«Алабама» шла ровным курсом в центре американского ордера. В отличие от наших, корабли «янки» не стремились сомкнуть строй, оставаясь на значительном удалении друг от друга. На первый взгляд это давало преимущество для маневрирования отдельных единиц. Но в то же время, подобное рассредоточение мешало сконцентрировать всю огневую мощь в нужном направлении. А это очень важный фактор в космическом бою.
Командующий контр-адмирал Кенни, сравнив количество и боевые характеристики кораблей, самоуверенно решил остаться на месте и дождавшись нашего прибытия к астероиду, атаковать и рассеять по космосу какие-то там жалкие девять вымпелов. Пустяковое дело, ведь у него под началом имелось целых шестнадцать кораблей — почти вдвое больше, чем у противника.
Да, по численности 30-ая имела солидное превосходство. Видимо, это и усыпило бдительность американского адмирала. Но вот в качественном плане его корабли сильно уступали. Большую часть эскадры составляли легкие крейсера, фрегаты и эсминцы сопровождения. Против великолепно защищенных полями кораблей русского космофлота они не представляли серьезной угрозы.
Конечно, вместе с численным преимуществом, американские корабли могли просто задавить врага массой, пусть и ценой значительных потерь. Но для этого нужна слаженность действий и четкое руководство. Однако с этим у Кенни были явные проблемы. Сложно добиться единства маневра и огня от разношерстного воинства. Тем более, когда ты сам привык рубить с плеча, не просчитывая последствий.
Джейкоб Кенни, конечно же, заметил в построении русской «фаланги» медленно двигающейся к нему, наши с Наэмой и Якимов корабли. Это были настоящие левиафаны — два тяжелых крейсера и линейный корабль. По совокупности огневой мощи и неуязвимости каждый из них стоил полудюжины. Но американский контр-адмирал не испугался этого, во-первых, потому что находился на борту собственного флагмана — линкора «Алабама» высочайшего уровня оснащенности, и по его мнению, превосходящего «Одинокий» и «Черную пантеру» по мощи артиллерии и защищенности корпуса, и по крайней мере равного в этих характеристиках «Императрице Марии».
Кенни, конечно, был не робкого десятка и откровенно гордился своим флагманом. Еще бы, ведь «Алабама», судя по досье, являлась одним из новейших линкоров американской постройки. По совокупности тактико-технических качеств она несколько превосходила среднестатистический линейный корабль. Американцы заявляли, что подобный линкор сможет справиться с любым кораблем русского флота аналогичного класса. А в умелых руках командира он способен натворить немало бед, даже оставшись в одиночестве. Наверное, контр-адмирал считал себя именно таким «умелым» космофлотоводцем…
Во-вторых, рядом с флагманом американского контр-адмирала, находились два корабля так же с очень высокими характеристиками и с опытными командами. Тяжелый крейсер «Тасота» и линейный корабль «Норфолк-2» выполняли ключевую роль в дивизии во время атаки и обороны, своими корпусами и мощными полями становясь непреодолимой скалой на пути противника и костяком дивизии в любой схватке.
Эти два исполина прикрывали сейчас собой борта флагмана, на крейсер и линкор американский адмирал возлагал основные надежды. И в общем-то небезосновательно. Джейк Кенни разумно полагал, что в сражении, которое вот-вот должно было произойти, на своей «Алабаме» он лично свяжет артдуэлью мой «Одинокий». Оба флагманских корабля были примерно равны в мощи палубных орудий.
В это время два других американских дредноута, по мысли Кенни, должны были разобраться с кораблями Наэмы и Наливайко. «Норфолк» и «Тасота» обрушат всю свою мощь на «Черную пантеру» и «Императрицу Марию». В это время, пока «Большая Тройка» схлестнется с русскими тяжеловесами, остальные вымпелы американской эскадры должны были разделаться с жалкой горсткой моих эсминцев и крейсеров и в случае чего прийти на помощь своему командующему, довершив дело ударами с «флангов».
