«…и откровение это уничтожило всё, что я некогда знал. Ранее я вопрошал Господа: 'Кто ты?», теперь же вопрошаю: «Кто я?»

Декер Кайз, «Послание Первому храму».

Таскол, дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны

Ветер доносил звуки мятежа. Где-то на далёких улицах столицы шумели беспорядки.

Сегодня Милена позволила себе одну из слабостей, на которые закрывал глаза как Дэсарандес, так и она сама. В её постель проникла чужая тень. Ольтея Мирадель — рыжеволосая супруга блистательного Финнелона, — как и сама императрица ощущала тоску и нехватку любви в момент, когда мужья уехали на войну.

Это был компромисс. Та самая малость, которая дозволялась в должной степени хранить честь, чувствовать причастность и тушить жар собственного тела. Особенно в моменты, когда казалось, всё валится из рук.

Сейчас Ольтея, одетая лишь в тончайший пеньюар, стояла, положив подбородок на перила балкона, и наблюдала, как над дворцом торжественно шествуют облака. Луна терялась где-то за ними, скорее намекая на своё присутствие, чем действительно паря на небе. Мягкая синева, усеянная звёздами, затянула небесный свод, сгущаясь до черноты с изнанки облаков.

С этого ракурса ночь казалась мягкой и бархатной. Странно было слышать и даже видеть иное. Далёкие серии пронзительных выкриков. Дикий рёв очередной грубой толпы, которая вторгалась на ухоженные чистые улицы богатых кварталов, чтобы привнести в них хаос.

Ольтея не могла сдержать улыбки. Пусть лёгкой, пусть тонкой, но той, которая заставляла глубже дышать и наполняла лёгкие прохладой ночного воздуха. Ровный взгляд. Спокойствие в каждой части её тела. Душевная невозмутимость, проглядывающая наружу из тайного центра мира. Неподвижное знание, дарующее мягкую истому чуть ниже живота.

Незримый контроль. Осознание собственной значимости. Власть.

По небу разносилась многоголосая песнь неповиновения, распадаясь на отдельные крики ярости, страха, смятения. Волнение сотен стычек. Лязг оружия.

«Это всё ты, — шептал ей внутренний голос. — Ты это сотворила».

— Иди сюда, — негромко сказала Милена, но острый слух высшего сиона позволил услышать каждый шорох и шелест. — Что ты там застыла?

— Наблюдаю, — женщина добавила в голос нотку тщательно скрытого испуга. Ровно столько, чтобы дать понять любовнице свой «истинный» настрой. — Бунт в столице. Как мы до этого дошли, Милена?..

Улыбка императрицы была слишком печальна, чтобы успокоить и ободрить.

— Не беспокойся об этом. Мы в безопасности. Недовольных мало, их быстро подавят, — ответила она.

Ольтея тоже улыбнулась, изображая скованность и напряжение. Рыжая подошла ближе, падая в объятия Милены и прижимаясь к высокой груди, едва прикрытой тончайшей тканью. Они обхватили друг друга руками, ощущая тепло, упругость, пожар, а потом и влагу, которая его тушила.

Широкая кровать стояла в свете единственного включенного артефактного светильника. Все остальные потухли, создавая обстановку интимного полумрака.

Их губы робко и нерешительно — словно у юных подростков, осмелившихся на что-то тайное и запретное, — коснулись друг друга. Нежность. Дрожь. Желание.

Свет изысканного артефакта сходился в точку. Она не была яркой, напротив, тусклой и ночной. Для тех глаз, которые привыкли ко тьме. У светильника были разные режимы, как и у любой дорогой и качественной дворцовой поделки.

Точка рассеянного, неделимого света, которую нельзя потрогать, лишь осознать. Она отбрасывала все тени назад, прочь из яркого круга освещённых предметов. На складках полуоткинутого покрывала блестела голубая вышивка — ласточки, соединённые крыльями и хвостами. Мозаика из танцующих львов разноцветной дугой уходила в темноту потолка. И конечно же герб: золотое солнце с орлом внутри. Он был повсюду, незримо присутствуя при всех решениях и действиях, как тайных, так и явных.

