова на шесте.

Но вот, он вышел на берег, который был неизменен, куда бы не поворачивал император. Мужчина незряче смотрел на воды, которые представляли из себя потоки жидкого пламени. Мирадель видел, как один из обитателей этого места плавал в нём, барахтался среди раздутых мертвецов и ещё живых грешников, периодически, в зверином неистовстве, начиная отгрызать от них куски плоти.

А за спиной Дэсарандеса находилась голова на шесте.

И зрил он, что всё вокруг — всего лишь его пища. Мясо. Плоть. А потом понял, что мясо проявляется не только в материальном, но и духовном плане. Любовь — это мясо. Надежда — мясо. Отвага — тоже мясо. Ярость, отчаяние, любопытство — всё это лишь плоть. Пища.

И голова на шесте.

— Ешь, — сказал ему один из Детей этого места. — Пей.

Вокруг был пир плоти и крови.

И вот, император опустил свои тонкие, похожие на лезвия пальцы, вскрывая грудную клетку какого-то визжащего мужчины, прикасаясь к его бесконечным струнам, полагая нагим всякое нутро, так чтобы можно было лизать его разорение, слизывать его скудость, как мёд с волос.

Потребление. Бесконечный поток жадности.

Мирадель видел, как подобно саранче все Дети этого места опускались на колени, склоняясь перед ним и точно также приступая к пиру.

И есть голова… и не сдвинуть её.

И тогда схватил он огненное озеро и тысячу кричащих грешников в её кипящих лавой потоках, и пустоту вокруг, и всех опустившихся на колени Детей, и мёд горестных страданий, и разорвал их всех возле шеста. Дэсарандес преобразовал их. Перековал и переделал. Изменил огонь в воду, изменил грешников в праведников, а Детей того места, пожирающих трупы и наслаждающихся чужой болью, в посланцев с крепкими крыльями, обитающими в небе, а не под землёй.

И то место, ранее черпающее силы от злобы и криков, раздуваясь ради того, чтобы раздуться, утоляя жажду крови, подобную развёрстанной пасти, настоящей бездне мерзостей и ужаса, стало свято, как мог стать лишь человек, склонивший голову под знаком своего божества.

— Мы взвешивали тебя, — сказал ангел, ранее бывший самым большим и уродливым демоном.

— Но я никогда не был здесь, — нахмурившись, ответил Дэсарандес.

— Ты сделал то, что должен был сделать, — величественно ответил ему ангел. — Ты накрыл это кубло ладонью, как муху, отказался подчиняться правилам того места, переделал его по своему желанию и подобию. Отказался источать страх, словно мёд — потому что у тебя нет страха. Потому что ты не боишься проклятья. Потому что за твоей спиной голова на шесте.

— И что ты ответил ему? — уже в реальном мире, едва слышным голосом прошептало нечто из груди императора.

— Что живые не должны досаждать мёртвым, — ровным голосом произнёс Дэсарандес, а потом на его глазах стены Мобаса обратились чудовищным взрывом.

Проснувшись, первые несколько мгновений не мог понять, где я и что происходит. Потом уселся на успевшей подсохнуть траве, по которой уже ползали мелкие мошки. Вздрогнул. Было по утреннему прохладно. Встав на землю едва не подпрыгнул. Во-первых вступил прямо в холодную росу, а во-вторых, наткнулся на чёртов камешек, про которые мысленно стонал вчера весь, наверное, день.

— В божественном мире не должно быть камешков, — буркнул себе под нос, а потом потянулся.

Мужской стержень, конечно же, стоял колом, в очередной раз намекая, что все физиологические аспекты никуда не делись. Это что, в загробном мире тоже нужно трахаться?

Хмыкнув, на миг задумался, а потом ощутил пару иных естественных утренних потребностей. На самом деле даже не пару, а целую дюжину, но проблемы нужно решать по мере поступления.

Мгновение подумав, я огляделся и решительно двинулся в сторону ручья. Я запомнил, где он находился.

По дороге живот начал издавать трели, подавая сразу два сигнала: желание пожрать и желание облегчиться. Какое удовлетворить в первую очередь?

— Смешно, сука, — фыркнул я, а потом, мысленно прикинув, завернул в сторону, где пристроился под разухабистым деревом.

Спустя пять минут, кое-как подтёрся травой и попавшимся под руку лопухом, да направился к ручью, где умылся, а потом сразу и подмылся. В связи с отсутствием мыла и мочалки результат мне понравился не слишком, однако даже так было лучше, чем раньше.

Вода была излишне холодной и совершенно не той, к которой я привык, всегда создавая поток нужной температуры и давления. Попытавшись снова использовать магию (вдруг сейчас получится?), вновь упёрся в тупик. Ничего не получилось.

— Замечательно, я натуральный дикарь, неведомо как попавший в дикую природу, — едва слышно проворчал я, а потом задумался, что до сих пор не видел не то что хищников, но даже и обычных животных. Лишь птиц и мелкую рыбёшку. Она, кстати, до сих пор тут плавала.

Посмотрев на рыбу, мелькающую в ручье, пожал плечами и, отряхнув волосы словно собака, вышел на берег, постукивая зубами. Солнце ещё не взошло, так что я откровенно замёрз, поэтому начал активно приседать и делать разминку, которой нас, волшебников, обучали ещё в Третьей магической.

Это дало свои плоды, отчего кровь быстрее забурлила по жилам, даруя толику тепла. Сильно я не усердствовал, обходясь базой, но даже так сумел не только окончательно прогнать сонную негу, но ещё и немного согреться.

Зато в голове, против воли, закрутились мысли, что хищников обычно не бывает на территории другого хищника. Кого-то покрупнее и поопаснее…

— Нет уж, такого нам не надо, — тихо сказал самому себе и протяжно вздохнул.

Живот снова забурлил, сообщая об очередной потребности организма — жрать охота. Водой, благо, я напился, ещё пока умывался. Заодно прополоскал рот, хотя отсутствие зубного порошка удручало. Неужто придётся, как дикие крестьянские общины, чистить зубы пережжённым углём? Вроде бы ещё сиволапые использовали сок каких-то растений, но каких именно я не знал. Впрочем…

Зажевав несколько горьких травинок, сплюнул получившуюся кашицу и снова прополоскал рот. Может, подойдёт в качестве замены? Запускать зубы я не хотел. С учётом того, что магия не работала, я не представлял, что буду делать, если они начнут гнить. Сам у себя их вырывать?.. Бр-р… даже звучит страшно. И больно.

— На какое-то время, пожалуй, сойдёт, — пожал я плечами, а потом потянулся. В спине сочно и приятно хрустнуло, а я снова задумался о месте, где оказался. Что будет, если я получу какую-то травму? Аха-ха! Даже звучит смешно! Дух получил травму!

Вот только я не дух. Я, похоже, совершенно живой человек, который, судя по всему, ни хера не в чертогах Хореса, а где-то ещё… но где?

Задумавшись о портале я понял лишь одно: моё тело мертво, а значит прошлое умозаключение в корне не верно. Я погиб. И нет магии, которая могла бы исправить это. Разве что какая-то ультима… Но даже если это так, то какой кретин стал бы меня спасать? Силана? Эта дурёха не волшебница! И слава Хоресу, не хватало ещё под рукой иметь очередного верса. Слушать слёзы, сопли, жалобы… Будто бы я не знаю первичной реакции!