Вика не оттолкнула. Позволила захватить в плен свои губы, от которых пахло до одури знакомо – гигиенической помадой. Этот запах не раздражал Кима, а умилял. Он всем своим существом ощущал чистоту и свежесть Вики. Ее губы были невинными и неумелыми. Руки с зажатыми в кулачках варежками несмело поднялись и легли на его плечи. Веки опустились.

Ким целовал Вику – сначала осторожно, потом все более смело и глубоко, и задыхался от прилива – чувств к сердцу, крови – к низу живота. К тому органу, который воспрянул и мигом уперся в плотную ширинку.

Впрочем, пока что Киму-младшему ничего не светило: хозяин не собирался гнать лошадей. Ухаживал за девушкой обстоятельно и неторопливо. Не мог и не хотел ее потерять: Вика нравилась ему до одури, а еще сумела по-настоящему подружиться с Эдиком. Это удавалось немногим. Даже профессор Васильцева как-то сказала Евдокиму, что окончательно разочаруется в нем, если он упустит такую девушку. Ким упускать не собирался.

Зацеловал до пьяных глаз и шальной улыбки и отпустил:

– Беги, не хочу, чтобы из-за меня у тебя возникли сложности в учебе.

Вика не нашлась, что ответить. Только кивнула, выскользнула из машины и пошла, почти побежала на занятия, перебирая тонкими ножками и чуть ежась от морозца.

После этого вечера уже ни одно свидание не проходило без поцелуев. А свиданий было много. Два раза в неделю – в машине. И хотя бы раз – в выходные.

Кончился февраль, пролетел март, прошел почти весь апрель…

Евдоким готовился сказать Виктории главные слова. То и дело заглядывал в ювелирные магазины, присматривая симпатичное колечко. Размер выяснить удалось благодаря сыну: Эдик как-то раз, показывая Виктории свои игрушки, надел ей на палец пластмассовое кольцо из детского конструктора, и оно пришлось впору. Ким это кольцо запомнил, диаметр отверстия измерил, и теперь точно знал, что не прогадает.

Наконец, в последний четверг апреля Ким определился с выбором. Купил изящный перстень с фианитом. Позвонил в магазин в надежде услышать голос Вики, напомнить, что в пятницу, как всегда, заедет, чтобы отвезти ее на занятия.

В магазине никто не ответил, хотя было всего пять часов вечера. Ким встревожился, забрал сына из садика и решил заехать в цветочную лавку – убедиться, что у Виктории все в порядке.

Магазин оказался закрыт. Евдоким не растерялся. Отвез сына домой, передал няне, поехал в колледж. Там его заверили, что у студентов вечерников-заочников четвертого года обучения занятий в этот вечер точно нет.

Тогда Ким направился к общежитию – он пару раз подвозил Вику и знал, где оно находится. Даже номер комнаты выяснил, хотя в гости ни разу не заходил: Виктория явно стеснялась того, что живет в бедной рабочей общаге, и не слишком хотела знакомить со своими соседками.

Но в этот раз ему было не до сантиментов. Он решительно вошел в общежитие. С самым деловым видом подступил к вахтеру:

– Виктория Анисимова из триста шестидесятой дома?

– А вы?.. – вахтер, объемная немолодая женщина с грубым лицом воззрилась на Евдокима, подозрительно прищурив отечные глаза.

– Из администрации колледжа. Работа Виктории признана лучшей на конкурсе. Девушка срочно нужна в деканате.

– Понятно… – протянула вахтер, бросила взгляд на стенд с номерами комнат и вбитыми под ними гвоздиками, на которые жильцы вешали ключи, уходя. – Ключа нет, значит, кто-то в триста шестидесятой на месте.

– Я поднимусь. – Ким решительно миновал вахту, и щекастая церберша-вахтер не стала его задерживать.

Заводское общежитие, в котором Вике каким-то чудесным образом удалось получить место, было старым. Ремонта оно не видело лет двадцать. Выцветшая, облупившаяся серая краска на стенах и перилах лестницы. Тяжелый смрад мусорных баков, установленных в кухнях на четыре плиты, и общих туалетов – по одному в каждом конце коридора. Двери из тонкой фанеры, запирающиеся на примитивные замки, открыть которые способен даже самый неумелый домушник. Нетрезвые парни самого простого вида, кучкующиеся с гитарами у подоконников.

