Двемер порылся в складках линялой мантии, которая когда-то была желтой, и вытащил на свет покрытый ржавчиной амулет из двемерского металла. Подвеска на простой веревке в длину едва ли могла сравниться с мизинцем и походила на одну из башен Серого марша. Острым концом она устремлялась вниз и имела шестнадцать тончайших граней, на которых настолько тонко, что едва можно различить, были начертаны названия планов, на которых жили принцы даэдра.

— Возьми, — немного поколебавшись, старик вложил амулет в руку Эштона. — Но пусть новый владелец сам думает, как активировать амулет: если он достоин, то ему понравится такая загадка.

Эштон сжал в кулаке подвеску, которая казалась ему сейчас самым ценным сокровищем в мире, и, напоследок убедившись, что дверь надежно заперта, направился к выходу. Ему даже не верилось, что все получилось так легко, но неприятность подстерегала его там, где он меньше всего ожидал с ней встретиться.

Его начальник, дремора-валкиназ, заметив его в коридорах, тут же отдал приказ — явиться в тронный зал, к лорду Шеогорату.

Эштон поморщился — мог себе позволить, шлем прекрасно скрывал эмоции. Пришлось направиться к тронному залу, и в очередной раз поворачивая в запутанном дворце, он впервые чувствовал волнение или даже опасение. Такая эмоция раньше не трогала его сердце, и теперь он находил в ней удовольствие. Впрочем, мысль о том, что Шеогорат мог догадаться о чем-то раньше времени, несколько омрачала радость от новых ощущений.

Шеогорат восседал на троне оригинальным образом: забросив одну ногу на подлокотник и помахивая ею. Эштон бывал здесь всего один раз, в тот день, когда Дагон привел весь его проигранный в карты отряд сюда. Однако несмотря на любопытство, дремора старался не вертеть головой слишком уж активно и вообще вел себя равнодушно.

Десять шагов к трону, поклон — все эти формальности, вбитые очень долгими годами жизни под начало жестоких командиров и кровавого принца даэдра, получались сами собой и успокаивали.

— А, Эштон! — закричал Шеогорат, подскакивая на троне и принимая более-менее ровное положение. — Подойди ближе. Я хочу увидеть безумие в твоих глазах!

Воин повиновался, радуясь, что за время пути успел припрятать амулет двемера. Обыскивать его прямо здесь вряд ли кто-то станет.

Пока Эштон подходил к трону и, не мигая, смотрел в жуткие глаза Шеогората с кошачьими зрачками, он чувствовал на своей спине сверлящий взгляд командира. От этого взгляда хотелось чесаться, но прямо сейчас дремора не мог позволить себе проявить хоть каплю недовольства или неуважения.

— Поразительно, как ты восприимчив к влиянию островов! Безумие охватывает тебя и наконец… А впрочем, время покажет! — наконец, вынес вердикт Шеогорат и откинулся на спинку трона.

Эштон в недоумении опустил голову. Он не чувствовал в себе желания убивать всех вокруг, неистово смеяться или произносить нелепицы — в общем, никаких признаков надвигающегося сумасшествия. Однако и спорить с безумным принцем — дело бессмысленное, так что он просто промолчал.

— Иди, Эштон, — лицо Шеогората в одно мгновение перекосило от злобы, хотя мгновение назад он улыбался, и дремора поспешил отойти назад. — Иди и не смей сопротивляться безумию, которое вскоре охватит твое сердце! Не смей! Иначе… А впрочем, сам узнаешь — у тебя ведь смелости не хватит признать, что ты с ума сошел… рехнулся… слетел с катушек! Ну иди же, иди. Позже ты выполнить еще много моих приказов!

Как только принц даэдра замолчал, Эштон поспешил уйти из тронного зала. Он буквально заставлял себя двигаться не слишком быстро, чтобы его движения не выглядели резкими и дерганными. Как только за его спиной закрылась дверь, дремора облегченно выдохнул, осознав, что у него еще есть время на воплощение его плана. И безумный принц если не одобрил его действия только что, то по крайней мере остался к ним равнодушен. О том, что Шеогорат ничего не знает, можно было уже даже не мечтать — слишком уж эта версия выглядела хорошей.

Вслед за Эштоном вышел и валкиназ, вместе они прошли до казарм, где привычно устроились за круглым столом на скрипучих стульях, которые уже тысячу лет угрожали развалиться.

— Я уж думал, что он тебя на месте прикончит, — валкиназ хоть и был опытным воином и командиром, но отличался привычной для дремор прямотой, и потом простодушно хлопнул подчиненного по плечу. — И имей в виду — если проколешься хоть в одном слове, я лично снесу твою башку по приказу лорда.

— Не прокололся пока, как видишь, — Эштон не сдержал довольной улыбки — руку ему буквально обжигал спрятанный в перчатке амулет.

— Однако кое в чем этот безумец прав — как ни странно, — валкиназ, задумавшись, оперся плечом о стену. — Ты и правда как будто с катушек слетел с тех пор, как эта магичка начала денно и нощно держать тебя при себе.

Эштон снял шлем и удивленно поднял брови. Он не особенно понимал, к чему клонит начальник.

— Взгляд у тебя стал странный, — недовольно прорычал валкиназ, косясь на подчиненного. — Ты как будто знаешь о чем-то, о чем не знаем мы, все остальные дреморы. Да и… сражаешься не как обычно, как будто без ярости, с расчетом.

— Это потому, что я намерен довести свое дело до конца, — спокойно ответил Эштон.

— Хорошо, если так, — недовольно цыкнул командир и поднялся со стула, издавшего особенно трагичную трель. — Завтра опять в Зедилиан идешь.

Когда валкиназ вышел, Эштон прикрыл глаза ладонями и медленно выдохнул. Новое, ранее незнакомое чувство, сейчас посетило его — усталость. На протяжении многих сотен лет он не чувствовал ничего подобного, но сейчас она мешком с камнями навалилась на плечи. На мгновение мелькнула трусливая мысль сдаться: если Алисия выполнит свое обещание, просто бродить по Нирну, сокращая количество разбойников близ деревень, иногда навещать колдунью и больше ни о чем не беспокоиться. Но он быстро отогнал эту малодушную идею и, еще раз вспомнив, ради чего несколько десятков лет выслеживал магов в Черном пределе, приободрился: до цели, по его подсчетам, оставалась пара шагов.

Алисия быстро шагала вдоль большого павильона, который бандиты расчистили для работы, и пересчитывала центурионов. По ее приказу детали свалили в несколько разных куч по назначению: отдельно лежали относительно целые пауки и сферы, у стены сидели, нелепо раскинув огромные ноги, три центуриона. В процессе их поисков, как слышала колдунья, погиб не один воин, и свора разбойников уже тихо, но недовольно шепталась. Волшебница приплатила их главарю, чтобы тот унял сплетни, и ему это как-то удалось.

Отдельно лежали ноги пауков, детали сфер и камни душ, в которых оставалась еще хоть одна крупица силы. Детали поблескивали в зеленоватом свете причудливых двемерских ламп, изучить которые у колдуньи все никак не хватало времени.

Убедившись, что все идет хорошо, Алисия скупо похвалила разбойников и направилась в комнату, которую уже привыкла считать своей.

Она немного волновалась, подготавливая заклинание призыва: они с Эштоном не виделись два дня — именно столько времени дремора попросил на поиск чего-то, что поможет ей путешествовать между планами Обливиона.

Дрогнувшими пальцами Алисия сотворила простой жест, шепнула несколько слов для подкрепления эффекта и с облегчением выдохнула, когда Эштон возник перед ней, как всегда слегка растерянный.

— Получилось? — не здороваясь, колдунья шагнула к дреморе.

— Разумеется, — он стянул шлем и расплылся в плутовской улыбке, потом снял с шеи шнурок с причудливым амулетом и протянул его волшебнице.

Алисия аккуратно взяла амулет, который казался ей очень хрупким, и рассмотрела все шестнадцать граней, угадывая на каждой из них символы одного из лордов даэдра.

— Это амулет, который создал двемер, пещеру которого мы нашли в Черном пределе. Но как им пользоваться, я не знаю, — пояснил Эштон.

Алисия рассеянно кивнула и опустилась на каменную лавку. Блеск желтого металла мешал окинуть все узоры одним взглядом, ей пришлось долго крутить амулет в руках, чтобы детально изучить его. Наконец, она, немного подумав, применила к той грани, на которой были выгравированы символы Хермеуса Моры, старое заклинание телепортации, которым пользовались еще во времена Нереварина.