— Прошу, господа, проследуйте за мной, вероятно, наши дамы не останутся в обиде, что мужчины немного увлекутся машиной. Но скучать не придётся. Для женщин уготован свой сюрприз, — сказал я и, поцеловав в щёку Катюшу и чуть заметно кивнув княгине Оболенской, оставляя жён приглашённых гостей на их попечение, первым устремился на борт «Русской победы».

После долгих споров в вопросе наименования первого в мире парохода всё-таки победило моё мнение. А почему именно такое название? А я представил, как зарубежная пресса будет писать про чудо-корабль, который приводится в движение посредством пара. Или как английские дети через двести лет будут учить историю, и тут «Русская победа». И да, это, несомненно, победа.

— Вы усмирили пар и направили его на движение? — Гаскойн пробился ко мне сквозь множество желающих задать вопрос.

Карл Карлович, бывший человеком обходительным, ныне так распихал локтями гостей, что мог нарваться и на вызов на дуэль.

— Да, господин Гаскойн, и предлагаю вам работать в этом и в других направлениях вместе, — сказал я прежде, чем Гаскойна оттеснили.

— Почему я не в доле? — спросил Куракин, уже не стесняясь других людей.

— Если вы не возражаете, то после можем об этом поговорить, — сказал я Александру Василевичу Куракину и обратился ко всем. — Господа, нас ждёт небольшой вояж по реке. Это займёт лишь сорок минут, и хотелось бы заверить вас, что женщины не успеют заскучать. Ну, а вы нынче находитесь на борту первого в мире парохода. И я прошу вас поприветствовать главного розмысла, инженера, создателя сего чуда — господина академика Российской Академии наук Ивана Петровича Кулибина.

Раздались скромные аплодисменты. Господа из высшего света крайне неохотно выражают свои эмоции на людях, тем более, когда нужно воздать должное «академику-мужику», как периодически называли Кулибина. Ну, да я и не ждал оваций, лишь разогревая интерес.

Между тем, пароход начал движение. Уверен, что из присутствующих может только с десяток человек, кто вообще понимает, какое эпохальное событие нынче происходит. Ничего, поймут все, когда прочитают мои статьи в газетах о том, что Россия встала на пусть прогресса. Абы только бурлаки не взбунтовались и не пошли убивать меня, Кулибина, да громить нашу Нижегородскую парохододелательную верфь.

Пароход шёл плавно, пусть и шумел при этом изрядно. Тут не было кают, но почти плоская палуба была под навесом. Всё-таки начал накрапывать дождь, и я даже несколько порадовался этому факту. Столько сил и строителей были нагнаны нами в последний месяц, чтобы минимизировать любые выверты природы, что даже было несколько обидно, если бы небесная канцелярия поставила вопрос о бессмысленной работе, и всё прошло без дождя.

— Это превосходно, — сказал Аракчеев, наконец подошедший ко мне после сухого поздравления в начале праздника. — Можете мной располагать, если понадоблюсь, чтобы создавать подобное. Но я ещё хотел бы, чтобы вы, Михаил Михайлович, поняли меня правильно относительно вашего ареста и моего бездействия. Никогда не будет такого, чтобы я воспротивился воле императора. Раз кто-то посажен в крепость под арест, значит есть на то причины.

Прямолинейно, конечно, но хотя бы понятны мотивы, которыми руководствуется в своей службе, да и жизни, Аракчеев. Алексей Андреевич хочет либо быть, либо казаться служакой, ну, так учтём данный факт и не станем питать иллюзий в дальнейшем. А так, он мне нужен. Потому никаких упрёков, чтобы неприязнь не повлияла на работу. Буду держать дулю в кармане.

— Отбросим недомолвки. Вы уже возглавили русскую артиллерию? — решил переменить я тему.

— Согласовывается. На это место есть претенденты, но государь обещал мне, а я верю слову монарха, — отвечал Аракчеев.

Разговор не ладился, и я был рад тому, что рядом сновал туда-сюда Николай Резанов, и решил сперва познакомить Николая Петровича с Аракчеевым, а после полностью перевести внимание на соучредителя РАК.

