— Ну, что же вы, Михаил Михайлович, пока так и ничем не обязаны, но всё может, я бы сказал, должно измениться, и тогда я окажусь обязанным вам, — сказал Пётр Алексеевич, подарив мне притворную улыбку, от которой меня даже подташнивать стало.

И что получается? Это мне сейчас намекают…

— Даже представить себе не могу, что же может подвигнуть столь яркого государственного мужа, коим вы, несомненно, являетесь, оказаться должным мне, лишь исполнителю поручений подобных вам слуг его величества, — сказал я, стараясь изобразить умеренное недоумение.

У меня-то как раз уже появились мысли, что здесь и сейчас происходит. Меня вербуют, ни больше ни меньше. Сейчас, после того, как пройдёт период пустопорожних слов, должны и пряники посыпаться, после мне покажут кнут или же ударят им. Вот и всё, деваться некуда: служба у Палена — мёд, без Палена — дёготь.

— Вы явно приуменьшаете свои способности. Поверьте, Михаил Михайлович, я имел любопытство спросить о вас. И знаете что? — говорил Пален, вольготно, даже слишком фривольно для светского человека, располагаясь на стуле.

— Я в предвкушении. Поведайте же, ваше высокопревосходительство! — продолжал игру и я.

Во взгляде Палена проскользнул некий интерес, но он быстро унял эмоцию, возвращаясь к ранее выстроенному образу. Уверен, что я несколько сбил внимание Петра Алексеевича. Не шаблонно я разговариваю, учитывая большую разницу и в чинах, и в возрасте, да и в сложившемся положении. Но опытный хитрый жук Пален почти не показал своего возмущения.

— Извольте! — расплылся в улыбке Пётр Алексеевич.

Генерал-губернатор хлопнул в ладоши, небрежно протянул руку чуть себе за спину, и через несколько секунд ему подали исписанные листы бумаги.

— Тут ваша история. Может так статься, что я чего-то не учёл, мои люди спешили, знаете ли. Однако, вот тут… — Пален указал пальцем в начало текста, разобрать который я при всём желании не мог. — Вы заменили князя Куракина, того, который Алексей Борисович, можно сказать, во всём. Даже… Ха-ха. Разные слухи нынче в обществе ходят.

Мой собеседник вновь притворно засмеялся. Намёк на анекдот, где я заменяю генерал-прокурора в постели с женой, был очевидный. И, вероятно, таким образом меня хотят сбить с толку. Или вызвать неприязнь к Куракину. Да, наверняка, второе. Мало кому захочется быть рядом с тем, над кем смеются. Но тут же не детский коллектив, да и я не эмоциональный пацан, так что…

— Под чутким руководством есть желание работать и служить. Алексей Борисович умеет работу наладить. Насколько мне известно, в Сенате всё исправно работает. Любое обращение рассматривается сроком до десяти дней, — ответил я.

На лице Палена промелькнуло разочарование. Не знаю, почему именно: или потому, что я сбил его игру, или же, что защищаю Куракина.

Вообще, история с высмеиванием Алексея Борисовича пахнет дурно. Вот только сейчас я почти уверился, что такие слухи умело распространяются в обществе. Вынуждают Куракина нервничать и тем самым конфузиться, ну, и создаётся такой образ дурочка, которому, естественно, не место в должности генерал-прокурора. Дирижёру этого спектакля стоит аплодировать или готовить заряд для штуцера. Кто? Пален! Вот сейчас, глядя на эту ухмыляющуюся физиономию, у меня нет никаких сомнений, что это он. Ох, и змей!

— Вы беспокоитесь за свои паи в кумпаниях? Военторге? — будто озарённый догадкой, спросил Пален.

Вот же человек… Меряет по себе или же не до конца понимает моё положение.

На самом деле, мне предавать Куракиных нельзя никак по многим причинам. Дело тут не в деньгах, хотя и этот фактор имеет существенное влияние уже на принятое мной решение. Главным является то, что с Паленым я обречён на поражение и забвение, как и он сам уже обречён.

Ну, допустим, я стану плечом к плечом с петербургским генерал-губернатором. Какие плюсы? Быстрое продвижение по службе? Спорный момент, так как стать просто секретарём и исполнителем воли Палена — это деградация меня, как чиновника, да и как человека. И пусть я при этом стану даже тайным советником.

