— После такого стресса это нормально! — пытается поддержать меня Алина.

— Да, знаю, что стресс и все такое. С психологом обсуждала. Но я про другое. Про тело… Ему нехорошо. Мне кажется, я заболела и подцепила что-то. Утром не могла есть рисовую кашу с молоком, а здесь ее вкусно готовят. Как в детстве.

— Врачу показывалась? Если нет, то надо это исправить! — советует подруга.

— Температуры нет, слабость и вялость временные. Сложно только первые два-три часа после пробуждения. Потом я чувствую себя, как огурчик. Целый день активная… Но вот это утро, боже…

Алина смотрит на меня внимательно и пристально, спрашивает осторожно:

— Тошнит по утрам, слабость… Больше никаких симптомов? Тебе это ничего не напоминает.

— Нет, — отвечаю сразу же и вдруг застываю, открыв рот. — О нет! — шепчу. — Не может этого быть!

— Вдруг ты беременна? Очень на то похоже! Когда у тебя последний раз были месячные?

Подскочив на кровати, я хватаюсь за телефон и трясущимися пальцами пытаюсь справиться с поиском нужного приложения.

Выходит с трудом!

Открыв календарь менструаций, с паникой смотрю на оповещение о длительной задержке.

— У меня задержка! Как я могла это пропустить?! — шепчу с ужасом.

Я в шоке… Мне страшно! Я, что, беременная?

— Я должна знать наверняка.

— Ты не рада?

— Рада, я так давно хотела ребенка, но не уверена, что Илья хочет и готов именно сейчас к такому повороту событий. В последнее время на него столько всего свалилось…

— Он в любом случае должен знать!

— Для начала об этом должна узнать я сама. Вдруг это ошибка? Вдруг тревога — ложная?

До этого момента меня не покидало ощущение. будто я сплю или нахожусь в отдалении от основных событий. Моя жизнь движется вперед, но я наблюдаю за всем со стороны, через прозрачное стекло. Это чувство возникло после нападения, и я никак не могла от него избавиться. Не помогала ни работа с психологом, ни постоянные визиты мужа и его забота обо мне. Даже новости, что Карина задержана и больше не сможет навредить, не смогли пробудить меня от странного состояния, в котором я пребывала, спряталась в нем, чтобы не чувствовать, не переживать и не копаться глубоко в себе. Слишком много переживаний выпили мои силы, и я на время затаилась, просто наблюдая за всем.

Но именно сейчас, после прозвучавших предположений, не беременна ли я, чувствую, как ко мне возвращается сила и энергия жизни, действия.

Появилась цель — выяснить, есть беременность или я просто ошиблась.

Толчок к действию.

Я точно знаю, чем стоит заняться, и это придает уверенности в себе.

— Мне нужно сделать тест на беременность.

Он

— Как дела с Ксюшей? — интересуется Дима. — Собираешься к ней?

— Да, — отвечаю, не отрывая взгляд от бумаг. — А что? В чем дело?

— Ни в чем, — голос друга звучит немного удивленно. — Ты очень остро реагируешь, остынь. Просто переживаю за старого друга и босса. На тебя столько всего свалилось в последнее время.

— Да, ты прав.

Заставляю себя отложить ручку в сторону, у меня уже кисть ноет от подписывания бумаг. Накопилось куча всего, сложности на личном фронте. Я, ожидаемо, ударился в работу. Понимаю, что трудоголизм не избавит меня от проблем, не решит их ни на грамм, но все-таки убегаю в работу. Пока убегаю… Так проще игнорировать совесть, которая не дает покоя.

— Что с Давидом?

Вот опять.

Укол.

Болезненный укол.

— Пока ничего, — отвечаю скупо. — А чего ты хотел услышать, Дим?

— Илья, у тебя нездоровый вид. Ты почти не спишь. Хватит третировать себя и сотрудников. Они уже боятся попадаться тебе на глаза, драконишь всех по поводу и, в особенности, без повода!

— Думаешь, я на работе срываюсь?

— Дружище! — говорит Дима серьезным тоном. — Я не думаю, я знаю это. Вижу, как ты себя ведешь, и знаю, что за этим скрывается. Давай начистоту, что тебя гложет?

Дмитрий поднимается и машет мне рукой, мол, вставай.

— Пошли. Уже слишком поздно. Ты на время совсем не смотришь, — говорит он. — Прогуляемся, в баре посидим, как в былые времена. Потрындим…

— Мне трындеж не поможет.

