— Я жду ответа! — потребовал Пален, не дав времени на обдумывание.
Тогда отвечу по чести.
— Душа Богу, сердце — женщине, долг — Отечеству, честь — никому! — громко сказал я, даже прокричал.
Авось, найдётся тот, кто расскажет, как Сперанский ответил козлу Палену.
— Что ж… Подумайте! Некоторое время моё предложение будет в силе. А вас ничто не будет отвлекать от правильных мыслей, — сказал генерал-губернатор, посмотрел на меня даже не с отвращением, а с брезгливостью, и вышел за дверь.
— Пройдёмте! — потребовал тот мужик, что стоял рядом с Паленым и буравил меня взглядом.
И я пошёл, а потом поехал, а чуть позже только крики чаек и доносились до моего слуха. В Петропавловской крепости нужно сменить коменданта. Грязь кругом, сплошная антисанитария. И с кормёжкой туго, даже за деньги не хотят кормить нормально.
Интересно, а что мне будет предъявлять Пален? Измену или разбой?
Мог ли я поступить иначе? Согласиться с предложением этого деятеля? Нет, всё-таки не мог. Так, сидя здесь, у меня сохраняются шансы не очернить честное имя, как и иметь будущее. А с Паленым — нет, однозначно ничего путного не выйдет.
— Сижу за решёткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орёл молодой… — строки стихотворения непроизвольно вырывались наружу [А. С. Пушкин «Узник». Полное стихотворение см. в приложении].
*………….*…………*
Генуя
14 июня 1797 года
— Гражданин Бонапарт, — обратился к Наполеону представитель Директории Лазар Карно. — Вашими действиями не вполне довольны в Париже.
— Гражданин Карно, — крайне недовольным и раздражительным тоном отзеркалил обращение к себе Наполеон. — Назовите мне хоть одного француза, который за последний год сделал для республики больше, чем я!
— Именно что так, гражданин Бонапарт. Вы правильно заметили — республики. Оттого обязаны быть проводником и исполнителем воли французской нации, — продолжал отчитывать командующего Итальянской армией недавно присланный из Парижа представитель Директории Лазар Николя Маргерит Карно.
— Как бы удерживала власть Директория, если бы обозы с провиантом и ценностями не были отправлены во Францию? Мной, смею заметить! Я спасаю республику от голодных бунтов! — Наполеон продолжал говорить в нервозном тоне.
— А не скажете, гражданин, почему с этими обозами шли сотни телег с награбленным добром? Солдатским, смею заметить. С вашего на то позволения, — напирал Карно.
Наполеон понимал, что сейчас может вспылить и нахамить, и это в лучшем случае, а в худшем так и вызвать зарвавшегося представителя на дуэль. Потому генерал взял паузу в разговоре и вышел на лоджию. Вилла в предместье Генуи располагалась на живописном морском побережье, и немного прохладный морской бриз с солоноватым привкусом несколько остужал пыл уставшего, злого и считающего себя преданным правительством командующего Итальянской армии. Наполеон вдохнул очередную порцию свежего воздуха и, словно вихрь, ворвался обратно в комнату, где всё также показательно отрешённо и надменно сидел в кресле Лазар Карно.
— Почему вы меня остановили? Я был в ста километрах от Вены! Я мог идти на столицу Австрии! — выкрикнул Наполеон.
Морской воздух немного успокоил его, но лишь до той степени, чтобы не броситься в драку с представителем Директории.
— О! Вы используете новые метрические единицы измерения. Километр! Признаться, этим вы меня порадовали. Ещё бы следовали всем остальным законам и указам Директории, кроме установления метрической системы, и стали бы поистине великим гражданином республики, — говорил Карно, но, несмотря на дерзкие слова, тон его был не столь уверенным, как ранее.
Один из архитекторов новой республиканской французской армии, военный инженер и незаурядный учёный, Лазар Карно и сам понимал, что начавшиеся переговоры с австрийцами в Леобене выглядят, словно предательство и подлая интрига. Генералу Бонапарту просто не дали стать величайшим героем Франции.