Деньги? Вообще не об этом. Те проекты, которые я имею с Куракиными и не только с ними, уже дают немалый доход, при том они с большим потенциалом на будущее.

Минусы? Так после заговора, который, мне уже это отчётливо видно, обязательно сложится, я уйду в небытие вместе с Паленым. Уже молчу, что стану нерукопожатным с достойными людьми даже после самого согласия предать Куракиных. В обществе быстро узнают, что к чему. И тут сложно будет вновь взлететь наверх, будь я хоть великий учёный или несравненный поэт. А как отнесётся к моему предательству Вяземский и Катя? Точно не лучшим образом. Нет. Было бы рационально, так и предал бы Куракиных, но…

— Вы позволите, я выскажу своё мнение несколько аллегорично? — спросил я и, дождавшись кивка и вульгарного взмаха рукой, якобы «валяй!», продолжил.

Я пересказал историю, которую в будущем часто приводили в пример правильности устройства рабочих взаимоотношений в организации. Некогда, в далёком будущем, Генри Форд отправил всех своих начальников отделов в принудительный отпуск. Они вернулись, и часть начальников была повышена, иные уволены. Всё дело в том, что глава компании оценил, как работают отделы без руководителей, если хорошо, то работа налажена правильно.

— Из сего следует, вы считаете, что Алексей Борисович Куракин — достойный подданный его императорского величества и на своём месте? — удивился такому подходу Пален.

— Безусловно! — решительно ответил я.

— Что ж… — сказал Пален и резко из добродушного и невоспитанного хама стал жёстким, но, как кажется, хамом быть не перестал. — Я весьма разочарован и, признаться, ждал от вас иного. Можно было ещё поговорить, но ваша позиция мне предельно понятна.

Вновь раздались хлопки в ладоши и… В комнату ввели всего избитого, обессиленного, казалось, сломленного Яноша Крыжановского. Усилием воли я постарался не показать своих эмоций. Всё-таки служба под прикрытием из моей прошлой жизни давала некоторые возможности и навыки играть и не поддаваться эмоциям.

— Я опишу то положение, в коем вы оказались. Вот этот разбойник — ваш друг. Уже подобное вызовет порицание в обществе. Более того, по вашему приказу в Петербурге начались беспорядки. Сам государь, проезжая, слышал звуки выстрелов. Ваши люди вырезали татей, это да, но всё можно представить в ином свете. И поверьте, что зачинщиком станете вы, а ваши янычары, их способность к убийству, так это ни что иное, как подготовка к заговору. И общение с Суворовым тут очень уместно ложится, — сказал Пален и взял паузу, просто неприлично рассматривая меня, выискивая любые признаки реакции.

— Янош, с тобой всё в порядке? Как ранение? — спросил я, не обращая внимания на Палена, словно он пустое место.

— Жив ещё, не знаю, за что и били, — сказал Барон, намекая, что ничего не сказал.

— Прекратить разговоры! — потребовал генерал-губернатор. — Уведите его!

Я проводил взглядом Яноша, при этом тяжело дыша. Понадобились неимоверные усилия, чтобы не наделать глупостей. При этом в комнату вошёл один мужчина в штатском, но физически развитый и с видимой армейской выправкой. Боится меня Пален, телохранителя позвал.

— Озвучьте ваши требования, ваше высокопревосходительство! — сказал я.

— Мне нужны вы в помощники. Станете секретарём. При этом никаких чинов не сменится, а я сделаю многое для того, чтобы вы стали тайным советником. Своих людей уберёте от Сената и более помогать Куракиным не будете. Далее… — Пален замялся, но после паузы решился продолжить. — Я знаю, как ваши люди выбивали всех разбойников Петербурга. Видел их в деле. Моих людей, которые не представились, они уложили и глазом не моргнули, одного убили, что также может быть использовано против вас. Мне нужны такие исполнители. И тогда всё забудется, что доложить императору, я найду.

Ох, ты ж! Ничего себе! А батенька задумал, наверное, совершить государственный переворот и убийство Павла руками людей, которых Я подготовил. Это подставит меня, и можно всё свалить на дурочка Сперанского? Лихо! Нет! Не будет такого. Нужно думать, что он может, допустим…