Ага! А может и вовсе остаться здесь? Чем тебе, Кирин, ха-ха, не рай? А та тропа… не знаю… дорога в ад?

Скептично фыркнув, почесал макушку и снова посмотрел в портал. Потом протянул руку, коснувшись его. Холодно… но терпимо.

Я не убирал ладони, быстро поняв, что кроме холода не ощущаю никакого дискомфорта. В конечном итоге убрал руку и осмотрел пальцы: никаких ран или ожогов.

Быстро добежав до ближайшего дерева, отломал ветку, которую сунул в портал и… она прошла его с той стороны.

— Э? — нахмурился я. — Но я ведь…

Встав от портала сбоку, погрузил в него палец, но не увидел, чтобы он вышел с обратной стороны. Напротив, палец пропала где-то внутри.

— Вот оно что. Только живые могут… — облизнул я губы.

Хотелось провести эксперимент, попробовав засунуть в портал, например, кролика или хотя бы жучка, но я уже ощущал, что не могу сдержаться. Я попробую его сам!

— Тупица, не делай как та дурёха!.. — застонал я, а потом решительно встал перед порталом. Коротко вдохнув и выдохнув, я сделал в него шаг…

…и вышел на месте своей смерти.

Выпучив глаза, резко обернулся, но за спиной ничего не было. Никакой серебряной плёнки портала. Вдобавок с меня исчезли все самодельные артефакты и оружие. Я снова стоял полностью голый и… живой. Живой!

— Но я ведь точно умер… — растерянно пробормотал я себе под нос.

Оглядевшись, заметил холм, с которого некогда бежал вместе с Силаной, пытаясь скрыться от магов, сионов и инсуриев противника, прокопавших тайный подземный ход прямо до нашей стоянки.

За холмом разглядел остатки имперского лагеря (их не убирали или ещё не успели) и перерытые земляные укрепления. С другой стороны стоял Мобас. Уже не пылающий, а скорее порушенный и побитый, как муравейник, который пару раз крепко ударили лопатой. Вот только эти самые «муравьи» сейчас активно его восстанавливали. Ага, на стенах копошились сотни, если не тысячи людей! А дальше, примерно в полукилометре от стен расположился новый имперский лагерь, отлично знакомый мне ранее. Он, конечно, успел немного измениться — похоже сказывалось отсутствие слуг (убитых противником) и привычного тылового обеспечения. Но, видать, запасы забрали из Мобаса.

Хмыкнув, прикрыл глаза и коснулся канала, ведущего в своё измерение. Он был. Был! Я тут же сформировал водяную сферу вокруг себя, а потом, точно также, каменную возвышенность. Я снова могу колдовать!

Я рассмеялся, уже заметив, как ко мне двигался конный патруль. Похоже, за областью вокруг следили очень тщательно. Что же, мне нечего скрывать.

Или всё-таки есть?

«Без правил — безумие, без дисциплины — смерть».

Имперский военный принцип.

Город Ростос, взгляд со стороны

Город пылал. Огонь был такой сильный, что обжигал даже на расстоянии нескольких шагов. Клубящийся маслянистый дым выедал глаза и глотку едкой массой. Колол глаза и собирался удушливыми кольцами. Повсюду раздавались крики: мужские и женские, молодые и старые. Криков было много. Слишком много.

Кальпур — посол Сайнадского царства, которое, формально, заключило с Империей Пяти Солнц мир, но по факту, продолжала отслеживать обстановку, готовясь нанести возможный удар, — сопровождал лорда Челефи, поминутно борясь с тошнотой и головокружением.

Кашмирский визирь, казалось, бесцельно бродил по улицам Ростоса, наблюдая за происходящим. Какие-то переулки были наполнены оглушительными воплями и визгами, какие-то абсолютно пусты. Их объединяла лишь неизменная кровь и наличие мёртвых тел с разной степенью травм. Чьи-то трупы могли похвастать одиноким уколом в горло, а чьи-то — издевательскими порезами и десятками ран.

Периодически встречались следы насилия, как на женщинах, так и на мужчинах. Войска Челефи не всегда видели разницу.

