— Господин, а что делать с другими? — догнал меня Иван Проскуров.

— Спроси, что да как, да предложи работу. Пусть бретер потренируется со мной в стрельбе, заодно может какие приемы в дуэли покажет. Но сперва отбейте ему что-нибудь. Но второго не трогать, только расспросить после того, как он увидит избитого бретера, — сказал я и пошел на выход.

Домой. У меня там жена красавица и до ужина я могу еще с ней… Ох, что могу!

Глава 15

Неаполь

15 октября 1797 года (Интерлюдия)

Федор Федорович Ушаков уже вовсю работал, причем в непривычном для себя амплуа. Русский адмирал с большим профессионализмом мог бить врага, но вот заниматься политикой, как и лишь обозначать присутствие России в регионе — это не то, чего хотел бы Ушаков. Он более остального хотел сражаться.

Нет, никогда Федор Федорович не был кровожадным, если можно избежать боя, то он чаще всего так бы и поступил. Или же когда противник повержен, то русский православный адмирал не станет его добивать, напротив, проявит шокирующую для врага христианскую добродетель. Вот только Ушаков прекрасно, словно физически, ощущал в воздухе запах крови и сожженной человеческой плоти. Все говорило о том, что войны не миновать, тогда зачем излишние политесы, если нужно укрепляться и готовится к неминуемому. А он тут, вино попивает.

Уже была проведена инспекция фортов на Мальте, после которой в срочном порядке был отправлен в Севастополь самый быстроходный корабль русской флотилии. Дело в том, что оборона острова просто никудышняя. Если не привезти хотя бы четыре десятка береговых пушек, то и думать нечего, чтобы при обороне брать в расчет форты. Мальтийская артиллерия не выдерживала критики.

Ушаков не высказывался на политические темы, или озвучивал свои умозаключения только в присутствии очень близких офицеров, которые никогда не станут писать доносы. У флота свое понимание чести, предательства, тут замкнутая каста, которая, вероятно, формируется под воздействием долгого нахождения людей в тесном пространстве кораблей. Так что Федор Федорович даже и не предполагал, что кто-то на него донесет, но и ругать власть не стремился. Его, только что назначенного адмиралом, вообще все должно устраивать.

Между тем, пусть Ушаков и был рад Средиземному морю, или Ионическому, как его части, но понимал, что Мальта — очень спорный актив. Да, это центр Средиземноморья, в этом отношении дорогого стоит контроль торговых путей, если бы было чем торговать. Но мальтийцы стали ленивыми людьми, забывшими о беспримерных подвигах своих предков рыцарей-госпитальеров. Не были мальтийцы бедняками, по крайней мере среди элиты Ушаков не увидел признаков того, что богатые мальтийцы сильно беднее богатых русских или неаполитанцев. А с России уже идет финансирование острова, сам Федор Федорович привез серебра на два миллиона рублей серебром. Да за такие деньги!..

— О чем задумались, адмирал? — спросил Гораций Нельсон у Федора Ушакова.

— Ровным счетом, ни о чем, — ответил Федор Федорович и улыбнулся.

Сложно было разговаривать на английском языке, все-таки Ушаков, как и вся русская элита, более предпочитал французский. Но как на богатом языке Вольтера разговаривать с этим чванливым дураком, с Нельсоном? Тем более, что Гораций французский знал на уровне, не достойном даже денщика Ушакова.

Как же сейчас Федор Федорович хотел в море, как его бесили все эти неаполитанские посиделки. Разговоры ни о чем с крайне необразованными людьми; или морские просторы. Для Ушакова выбор очевиден.

Нельзя говорить, что неаполитанский двор — это сплошь необразованность и невежество, но большинство во дворце таковые. Сам король Фердинанд еще может поговорить на разные темы, поддержать разговор, пусть и личность крайне скользкая, такой себе приспособленец под обстоятельства, быстро меняющий мнение по необходимости. Но вот его жена…

Много выпустила из себя Мария Терезия детишек. Она хотела показать, что можно быть и великой императрицей и одновременно достойной женой, и матерью. Выглядело так, на публике, а по факту… Нельзя существовать по принципу «и жрец и гнец и на дуде игрец». Так что дочери австрийской императрицы Марии Терезии, что Мария Антуанетта, что Мария Каролина не получили системного образования, даже гордились тем, что не читают книг. И пусть Ушаков сам не был великим ценителем наук, кроме только флотской, но в такой компании чувствовал себя человеком с системным образованием.

