Если разбить профессиональную армию, укомплектованную рекрутами, то противнику набрать новую будет просто неоткуда. Чтобы мало-мальски обучить рекрута воевать, нужно три, если не больше, года, а ещё нужны те, кто будет молодняк воспитывать. При не всегда системной подготовке, стрельбах раз в полгода по дюжине зарядов, опытным воин становится через годы службы. Уверен, что именно такими соображениями руководствовался Кутузов в иной реальности, когда сохранял армию, но отдавал Наполеону Москву. А вот в щепки разбитый в России Бонапарт уже через год собрал новую огромную армию, после ещё одну.

Для экономики ограничения службы в армии также выгодны, что наверняка понимал и Павел. Вот вернётся такой геройский служивый, на секундочку, вольный человек, да успеет жениться, завести пару детишек, снова-таки вольных. Выходное пособие позволит создать более-менее стабильный быт. И, кстати, далеко не факт, что бывший солдат станет возделывать землю. Он уже оторван от сельского хозяйства, но руки должны расти у него из нужного места, так как в армии приобретаются некоторые навыки ремесла. Так что, гляди, да и родится мелкий буржуа.

А взять, да уменьшить срок службы, скажем, до пятнадцати лет. Кроме того, не обязательно же оставаться в вопросе комплектования армии только на одной опоре — рекрутах. Почему бы не ввести военные поселения? Нет, не те, которые в иной реальности курировал Аракчеев, а своего рода посошную рать на новой основе и системе.

Объясню свою мысль. Если интенсивно учить воина, то хватит трёх лет, чтобы он освоил азы воинского ремесла. После организовывать военные учётные округа и полтора месяца зимой и месяц летом проводить побатальонное учение. Скажем, живут такие воины на земле, занимаются ремеслом или сельским хозяйством в условно Белокуракино и Надеждово, ну, и в паре других поместий. Отсеялись крестьяне, да и собрались на военной базе под Белгородом или Луганском. Там интенсивно постреляли, вспомнили, как правильно ходить строем, да и иные воинские премудрости себе напомнили. И так на протяжении двадцати или даже двадцати пяти лет, естественно, при показаниях медицины. Можно предусмотреть ряд исключений. Если такой воин становится важным специалистом или уходит, например, на административную работу, то можно его по протекции помещика освобождать от воинской службы. Среди плюсов ещё следует указать такую важную составляющую, как патриотизм. В армии всегда научат любить родину. И в государстве появляется большая прослойка лояльного населения.

Я не удержался и свои мысли о комплектовании армии поведал великому теоретику и практику, будущему генералиссимусу Александру Васильевичу Суворову.

— Удивительно, мой друг, но вы, человек далёкий от воинской службы, не так чтобы глупо размышляете, — выслушав меня со снисходительной улыбкой говорил Суворов. — Ну, уж простите, слегка опущу вас с небес на землю.

Не скажу, что мне полностью доказали несостоятельность моей идеи, но минусов Суворов накидал преизрядно. Первое — это уровень подготовки войск. Не могу не согласиться с тем, что за полгода бездействия мышцы атрофируются, выносливость снизится, и такой бывший воин окажется более слабо подготовленным, чем рекрут второго года службы. Я парировал тем, что когда-то приобретённые навыки быстро возвращаются, и что достаточно будет двух-трёх месяцев, чтобы вернуть форму солдату.

Второе, на что сильно давил фельдмаршал в своей критике, это весьма сложная экономическая составляющая. С одной стороны, подотчётные бывшие солдаты участвуют в экономике и производстве вместо того, чтобы быть лишь потребителями. Однако, здесь есть жирное НО — это то, что для создания возможности учёта и дальнейших сборов военнообязанных необходима немалая инфраструктура. Это казармы, которые большую часть времени пустуют и ветшают, склады, которые нужно охранять и иметь на них работников, стрельбища, различные снаряды, которые можно назвать спортивными и многое другое. А кто будет обиходить коней, следить за оружием и делать всё то, что входит в обязанности солдата-рекрута?

