LXXXIII Вот прибегает Маргарис из Севильи, Что владеет землею до самого моря. За красоту с ним дамы дружны: Женщина, видя его, всегда просветлеет; Хочет иль нет, улыбку сдержать не может. Нет подобного ему рыцаря среди язычников. Он вошел в толпу – всех покрыл его голос — Говорит королю: «Не смущайтесь. Я пойду в Ронсеваль и убью Роланда, Да и Оливьер не вернется оттуда живой. Двенадцать пэров остались там себе же на муку. Взгляните на этот меч в золотой оправе, Что достался мне от эмира Прима. Клянусь, скоро он будет весь обагрен кровью. Французы погибнут, и Франция будет посрамлена. Старого седобородого Карла Горе и гнев будут безграничны. Ранее года мы завладеем Францией И будем ночевать в Сен-Дени [51]». Король язычников низко поклонился. LXXXIV С другой стороны – Шернублий из Черного Дола [52]. Волосы у него до самой земли. Шутя, он поднимает такую большую тяжесть, Какой не свезти четырем вьючным мулам. В его стране, откуда он приехал, Солнце не светит и хлеб не растет. Там не падает дождя и роса не касается почвы. Нет камня, который не был бы черен; Многие уверяют, что там обиталище бесов. И сказал Шернублий: «Я опоясался добрым мечом, В Ронсевале окрашу его багрянцем. Если встречу на пути своем храброго Роланда, Я нападу на него, или не верьте мне более. Мечом своим я одолею Дюрандаль. Французы умрут, и Франция погибнет». При этих словах сбираются двенадцать пэров (Марсилия); Они уводят с собою сто тысяч сарацин, Которые спешат и стремятся в битву. Они вооружаются под ельником. LXXXV Язычники облекаются в сарацинские кольчуги, Большею частью подбитые тройною тканью. Надевают отличные сарагосские шлемы И опоясываются мечами венской стали. Их щиты красивы, а копья у них из Валенции, Значки у них белые, синие и красные [53]. Они оставляют тут своих мулов и вьючных лошадей, Садятся на боевых коней и выступают тесными рядами. День был ясный и чудное солнце. Все оружие сверкало-блистало. Зазвучали тысячи рогов для вящей красы. Шум был великий, и услыхали его французы. Говорит Оливьер: «Товарищ, как видно, Нам не миновать битвы с сарацинами». Роланд отвечает: «Да пошлет ее нам Бог! Наш долг постоять здесь за нашего короля, Ибо за своего господина должно вытерпеть всякую муку И снести великий жар и великую стужу, Если нужно – утратить и волосы, и кожу. Долг каждого из нас – наносить покрепче удары, Чтобы про нас не сложили недоброй песни! Виновны язычники, христиане – правы. Дурного примера от меня не будет!» Часть вторая. Смерть Роланда
Приготовления к великой битве LXXXVI Оливьер всходит на холм. Глядит направо, на долину, поросшую травой, И видит, что подходит полчище неверных. Он зовет Роланда, своего товарища: «Что за шум доносится ко мне от Испании! Сколько белых панцирей, сколько сверкающих шлемов! Много ярости будет нашим французам. То Ганелон совершил предательство; Из-за него нас назначил император». «Молчи, Оливьер, – ответил граф Роланд. — Это мой вотчим – ни слова о нем больше». LXXXVII Оливьер взошел на высокий холм: Отсюда он видит хорошо испанское царство И великое сборище сарацин. Блистают шлемы, покрытые золотом и каменьями, А сколько щитов, узорочных панцирей, И пик, и накрепленных значков. Не может он счесть всех отрядов: Cтолько их, что он и счет потерял! Он весьма смутился сердцем, — Как мог, спустился с холма, Пришел к французам, все им поведал. LXXXVIII Сказал Оливьер: «Я видел столько язычников, Как никто никогда не видел на земле. Перед нами их, право, тысяч сто; со щитами, С надетыми шлемами, белыми панцирями, Прямыми пиками, блестящими черными копьями. Ждите битвы, какой никогда не бывало. Синьоры французы, да пошлет вам Господь свою силу. Держитесь крепко, чтобы вас не одолели». И сказали французы: «Да будет проклят, кто побежит. Ни один не дрогнет перед смертью!» Гордость Роланда LXXXIX Сказал Оливьер: «Язычников великая сила, А нас, французов, кажется, очень мало. Друг Роланд, затрубите в свой рог: Карл услышит и возвратится с войском». Отвечает Роланд: «Я поступил бы безумно И утратил бы мою славу в милой Франции! Я ведь стану наносить жестокие удары Дюрандалем: Клинок его будет окровавлен до золотой рукояти. Наши французы сделают натиск на них! Язычники-предатели на горе пришли в ущелье: Клянусь, все они осуждены на смерть». вернутьсяРанее резиденцией императора считался Ахен. Вероятно, эта часть составляет позднейшую вставку. вернутьсяК концу копья привешивались разноцветные значки (gonfanon), которые бывали свернуты в походе и распускались во время битвы. |