В принципе логика у Кенни имелась, единственное, в чем он ошибся, так это в том, что посчитал себя и свой линкор равными мне и моему «Одинокому». Контр-адмирал явно недооценивал меня как командира и возможности моего флагмана, считая что сможет легко одолеть нас в прямом столкновении. Его самонадеянность и спесь были очевидны по тому высокомерному тону, которым он отвечал на мои сообщения.
Я же в свою очередь был полностью уверен в превосходстве «Одинокого» над «Алабамой» и собирался доказать это в бою один на один. Мой крейсер недавно прошел серьезную модернизацию, заполучив таран из нимидийской стали на носу корабля. По совокупности тактико-технических характеристик он теперь мог потягаться с любым линкором, не говоря уже о равных по классу кораблях.
— Привет, малыш Кенни. Ну что, готов померяться силами? — я сразу же вышел на связь с вражеским контр-адмиралом, как только моя дивизия подошла на миллион километров к астероиду, у которого уже выстроились нас встречать шестнадцать кораблей противника, готовые разобраться с непрошенными гостями за то, что те отвлекают их от грабежей.
Мой язвительно-насмешливый тон и обращение «малыш» должны были спровоцировать Кенни, задеть его гордость и вынудить вступить в дуэль, чтобы поставить зарвавшегося русского адмирала на место. На лице контр-адмирала отразилась гримаса раздражения, но он быстро взял себя в руки, стараясь сохранять внешнюю невозмутимость.
Видеокамера четко передавала интерьер мостика «Алабамы» — массивные кресла из черной кожи, сверкающие металлом пульты управления, экраны тактических дисплеев, занимающие всю переднюю стену. На одном из них как раз отображались технические характеристики «Одинокого», сравниваемые бортовым компьютером с параметрами линкора Кенни. Судя по едва заметному нахмурившемуся лбу контр-адмирала, он не был доволен результатом анализа.
Сейчас первым делом мне необходимо было расшатать нервную систему моего визави. Это делалось для того, чтобы адмирал Кенни вывел свой флагманский линкор из общего строя. Именно с помощью быстрой дуэли между «Одиноким» и «Алабамой» я решил одержать свою первую победу в качестве командующего дивизией. И это было, если недалекий контр-адмирал Кенни поведется на мою провокацию, очень даже возможным исходом.
Американец явно колебался, решая стоит ли принимать мой вызов. С одной стороны желание проучить наглеца подталкивало его к поединку, но с другой разум подсказывал, что превосходство «Одинокого» в ближнем бою делало исход дуэли непредсказуемым. К тому же Кенни не хотел рисковать своим флагманом, когда у него имелось подавляющее численное превосходство.
Мне же край, как необходимо было выйти один на один с «Алабамой» потому, как общая атака на построение врага, хоть по моему мнению и увенчалась бы нашим успехом, но цена, которую пришлось бы заплатить за победу, была бы слишком высока. Гибель всех моих эсминцев в результате атаки на оборонительную «линию» противника казалась, при таком соотношении сил практически неминуема. Я не хотел этих потерь, тем более в первом бою. Большое число погибших кораблей и их экипажей могло существенно снизить боевой дух остальных, а боевой дух в сегодняшних космических сражениях был чуть ли не главной составляющей победы. К тому же терять корабли моей итак небольшой в сравнении с другими дивизии было непозволительной роскошью.
Поэтому я твердо решил лично померяться силами с контр-адмиралом и ради этого вел себя, разговаривая с ним по видеосвязи, максимально нагло и уничижительно. Цель была одна — раззадорить самолюбие Кенни настолько, чтобы у того не осталось другого выхода как ответить на мой вызов. Для пущего эффекта я даже использовал обидное прозвище «малыш Кенни», которым окрестила его в свое время Элизабет Уоррен, после того как дивизия Джейкоба потерпела чувствительное поражение от вице-адмирала Хиляева.
От моей откровенной насмешки лицо Кенни покраснело от гнева. Похоже, я попал в болезненную точку, напомнив ему о том унизительном эпизоде. Скрипнув зубами, контр-адмирал процедил:
