Она уже не понимала, как будет жить дальше – без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: «От Маяковского». (…)

Цветы приносили в 1930-м, когда он умер, и в 1940-м, когда о нем уже забыли. В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом «люблю», то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин – а букеты все несли. (…)

В конце 1970-х, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж. Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.

В этом уютном доме цветы были повсюду – как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Вкакой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Возможно ли, чтобы столько лет подряд…

– Пейте чай, – ответила Татьяна – пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?

И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: От Маяковского!

Ключ к разгадке этой истории с вымышленным финалом в биографии Аркадия Рывлина (1915–2007), который был не просто «советским инженером», но и поэтом, в 1990-е годы эмигрировавшим из Украины в США. Он сочинил своё стихотворение «Цветы от Маяковского»:

Татьяна Яковлева прекрасно понимала, что Маяковский большой поэт. Один из их знакомых, видевших их вместе, вспоминал: «Это была замечательная пара… Она восхищалась и явно любовалась им, гордилась его талантом». Яковлева писала тогда матери: «Это самый талантливый человек, которого я встречала, и, главное, в самой для меня интересной области».

Маяковский мечтал, что Яковлева вместе с ним уедет обратно в Москву. Это было маловероятно, потому что всего за несколько лет до того, в 1925 году, ее, больную туберкулезом, родственники с трудом вытащили из советской России. Маяковский писал ей о Советском Союзе: «У нас сейчас лучше чем когда нибудь, такого размаха общей работищи не знала никакая история. (…) Таник! Ты способнейшая девушка. Стань инженером. Ты право можешь. Не траться целиком на шляпья. (…) Танька инженерица где-нибудь на Алтае! Давай, а!»

3 декабря 1928 года Маяковский покинул Париж. И, как пишет самый серьезный его биограф, шведский славист Бенгт Янгфельдт, «оставил у флориста заказ на букет роз, который нужно было доставлять Татьяне Яковлевой каждым воскресным утром, пока он не вернется. К каждому букету прилагалась визитная карточка со стихами и рисунками на обратной стороне».

Сама Татьяна Яковлева рассказывала Василию Катаняну, что это были не розы, а хризантемы: «Он уехал в Москву на несколько месяцев, и все это время я получала по воскресеньям цветы – он оставил деньги в оранжерее и пометил записки. Он знал, что я не люблю срезанные цветы, и это были корзины или кусты хризантем».

«Вот и все, – пишет Денис Корсаков, – речь шла о нескольких месяцах. Если быть точным, то меньше, чем о трех (Маяковский вернулся в Париж 22 февраля 1929 года). И после этого ни о какой доставке цветов речь уже не шла. Когда в 1929-м он уезжал из Парижа, попросил Лилю Брик перевести ему 100 рублей на станцию Негорелое на границе с Польшей: деньги в поездке кончились, ему буквально не на что было возвращаться домой.

Нельзя сказать, что Яковлева не любила Маяковского – разумеется, по-своему любила. Но были у нее и «запасные» поклонники (дотошный Янгфельдт насчитал в своей книге минимум троих). Одним из них был Бертран дю Плесси, виконт, служивший атташе при французском посольстве в Варшаве. И за него она вышла замуж в конце 1929 года, когда Маяковский был еще жив. Ей стало известно, что он не собирается снова приезжать к ней в Париж (советские органы не выдали ему выездную визу, опасаясь, что из Франции в СССР он не вернется; к тому же в Москве у него закрутился роман с Вероникой Полонской, и слухи об этом наверняка дошли до Татьяны). А тут давний ухажер сделал предложение… Впрочем, Яковлева говорила впоследствии о дю Плесси: «Я его не любила. В каком-то смысле это было бегство от Маяковского».

Маяковский действительно был избыточен в проявлениях чувств. Например, в 1926 году в Нью-Йорке он прощался со своей американской возлюбленной Элли Джонс (на самом деле ее звали Елизавета Зиберт, она была эмигранткой из России и после короткого романа родила от Маяковского дочь Элен-Патрисию). Элли проводила его на причале, а потом вернулась домой. «Я хотела броситься на кровать и рыдать <…> но не могла, – вспоминала Элли. – Моя кровать была устлана цветами – незабудками. У него совсем не было денег! Но он был такой». Бенгт Янгфельдт комментирует: «Это было в его стиле: не несколько цветов и не один букет, а устланная цветами кровать. Типичный пример гиперболизма Маяковского: ухаживая за женщиной, он посылал ей не одну корзину цветов, а несколько, не одну коробку конфет, а десять, покупал не один лотерейный билет, а весь тираж…»

О том же вспоминала и другая его возлюбленная – Наталья Брюханенко. Янгфельдт пишет об их поездке в Крым: «Однажды, когда они возвращались на автобусе в Ялту, Маяковский забронировал три места – чтобы не было тесно. Такую же щедрость – или гиперболизм – он проявил и в день ее именин. Проснувшись, Наташа получила букет роз, такой огромный, что уместился он только в ведре. Потом они отправились гулять на набережную, где Маяковский заходил во все магазины и в каждом покупал самый дорогой одеколон. Когда покупки уже невозможно было унести, Наташа попросила его прекратить, но Маяковский вместо этого направился к цветочному киоску и начал скупать цветы. Она напомнила, что в гостиничном номере уже стоит целое ведро роз, а Маяковский возразил: «Один букет – это мелочь! Мне хочется, чтобы вы вспоминали, как вам подарили не один букет, а один киоск роз и весь одеколон города Ялты!»

Цветы от Маяковского, или как Лиля Брик заставила поэта остаться в России[4]

Владимир Маяковский, кроме того, что был великим поэтом, очень любил путешествовать. Исследователи его творчества подсчитали, что он преодолел более 150 000 километров. Причем в Берлине и Париже он бывал чаще всего.