Сложный он человек, этот Резанов. Вот разграничены же полномочия между ним и Крузенштерном, а они всё равно поссорились на почве того, в каком статусе будет участвовать судно Юнона в предстоящем уже через две недели походе. Всё же понятно: Иван Фёдорович Крузенштерн главный в море и во время переговоров с американцами, так как знает их элиту, в остальном Резанов главный на суше, но не в море.

Признаться, я тайком от Резанова порекомендовал Крузенштерну обратиться в Адмиралтейство и взять там чёткое подтверждение полномочий и определить официальный статус Юноны. Сам же я уже имею подтверждение о дозволении кораблю РАК присоединиться к кругосветному плаванию русского флота.

После того, как гости, их мужская большая половина, сошли с парохода, оказалось, что многие женщины плачут. Мужчины, было дело, всполошились, но когда узнали о причинах, заулыбались. Это так женщины прослезились из-за романсов, которые исполняла моя служанка Прасковья под аккомпанемент гитариста из оркестра Вяземского.

— Миша, это… — моя ненаглядная также встретила меня с мокрыми дорожками на симпатичных щёчках. — Как же берёт за душу, как это чувственно. Твои романсы — они великолепны. Я благодарю Бога, что стала женой такого тонко чувствующего человека.

Но не успели мы обсудить тексты романсов, как прозвучал свист, а за ним последовал первый взрыв, и уже ночное небо расцветилось множеством огней. Ну, а дальше… Такого фейерверка ещё не видели в России, по крайней мере Кулибин, долгое время занимавшийся такой забавой при Екатерининском дворе, заверял, что на мою свадьбу будет лучшее шоу. Так и было. Всё взрывалось с разными рисунками, одна ракета менялась на десяток, зашипели фейерверки, забились яркими искрами огненные фонтаны из-под земли. Чуть вдали, где гуляли горожане, судя по восторженным крикам, творилась вакханалия — Нижний Новгород ликовал, входя в экстаз от увиденного.

— Господа, — мой тесть обратился ко всем присутствующим после окончания почти получасового фейерверка. — Прошу проследовать к поданным каретам, чтобы продолжить наш праздник ужином и танцами.

Гости, словно покорные барашки, поплелись к каретам. Уже научились быть ведомыми на празднике и идти туда, куда зовут.

Застолье, здравицы, множество блюд, которые несмотря на то, что большинство неплохо подкреплялись в порту, поедались быстро, цыганские песни с исполнением «Мохнатого шмеля». После присутствующих мужчин пригласили посмотреть во двор. Тут свои умения показывали мои воины.

Что такое показушная постановка якобы работы спецназа, я знал. С подготовленными бойцами раскидать трюки с акробатическими элементами, ударами ногами, снятием часовых, битьём досок руками, бутылок о голову, как и многое другое, сделать было несложно. Вот и порадовали таким вот двадцатиминутным выступлением разгорячённых мужчин, среди которых большинство были или в прошлом военными, или нынче проходящими воинскую службы.

После начались танцы, и первым был вальс, вот так, вопреки воле государыни, столь рьяно запрещающей развратный, по её мнению, танец. Танцевали лишь только мы с Катей, и звучала музыка, которая была мной с горем пополам передана профессионалам, ну, а те добавили чуть своего, не испортив композицию. «Мой ласковый и нежный зверь» — этот вальс начинался так нежно, постепенно развиваясь и усиливаясь, как… Это секс в лучшем отношении к нему.

Я закружился и был счастлив. Мы смотрели друг другу в глаза, и химия, которая была между нами, создавала батарейку, от корой можно было бы подпитать весь Нижний Новгород, будь тут провода и лампочки. Любви нет — думал я раньше, в иной жизни. Нет жизни без любви — уверен я в новой своей реальности.

А после мы пошли в спальню. Она была украшена лепестками роз, горели красивые, в виде роз, свечи…

— Не бойся, я буду нежен! — сказал я, когда мы, наконец, остались наедине.

— А я и не боюсь, муж мой, — отвечала Катя, после, зажмурив глаза, она скинула с себя ночную рубашку.

Глава 14