Ким шел и ужасался, что Вика, его тонкая нежная девочка, живет в этой грязи. Ходит мимо этих парней, наверняка привлекая их сальные взгляды и выслушивая в свой адрес непристойные шутки и предложения. В студенческих общежитиях Евдоким ничего настолько отвратительного не видел, и даже предположить не мог, какой убогий клоповник стал приютом для Виктории. Он словно попал в другой мир!

«Заберу! Вот сегодня и заберу! Пусть складывает вещи – и на выход. Ни ночи больше здесь провести не позволю! Не захочет до свадьбы жить у меня – сниму ей квартиру!» – мысленно клялся себе Евдоким.

Но Виктории в комнате не оказалось. Нашлась только соседка – женщина непонятного возраста и невнятной внешности, от которой разило крепким табаком и потными подмышками.

– Как с утра ушла, так и не возвращалась, – заявила соседка в ответ на вопрос о том, где Вика. И тут же оживилась, разглядев Кима и оценив его яркую внешность и недешевый прикид. – А вы ей кем приходитесь? И зачем ищете? А то, может, я вместо нее?

– Это вряд ли. Передайте Вике, что ее искал Ким. Пусть позвонит мне на домашний или на рабочий в любое время, когда сможет, – тревога как сжала сердце Кима ледяной ладонью, так и не отпускала.

– Ну гляди, красавчик. А то я завсегда…

– Передадите?

– Да скажу, скажу… что ж я – не человек, что ли? – женщина неохотно проводила его до порога, и Ким заподозрил, что через пару часов она будет пьяна настолько, что о нем уже и не вспомнит.

Где еще искать Викторию – он не знал. Надо ли паниковать и бить в набат? В милицию обращаться не имело смысла: он Вике никто, его даже слушать не станут! Не придумав ничего лучшего, поехал к Алексею Витальевичу – бывшему однокласснику и теперешнему боссу. Если кто и мог подсказать, как действовать в сложившейся ситуации, так это Леший!

Кто похитил цветочницу

Алексей Витальевич обосновался в центре города, в доме довоенной постройки. «Сталинский ампир! – хвастался иногда Евдокиму, с которым сильно сблизился с тех пор, как уговорил перейти к себе на завод. – Потолки три с половиной метра!»

Сейчас Киму было очень на руку то, что в доме Алексея он стал всегда желанным гостем. И очень повезло, что Леший оказался дома.

Разглядев в глазок, кто звонит в его дверь, Алексей Витальевич загремел замками бронированной металлической двери, впустил друга в прихожую

– Какими судьбами? Пройдешь? Рюмку чаю организую мигом! – забрал у Кима дубленку, повесил в шкаф на плечики.

– Рюмку не надо, я за рулем. Дело есть…

– Все равно пошли на кухню, не хочешь чаю – хоть кофе набурдолю.

Евдоким прошел вслед за другом на кухню, присел на тяжелый табурет, локтями оперся на стол, потер лицо ладонями.

Алексей Витальевич проникся, осознал, что Киму не до шуток.

– Излагай, – приказал с начальственными нотками в голосе. – Коротко и по существу: кто, где, когда? Что от меня требуется?

– Девушка моя пропала. Утром ехал мимо магазина, где она работает – видел, что на месте была. После четырех позвонил – никто не ответил. Подъехал туда – там заперто.

– Так, может, на занятия поехала? Она же у тебя студентка? – предположил Леший.

– Проверил. Занятий сегодня нет, в общежитие с утра не возвращалась.

– Так. Так-так-так. Это ”жжж” неспроста… а в каком, говоришь, магазинчике, трудится твоя прекрасная цветочница?

– «Принц Флоризель», – припомнил Ким претенциозное название.

– Понял. Вставай к плите, вари себе кофе сам, а я отойду, сделаю пару звоночков. – Алексей всучил Евдокиму джезву с молотым кофе и водой, а сам ушел куда-то в глубины своей многокомнатной квартиры.

Вернулся минут через пятнадцать – Ким к тому времени успел выпить свой кофе, вымыть чашку и джезву, открыть форточку и подышать вечерней апрельской сыростью. Жаль, что спокойнее от этого ему не стало совершенно.