Граф Роланд врезался в средину схватки

И без устали наносит удары.

Держит он Дюрандаль, меч, извлеченный из ножен.

Он пронизает им панцири, расшибает шлемы,

Сечет тела, руки, головы,

Бросает на землю сотни неверных,

Считавших себя добрыми вассалами.

На другой стороне – Оливьер.

Он лихо разит и теснит.

Выхватывает он свой любимый Альтклэр:

Кроме Дюрандаля нет лучше его под небом.

Граф держит его и храбро дерется.

По локоть он залит алою кровью.

«Боже, – молвит Роланд, – что это за лихой вассал!

Эх, благородный граф, столь доблестный

                                                  и храбрый,

Сегодня настанет конец нашей дружбе,

Сегодня ждет нас горестная разлука.

А императору не увидеть нас более.

Никогда не бывало еще такого горя в милой

                                                  Франции.

Нет француза, который не молился бы за нас

И не справлял священных служб по монастырям.

Души наши упокоятся в раю».

Оливьер услыхал его, пришпорил коня

И сквозь сечу пробрался поближе к Роланду:

«Товарищ, идите-ка сюда, – сказали они друг

                                                  другу. —

Мы не умрем один без другого, если даст Бог!»

Кто б видел, как Роланд и Оливьер

Сражаются, разя мечами!

Архиепископ разит копьем.

Можно и счесть перебитых ими:

Число их записано в хартиях и грамотах,

И летопись говорит, что было их более четырех

                                                   тысяч.

Четыре первые схватки прошли удачно

                                                  для французов,

Но пятая оказалась пагубной и тяжкой:

Все рыцари Франции полегли в ней,

И шестьдесят только избавил Бог,

Но те уж дорого продадут свою жизнь.

Граф Роланд видит великую убыль своих,

Зовет своего товарища Оливьера:

«Прекрасный, милый товарищ, ради Бога,

                                                  да благословит Он вас,

Взгляните, сколько добрых вассалов полегло

                                                  на земле:

Жаль нам тебя, милая Франция, краса!

Лишишься ты стольких баронов!

Эх, друг наш король, отчего нет тебя с нами?

Брат Оливьер, что нам делать,

Как передать ему весть о нас?»

Говорит Оливьер: «Не знаю я средства.

Но лучше смерть, чем позор отступленья».

И сказал Роланд: «В свой олифант затрублю я,

Его услышит Карл, идущий по ущелью.

Клянусь вам: французы вернутся назад».

Сказал Оливьер: «То будет великий нам срам

И укоризна всем вашим родичам,

Не избыть им этого позора во всю жизнь.

Когда я говорил вам, вы не исполнили,

Ну а теперь вам нет моего одобренья:

Трубите, пожалуй, но это совсем не отважно.

Да и обе руки ваши уже все в крови».

Отвечает Роланд: «Да, нанес я много лихих ударов!»

И молвил Роланд: «Жесток наш бой;

Затрублю я в рог, и услышит король Карл!»

Сказал Оливьер: «Не молодецкое это дело!

Когда я советовал вам, товарищ, вы меня

                                                  не послушали.

Будь здесь король, у нас не было бы такого урона.

Но те, кто находятся там, не заслуживают упрека».

Сказал Оливьер: «Клянусь моей бородой!

Если суждено мне увидать когда-либо Альду,

                                          прекрасную сестру мою,

Вам не бывать в ее объятиях».

И сказал Роланд: «За что вы так гневны?»

И тот отвечал: «Товарищ, вы всему виною,

Ибо истинная храбрость не то же, что безумие,

А сдержанность лучше неистовства.

Французы погибли из-за вашего легкомыслия.

Теперь не служить уже нам более Карлу:

Поверь вы мне тогда, наш государь был бы с нами,

Мы разыграли бы эту битву,

Король Марсилий был бы взят либо убит.

Ваше удальство, Роланд, будет пагубно нам.

Ничего от вас уже не получит Карл Великий,

Лучший из людей, отныне до Божьего Суда.

Сами вы погибнете, Франция же будет посрамлена.

Сегодня конец нашему достойному

                                            товариществу:

Еще до вечера нас постигнет лютая разлука!»

И стали они горько плакать и вздыхать друг

                                                  о друге.

Архиепископ услыхал их спор,

Пришпорил он коня шпорами чистого злата,

Подъехал к ним и стал их журить:

«Сир Роланд, и вы, сир Оливьер,

Заклинаю вас, не раздражайтесь.

Вот наши французы, обреченные на смерть.

Трубить нам было бы уже бесполезно

Карл далеко от нас и придет не скоро.

Но все-таки лучше затрубить в рог —

Придет король и отомстит за нас.

А те, что из Испании[67], не вернутся с весельем.

Наши французы сойдут с коней,

Увидят нас, убитых, изрубленных,

Соберут наши головы и тела,

Поднимут в гробах на спины коней,

Оплачут нас в скорби и жалости,

Потом схоронят нас в монастырской ограде;

Не пожрут нас ни волк, ни вепрь, ни собака».