Ситуацию могла изменить семейная чета Гамильтонов, которые чуть ли не управляли королевской фамилией, но и тут все было сложно и несколько пошло. Гамильтон показался Ушакову авантюристом, пусть уже и в годах, а от того обленившимся. Ну а его жена… Роман Нельсона с Эммой Гамильтон разгорался с неистовством, страстью, всепоглощающим пожаром.

И вот этот факт еще больше отталкивал Ушакова от вероятных приятельских отношений со своим английским коллегой. Федор Федорович не был женат, но, как всякий православный человек, чтил институт брака и осуждал хождения по кроватям. А тут, такая страсть, слезы и крики, забываясь обо всем, даже о службе, Нельсон потерялся в океане страстей. Эмма Гамильтон отвечала ему взаимностью. От того, как считал Ушаков, может сильно пострадать и служба.

— Господин вице-адмирал, вы намереваетесь отбывать к британским берегам? — после череды пустых фраз спросил Ушаков у Нельсона.

Горацио молчал, думал. Двурукий, но уже плохо видящий на один глаз, флотоводец, сын крестьянина-арендатора, не хотел признаваться в слабости английского флота [Нельсон не потерял руку, потому как в АИ не случилось сражения при Тенерифе]. Нельсон всерьез думал нарушить приказ и превратиться в своего рода капера, который нападал бы на французские корабли по всему Средиземному морю. Ходят слухи, что Директория собирается послать армию в Египет, но вот противостоять этой высадке просто некому. Горацио Нельсон всерьез не рассматривал флот Ушакова, как силу, считая, что дикие русские могут бить еще более диких турок, но не европейцев.

И что было противно Ушакову, Нельсон не особо сдерживался в словах и донес все свои посылы про русских, как никудышних вояк и до Федора Федоровича и до королевской неаполитанской фамилии. Чего еще ждать от человека, который, лишь чуть научившись читать по слогам, поступил на флот даже приписав себе год. Он слышал мат и ругань, но не имел учителя, который объяснил бы ему, что хорошо, а что плохо.

Повезло… Дядя Нельсона принимал у племянника экзамен и на мичмана и после на лейтенанта, где не спрашивал ни про иностранные языки, ни что-либо иное, кроме уставов и системы службы на флоте, как и об управлении кораблями. Вот это Горацио заучивал наизусть, всегда организовывая службу по регламенту.

— Я не могу ответить вам, адмирал. Мы, пока иного не решили наши монархи, нейтральны, но не друзья, — сказал Нельсон и стал одним своим рабочим глазом выискивать хоть кого, чтобы сбежать от русского.

Будь у английского вице-адмирала пусть и вдвое больше кораблей, чем сейчас, то Горацио Нельсон даже не стал бы и слушать Ушакова, мог и просто уйти от разговора, проявляя грубость и невежество. Но вот засада, у Нельсона всего четыре линейных корабля и пять фрегатов. Все, более ничего, даже брандеров нет. У русских втрое больше по количеству кораблей, а по мощности залпа может и в четверо, так как флагман Нельсона, линкор «Агамемнон» имел всего 64 орудия.

Это не линейный корабль «Сэндвич», имевший сто пушек, но сбежавший после бунта ненавистного Нельсону Ричарда Паркера. Именно этот враг британской короны виноват в том, что большая часть английских кораблей ушла из Средиземного моря. Самюэль Худ, недавно назначенный адмиралом синей эскадры, уже вывел большую часть кораблей из Средиземного моря. Нельсон считал это ошибкой, но его уже проучили, что нельзя перечить командованию, когда отстранили на пять лет. Больше подобного Горацио допускать не хотел, пусть сейчас денег и хватит, чтобы не голодать, как это пришлось делать в последний раз, во время отставки.