Чудовищна, неимоверна битва.

Французы разят копьями из черненой стали.

Там можно было увидеть великое человеческое

                                                  страдание.

Столько людей раненых, окровавленных,

                                                  мертвых.

Один лежит на другом: то навзничь, то ниц.

Столько добрых коней, несущихся по полю

И волокущих за собой висящие поводья.

Сарацины не могут более держаться;

Волею-неволею покидают поле,

Французы живо преследуют по пятам,

До самого Марсилия гонят их, избивая.

Роланд дерется, как мощный рыцарь;

Своим не дает он ни отдыху, ни сроку.

И французы быстро несутся на конях —

По пятам язычников, бегущих рысью, галопом.

Они по пояс в алой крови.

Их стальные клинки покривлены, иззубрены,

У них нет уже оружия для защиты своей.

Когда вспоминают они о своих рогах и трубах,

Каждый чувствует себя бодрее.

Язычники кричат: «На горе пришли мы в ущелье:

Великий потерпим мы урон!»

Покидают поле, кажут нам тыл —

Французы жестоко разят их мечами,

Ряд мертвых тянется до Марсилия.

Марсилий видит избиение своего народа:

Он велит трубить в рога и трубы;

Потом помчался со своей ратью.

Во главе едет сарацин Абизм —

Среди дружины нет коварнее его.

Он запятнан пороками, великим коварством,

Не верит в Бога, Сына святой Марии;

Он черен, как растопленная смола;

Измену и вероломство он предпочитает

Золоту всей Галисии;

Никто никогда не видал у него шутки иль смеха;

Он отважен и безумно храбр —

За то он и мил коварному королю Марсилию.

Он несет Дракона – знамя его дружины.

Невзлюбил этого язычника архиепископ.

Едва завидел его, как возжаждал его поразить —

И весьма покойно сказал себе:

«Этот сарацин, кажется мне, великий еретик;

Всегда не по душе мне были трусы и трусость —

Жив сам не буду, а уж убью его».

Архиепископ начал битву.

Он сидит на коне, отнятом некогда у Гроссаля —

То был король, убитый им в Дании.

Конь легок и статен для бега;

У него точеные копыта, стройные ноги,

Короткое бедро, широкий круп,

Длинные бока и крутая спина,

До самой глотки статная шея;

Хвост белый и желтая грива,

Маленькие уши и рыжая голова.

Ни одно животное не сравнится с ним[66].

Архиепископ так отважно пришпорил его,

Отпустив золотые удила и уздечку,

Что не замедлил напасть на Абизма:

Ударяет в его чудный щит,

Что весь в камнях, аметистах, топазах,

Хрусталях и рудных карбункулах;

Он получил его от эмира Галафра:

Дьявол дал щит ему на Валь-Метасе.

Турпин разит его – ему несдобровать.

После такого удара щит этот не стоит денье.

Рассекает тело его на куски

И валит его мертвым на месте пустом.

«Монжуа!» – восклицает; то Карла клич!

Французы молвят: «Лихой вассал.

Этот архиепископ сумеет защитить свой посох.

Пошли Бог Карлу побольше таких!»

Граф Роланд зовет Оливьера:

«Товарищ, согласны ли вы со мною?

Архиепископ – превосходный рыцарь,

Нет лучшего на земле под небом.

Ловко разит он копьем и пикой!»

Граф отвечает: «Пойдем, подсобим ему!»

С этими словами приударили французы.

Жестоки удары, схватка жаркая.

Много мук терпят тут христиане.

Франки из Франции утратили свое оружие,

Но у них уцелело еще триста обнаженных

                                                  мечей.

Они знай разят да рубят по блестящим шлемам.

Боже! сколько рассеченных пополам голов!

Сколько разрубленных панцирей, изломанных лат!

Режут ноги, руки, лицо.

И говорят язычники: «Французы нас калечат.

Кто не защищается, тому жизнь не дорога».

Прямо к Марсилию держат путь,

Кричат ему: «Добрый король, к нам

                                                  на помощь!»

И молвит Марсилий, вняв своему народу:

«Великая земля, да истребит тебя Магомет,

Племя твое одолело наших!

Столько сокрушили и отобрали они у нас

                                                  городов,

Что теперь в руках седобородого Карла?

Он завоевал Рим, захватил Калабрию,

Константинополь и могучую Саксонию.

Лучше смерть, чем бегство перед французами.

Разите, язычники, не щадите себя.

Если Роланд погибнет, Карл утратит свое

                                                  подспорье:

А останется жив – несдобровать нам!»

Коварные сарацины разят копьями

По щитам, по шлемам, сверкающим на солнце.

Только и слышен лязг железа да стали —

Искры от них летят к самому небу.

Кто б видел, как кровь и мозг проливались!

У графа Роланда скорбь и тягость

При виде гибели стольких добрых вассалов,

                                                  вождей,

И припоминается ему Французская земля,

И дядя его, добрый король Карл Великий.

И мысли эти волей-неволей надрывают все его

                                                   сердце.