На мой взгляд, вторая проблема решается тем, что в каждом учётном округе должна дислоцироваться рота солдат постоянной службы. Они же инструктора, работники склада и ответственные за всё остальное. Как раз получается, что в военное время рота разрастается до батальона. После батальон разрастается до полка и так далее.

И отсюда вытекает третья проблема — организационная составляющая. Для того, чтобы создать систему территориально-милиционного комплектования войск, когда в частях только двадцать процентов личного состава, но увеличивающегося до 100% в военное время, нужны люди, которые смогут вести качественный учёт, картотеки, осуществлять взаимодействие военного командования с администрациями. Это сложно и влечёт неисполнительность. Мобилизация может быть элементарно сорвана неорганизованностью. И в это время военное командование будет в своих планах учитывать мобилизованных, а их нет, сорван призыв.

— Признаться, мой друг, нам было бы о чём поговорить, не будь я отстранён от войск, — сказал Суворов. — Но если позволите, дам совет. Не распространяйте эти идеи и не пробуйте их донести до государя. Сгорите в огне, исходящим от российского престола.

— Я последую вашему многомудрому совету, ваше высокопревосходительство, — несколько слукавил я.

Павлу да, такие идеи нельзя подкладывать, это как сыграть в игру за персонажа, которым играет игроман. Даже, если в игре прорвёшь оборону орков или каких инопланетных захватчиков изничтожишь, всё равно действия не будут оценены, напротив, ещё больше разозлят и озлобят игромана.

Так и тут, что бы кто не предлагал преобразования в армии, главном объекте внимания государя, будь он даже гениальными, всё равно инициатор окажется в немилости у императора. А вот Александр Павлович… Впрочем, поживём — увидим.

— У меня, господин Сперанский, есть ещё один вопрос. Мой друг Гаврила Романович посоветовал обратиться к именно к вам. Мне не по душе быть помещиком. Вы же наладили дела в имениях Державина за долю от дохода. Не согласитесь ли на подобных условиях работать и на моих землях? — озвучил Суворов то, что я и сам ему хотел предложить.

— С превеликим удовольствием, Ваше Сиятельство, по осени направлю к вам в белорусские поместья людей, они всё посмотрят и составят план развития. Условия те же, что и с господином Державиным, — сказал я, прикидывая объёмы работы.

Хотел Тарасова отрывать от управления поместьями, но, видимо, не судьба. У Суворова, насколько я знаю, уже более десяти тысяч душ и большие территории. Там работы и работы. Но это перспектива заиметь в год до десяти тысяч рублей дохода.

— Что ж, господа, был рад с вами иметь разговор. Познавательно. Даю слово, что не стану разглашать сути беседы. А лекарства создайте, внесите свой вклад в спасение русских душ! — сказал Суворов, прощаясь.

Мы с молчавшим большую часть разговора Базилевичем встали, прощаясь с Суворовым.

— Да, Михаил Михайлович, говорить с самим фельдмаршалом о комплектовании войск, сильно… — усмехнулся Григорий Иванович Базилевич, когда Суворов нас покинул.

— Но с вами же, Григорий Иванович, я говорю о медицине, и ничего, как сдаётся, не совсем глупо, — вернул я улыбку именитому медику.

— Сие не отнять… Выпьем? Закрепим, так сказать, по русской традиции плодотворное знакомство, — лукаво предложил Базилевич.

Искуситель… Выпить с хорошим человеком? Почему бы и нет.

А на утро, когда я фиксировал у себя похмельный синдром, за мной приехали. По приказу обер-полицмейстера Петербурга Лисаневича Василия Ивановича с разрешительной резолюцией петербургского генерал-губернатора Петра Алексеевича Палена меня срочно вызывали в столицу. Почему и зачем, не говорилось, ареста не произошло, но и не поехать я не мог. Понятно, что вышли на меня в связи с событиями на улицах Петербурга.

Провал? Или что-то иное?

Глава 8