Женские тела, превращённые в произведения искусства умелыми целителями и мастерами плоти, слились друг с другом, заворочавшись в мягких складках постели. Лёгкие касания, чувственные губы, давно изученные точки удовольствия, отдающие жаром возбуждения и истомы.

То, что нужно в момент слабости. То, что позволит отвлечься от последствий гибели Хиделинды и начавшихся из-за этого погромов. То, что даст разуму вновь собраться в единое целое. Чувство, близкое к любви, если дать ему такой шанс. Но кто позволит ему развиться до столь сильного уровня?

Так твердила себе императрица и Ольтея знала об этом, позволяя своей любовнице заблуждаться.

Прикрыв глаза, рыжеволосая женщина отдалась стремительному потоку, несущему на вершины блаженства. Яркий оргазм вызвал слёзы в уголках глаз. Божественно! Идеально!

После этого они лежали в объятиях друг друга, ощущая приятную опустошённость и забытье, равное благодати. Все тревоги отпадали, а с ними — и жестокий мир, из которого они появлялись. Было только здесь. Только сейчас. Вторая точка света, но уже не тусклого, а яркого, словно солнце, поскольку в центре его были они сами.

Пусть другие опаляют себе пальцы. Пусть отводят взгляды.

Ольтея провела тонкими, но сильными руками по груди Милены, ощущая приятную упругость. Гладкая кожа, тёплая и нежная. Манящая. Призывающая. Прикрыв глаза, она повернулась на другой бок и прижалась спиной к императрице, позволив той обхватить себя руками, давая возможность ощутить контроль над ситуацией, которого ей так не хватало.

Высший сион изображала слабость, позволяя другому заботиться о себе — немыслимая картина в сознании рядового человека.

Несколько долгих мгновений они лежали неподвижно и без движений. Ольтея ощущала чужое присутствие так близко и так живо, что никакие иные силы не могли быть реальнее. Мир, где существуют только они и ничего больше.

Даже жаль, что вскоре это изменится.

Женщина вновь задумалась о том, как постель меняет отношения. Ранее, когда они с Финнелоном обговаривали эти моменты, то она не могла и помыслить о том, что будет жалеть… Жалеть Милену. Императрице не суждено будет пережить грядущие события. Но такова жизнь, которая ограничивает каждое живое существо. Благ не хватит на всех — это аксиома мира. Невозможно сделать королём каждого. Нужны слуги, рабы. Нужны те, по спинам которых будут идти небожители, такие как она. А значит, необходимо закалить своё сердце и думать наперёд. О будущем.

Ольтея провела кончиком пальца по краю одеяла, как будто изучая вышивку, и опустила лицо, зная, что её любовница заметит это движение.

Губы рыжеволосой женщины дрогнули в притворной тоске.

— Я скучаю по Финну, — солгала она.

Милена ощутила налёт тоски. Императрица сглотнула и прикрыла глаза.

— А я по Дэсарандесу, — произнесла та в ответ. — Поэтому мы и лежим здесь, находя утешение друг у друга.

Где-то глубоко внутри, в отдалённой части души Ольтеи, беззвучно захохотал её внутренний голос. Хитрый, скользкий и холодный, как змея. Скрытность, вот что было ключевым. Для того, чтобы обеспечить её на должном уровне, Финнелон передал ей один из старых артефактов Мираделей: кулон, что по преданию скрывает даже от взгляда богов. Ольтея не знала, насколько подобному можно доверять, но безделушка ей понравилась: металлический глаз, расписанный рунами, в оправе из белого золота. Легенды легендами, но вот от чтения некромантов он точно защищал, что было неоднократно проверено многими людьми.

— Император даже не навестил меня, когда телепортировался во дворец, — добавила она грусти в свой голос. — А ведь я жена его сына. И теперь он вряд ли соизволит появиться в Ороз-Хоре в ближайшее время.

— Это война, Оли. Мы окружены ею. И лишь благословенный Дэсарандес, которому помогают такие люди, как твой муж, могут спасти нас и всю Империю. Если бы не они, то мира, который мы знаем, не существовало бы, — Милена чуть крепче сжала свои объятия.