Директория потребовала от Бонапарта после капитуляции австрийской крепости Вурмзер провести перегруппировку войск. Наполеон подчинился, ожидая, что уже скоро, весной, придёт подкрепление, и он начнёт победоносное наступление на столицу Австрии. Австрийские войска были либо далеко, либо вовсе ранее разбиты Наполеоном. В Австрии царило смятение, и присутствовали даже признаки паники, они проиграли кампанию при первоначально более выгодных позициях. Кроме того, зимой сложно было создать новую ударную армию, между тем, французы сохранили костяк своей Итальянской армии и пополнили её, в том числе и прибывшими к Бонапарту польскими отрядами уланов. Наполеон был уверен, что разгромит австрияк.
Генерал понимал ещё и то, что немалую роль в нынешней ситуации играет политический момент, и международная обстановка позволяет нанести мощнейший удар по Австрии и даже распространить французское влияние на германские княжества, оставшиеся практически беззащитными. Англичане пребывают в шоковом состоянии из-за потери немалой части своего флота, с Пруссией всё ещё действует мирное соглашение. Австрия осталась одна.
Для всех здравомыслящих политиков понятно, что переговоры с Австрией — это лишь попытка Габсбургов выиграть время. Скорее всего, в Вене рассчитывают, что удастся втянуть в войну Россию, несмотря на то, что русский император заявлял о нежелании воевать. Именно русский фактор сейчас в Европе играл ключевую роль. И пока участия русских не случилось, можно было разбить Австрию, и Российская империя в одиночку не стала бы воевать с Францией, тем более, что ни на какие русские территории французы не претендуют. Хотя, нет, генерал Бонапарт предполагает, что Ионические остова и Мальта, если они станут русскими, могут представлять угрозу для Франции. И, даже без санкции Директории, собирался что-то придумать, но высадиться на Мальте.
Невдомёк командующему Итальянской армией, что в Петербурге Мальту уже считают своей, что идут переговоры с Османской империей, чтобы турки пропустили Черноморский флот под командованием Фёдора Ушакова через проливы. И русский адмирал должен был прибыть с десантом на Мальту. Об этой просьбе к султану уже узнали в Вене и направили своих просителей, чтобы любыми путями уговорить Блистательную Порту пойти русским навстречу.
— А теперь, генерал, поговорим без волнений и резких фраз! — после некоторой паузы предложил Карно. — Я один из тех граждан, которые не хотят реставрации монархии будь в какой форме. У меня сложилось чёткое убеждение, что французский народ ждёт своего бунтарского Цезаря, но это крах республики. Они не ведают, чем такое может обернуться.
— По-вашему Цезарь был плох? Он всколыхнул Рим, империя блистала и достигла вершины своего могущества, при том сохранялся и Сенат! — уже менее эмоционально говорил Наполеон.
— Не думаю, что нам стоит говорить о делах давно минувших дней, лишь напомню, что после прихода Цезаря, Рим раздирали войны между собственным гражданами. Но не поэтому я не хочу новых Цезарей. С их приходом умирает республика, — сказал представитель Директории, пристально рассматривая Бонапарта [Лазар Карно был ярым противником установления консулата и последующего провозглашения Наполеона императором].
— Вы понимаете, что остановка продвижения в Австрии может быть расценена, как предательство? — спросил Бонапарт.
— Я задам вам встречный вопрос. Какими полномочиями вы руководствовались, когда создавали Цизальпинскую республику? Воспользовались небольшим бунтом в Генуи и всё, установили свою власть. Я был прав, что сравнивал вас с Цезарем, — возмутился Карно.
Бонапарт промолчал, он не понимал, как можно великого римлянина, коим, несомненно, являлся Гай Юлий Цезарь, упоминать в столь уничижительной манере. А самому Наполеону весьма импонировало такое сравнение. И да, теперь он также находит много похожего.
Цезаря любили в войсках? Так и Наполеона нынче практически боготворят. Солдаты помнили, какими голодающими оборванцами они были до вторжения в Северную Италию, как не верили в свои победы и уже сильно стали сомневаться в жизнеспособности республики.