Второй посол Сайнадского царства ранее не присутствовал даже при разграблении деревень, не говоря уж о целом городе! Максимум — приходил уже тогда, когда всё было завершено, как, например, с прибрежным Морбо. Сейчас же, его зачем-то потащили с собой, прямо в момент разграбления.

«В этом есть смысл, — размышлял мужчина. — Челефи хочет показать мне свою силу… А ещё заставить Велеса поспешить с обещанными поставками. Он не глупец… понимает, что наши договорённости повисли на волоске…»

Отчего-то Кальпур задумался, что его страна, в сущности своей, несмотря на то, что зачастую устраивала набеги на соседей, убивая их жителей, захватывая рабов и грабя поселения, крайне мало знала о настоящей войне. Имперцы же воюют постоянно, причём без всякой пощады и чести, чей пример происходил перед его глазами. Именно пример, ведь Кашмир долгие годы оставался вотчиной Империи, так что, хотел того или нет, полностью пропитался её военными принципами.

«Когда в последний раз Сайнадское царство по настоящему воевало? Не на жизнь, а на смерть?» — попытался вспомнить эмиссар.

Конечно сами сайнады сказали бы, что военные столкновения происходят у них регулярно, но масштаб стычек с вольными городами бывшего королевства Нанв, нападения на сизианскую пустыню, набеги на Истлу, Милиссию и прочих соседей, был несравним с настоящей войной.

Имперцы и наученные ими кашмирцы не признавали никаких ограничений, кодексов или обычаев, помимо собственной пугающей эффективности. Того, что сам Кальпур видел сейчас на улицах Ростоса. Они сражались так, будто под угрозой была не только их жизнь, но жизнь любимых и детей. Не щадили никого и ничего.

Посол видел целые горы трупов, которые бросали в большие кучи, чтобы потом сжечь или отдать некромантам. Он видел жертв насилия, которые оставались лежать на земле с отсутствующим видом, либо кричали, заливаясь слезами. Сегодня Кальпур видел столько смертей, сколько не видел за всю свою жизнь.

Вот светлокожий имперец, зажимающий в левой руке кричащего младенца, а в правой — короткий меч, пытался обороняться против двух издевательски хохочущих кашмирцев. А дальше — старик, стоящий на балконе трёхэтажного дома, который спрыгнул с него головой вниз, когда сзади показалось чьё-то смуглокожее лицо.

Резня. Ничем иным нельзя было обозначить творящееся бесчинство.

Челефи заметил его состояние. Мужчина коротко усмехнулся, а потом хлопнул Кальпура по плечу.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — произнёс он. — Что мы — звери. Но позволь я поведаю тебе, что творил Дэсарандес, когда завоёвывал Кашмир…

Визирь начал рассказывать, описывая все ужасы вторжения, которые пережил его народ и он сам. Регулярно напоминал о том, что сейчас они «восстанавливают справедливость» и находятся «в своём праве».

— Возмездие! — Челефи воздел руки к небу. — Так хотят истинные боги! Так хочет священная Троица! Смерть тирану и демону, которому поклоняются заблудшие! Смерть его слугам! Никто не заслуживает прощения!

В словах кашмирца явственно слышалось безумие, пробивающееся сквозь всё возмущение. Осуждение звучало столь откровенно и праведно, что казалось, ничто вокруг не могло быть таким же святым, как происходящее насилие.

«Оправдывается даже стоя на костях», — мелькнула у Кальпура мысль.

Когда Челефи немного успокоился, то продолжил гораздо мягче и с улыбкой на устах.

— Это не просто грубая месть или желание потешить свою израненную душу… — положил он руку себе на грудь, словно вспомнив об учёности своего собеседника.

Эмиссар тоже припомнил, что сам Челефи неоднократно рассказывал про собственное образование, которое получил ещё в детстве, причём именно в Империи, на острове Фусанг.

«Вот только десятилетия скитаний и странствий серьёзно подточили его навыки, — подумал посол. — Окружение всегда подстраивает человека под себя. Если начинаешь вращаться в кругах гильдейских мастеров, то будешь разбираться в магии, артефактах и версах. Если крутишься среди знати, то невольно начнёшь обсуждать политику. Если среди грабителей и убийц, то черствеешь, как кусок хлеба, оставленный под палящим солнцем Сизиана».