— А молчать поможет? Я недавно наткнулся на одну статейку и прочитал, что люди, которые замалчивают свои проблемы, игнорируют боль, уходят в работу, игнорируя сложности, в большей степени подвержены сердечным приступам.

Я поднимаюсь, хватаю пиджак. Выхожу следом за другом, но не могу его не обматерить:

— Да чтоб тебя! Хватит говорить мне о сердце, эта тема для болезненная, знаешь же!

— Знаю, — кивает Дмитрий. — Поэтому намеренно поднимаю самую муть со дна. Кто-то же должен…

— Кто-то же должен! — передразниваю. — Где ты был раньше?

— Рядом, — отвечает он честно. — И много раз тебе говорил, когда ты еще к сыну Карины бегал, чтобы ты определился. Ведь Карина эта всем видом старалась показать, будто вы спите. До чего прилипчивая… — жалуется. — Ни одну возможность оказаться рядом с тобой не упускала! Я от нее пострадал не меньше тебя.

— Что?! Что она сделала?

— Шучу я, шучу! Расслабься… Но, правда же, она проходу не давала твоим самым близким друзьям. Всеми правдами и неправдами на общие праздники старалась попасть. В последнее время это уже клиникой начало попахивать, честное слово. Я… — прикладывает руку к груди. — Очень рад, что ты распутал этот клубок проблем.

Я молчу, мы идем вдоль торгового центра, курим. Прячусь за затяжками, маскируя ими молчание. Дима и прав, и не прав одновременно.

Распутал ли я клубок проблем?

С одной стороны — да, распутал. С другой стороны — попал в еще одну ловушку внутри себя, совесть меня гложет.

На эмоциях было легко сказать, заберите Давида, вы, его бабушка и дедушка! Мол, я к нему никакого отношения не имею. А на деле… Я ведь проникся пацаном, его жизнью, проблемами, за здоровье его переживал, считал своим.

Тесты, которые я провел дополнительно, подтвердили, что я не имею к нему никакого отношения, как биологический родитель.

Я сделал эти тесты, чтобы заставить совесть замолчать, но она не дает покоя. Ни она, ни сердце… Там тоска и привязанности, которым не должно быть места… Не должно! Но вырвать с корнем не получается.

— По пацану скучаешь? — уточняет Дима. — Знаешь, он тоже… по тебе скучает.

— Ты-то откуда знаешь? — усмехаюсь с грустью.

— Навещал. Бабка с дедом стараются, изо всех сил. Но пацан по тебе грустит…

— Вот не надо! Не надо, Дим, прошу тебя! Я поступил так, как должен был поступить! Я люблю Ксюшу и не собираюсь терять ее из-за ложных привязанностей к ребенку! Она не должна терпеть чужого малыша, проблемного… Я не хочу терять возможность сделать ее, черт побери, счастливой! Наконец, счастливой! Без тайн и секретов, без лжи и обмана… Я сам был отравлен этой ложью, был нечестен с ней… Я во многом отказывал себе, ей, нам отказывал. Мы заслужили счастье. Мы его… достойны.

— Но ты не похож на счастливого, уж прости. Не знаю, с каким выражением лица ты навещаешь Ксюшу. Но если именно с таким, дружище… То ты никогда не сделаешь свою девочку счастливой! Никогда, запомни.

— Эй, специалист по счастью! Ты-то сам можешь назвать себя счастливым? У тебя нет отношений…

— У меня непостоянные отношения с новыми девушками и постоянно-временные встречи с бывшей. Это такая взаимозависимость, когда врозь не получается и вместе быть невозможно. Но, в целом… Не знаю, да, временами я счастлив. Мне кажется, значение счастья преувеличивают.

— Вот как?

— Оно слишком неуловимое. И точно непостоянное. Сегодня я с трудом высидел на твоем блиц-опросе, так по малой нужде приспичило, что когда сходил, почувствовал себя счастливым!

Смеюсь.

— Тьфу, пошляк! Ты снова все испортил! Почему я тебя терплю до сих пор, скажи?

— Потому что я вытаскиваю тебя из скорлупы и заставляю смотреть на вещи иначе. Знаешь, никто не требует с тебя, чтобы ты взял пацана на себя, усыновление или опекунство. Но бросить пацана в неведении — это неправильно. Он остался без бешеной мамки и без папки, который нет-нет, но приходил…