Рассчитав последнего покупателя, Маша наконец смогла временно закрыть кассу и найти Маджида. Тот был в зоне приемки, где с совершенно растерянным видом распаковывал коробки канцелярским ножом.

— Маджид, что случилось?

На глаза парня навернулись слезы:

— Баба падал крыша, — проговорил он с сильным акцентом. Он всегда начинал говорить гораздо хуже обычного, если сильно торопился или нервничал. В обычное время его русский язык звучал весьма неплохо — Маджид быстро всему учился. — Очень плохо, беда. Мама покупает билеты на Самарканд.

Маша уже кое-что смыслила по-узбекски, поэтому сразу поняла, что речь идет об отце Саломатхон. Слово «баба» означало дедушку, коим тот приходился Маджиду.

— Извини, что спрашиваю напрямую, но дедушка жив?

— Да, он больница. Но очень-очень плохо. — Маджид беспрестанно потирал лоб, а его лицо выражало страдание.

— Ты, пожалуйста, не волнуйся раньше времени, хорошо? Знаю, это нелегко, но самое главное, что дедушка жив. Я сейчас все объясню Ларисе Евгеньевне, чтобы она отпустила тебя домой. Подожди немного, я скоро!

Девушка рванула в кабинет управляющей и обнаружила там Саломатхон. К счастью, Лариса Евгеньевна сразу вошла в положение, поэтому вскоре мать с сыном отправились домой. По пути к выходу из магазина Саломатхон ввела Машу в курс дела. Оказалось, что отец чинил крышу, а затем потерял равновесие и упал с высоты около шести метров. Его обнаружили не сразу, какое-то время он пролежал под солнцепеком на земле. Предварительно, у дедушки обнаружили перелом ребер и позвоночника.

— Деньги нужны, операцию делать будут. Мы с Маджидом вылетаем завтра утром.

— Саломатхон, я там скопила кое-чего. Не очень много, но поможет собрать на операцию. С вашим папой все обязательно будет хорошо, я такие вещи чувствую.

Разумеется, сколько Маша бы ни просила, ни умоляла, но ее деньги так никто и не взял. Саломатхон заверила, что у них с мужем хватит и на перелет, и на саму операцию. И хотя Маша не была в этом уверена, переубедить женщину у нее так и не вышло. После этого и без того напряженный день совсем скатился в пропасть.

— Не знаю, сколько мы пробудем в Узбекистане, но мы точно вернемся обратно. Поэтому живи здесь как жила раньше и ни о чем не волнуйся. Поняла меня?

Маша, едва не плача, кивнула. Саломатхон словно прочитала ее мысли, но в тот момент девушка просто не могла пойти наперекор и сказать правду о своем решении.

Вскоре на кухне собралась вся большая узбекская семья. Им было что обсудить, поэтому Маша вышла в коридор, чтобы никому не мешать. Она сидела на своем матрасе и читала книгу, чтобы хоть как-то отвлечься. Спустя около получаса она увидела, как Маджид покинул кухню и направился в дальнюю комнату. На полпути он вдруг передумал и остановился возле нее.

— Почитай, пожалуйста, — попросил он. — Сказка про лису.

Маша сбегала на балкон за книгой сказок, и они с Маджидом уселись друг напротив друга. Затем к ним присоединились зареванные дети — так они все вместе и провели остаток вечера, слушая добрые слова русских народных сказок и понемногу приходя в себя.

По прибытии в Самарканд Саломатхон позвонила родне в Москве и сообщила последние новости. Ее отцу предстояла серьезная операция на позвоночник, но никаких прогнозов врачи пока не давали. Жить мужчина определенно будет, но вот встанет ли на ноги — неизвестно. Сколько времени понадобится на реабилитацию, тоже никто сказать не мог.

Все домочадцы уверяли Машу, что ей не нужно съезжать, и чтобы она даже не думала об этом, но девушка уже твердо все решила. С ее стороны было бы верхом наглости продолжать как ни в чем ни бывало жить в узбекской семье. Когда выдавалось свободное время, девушка подыскивала недорогую комнату где-то неподалеку, чтобы было удобно добираться до магазина. Но подходящих вариантов не было. Точнее, Маше удалось найти две недорогие комнаты, но за такую цену обе были совсем крошечной площади, плюс в них нельзя было заселиться с домашним животным. Те варианты, в которых коты допускались к проживанию, были либо слишком дорогие, либо находились очень далеко от магазина. Тем не менее Маша верила, что удача ее не оставит, и подходящее местечко обязательно найдется. Во многом оптимизма ей придавали успехи на работе. Лариса Евгеньевна уже записала девушку на обучение, которое должно начаться совсем скоро, всего через три дня.

Маша сидела за кассой и еле слышно напевала себе под нос веселую мелодию, которую услышала по радио. Смена подходила к концу, так что народу в магазине почти не осталось. И тут девушка увидела Любовь Геннадьевну, Димину мать. Разумеется, та сразу же направилась прямиком к Машиной кассе. Перед собой женщина катила тележку, полную продуктов. Было странно видеть ее здесь, учитывая, что, по Машиным прикидкам, сейчас она должна находиться в Греции на свадьбе сына.

— Ну здравствуй, Маша.

— Добрый вечер, Любовь Геннадьевна. Пакет нужен?

— Да, три штуки. Ты пока не пробивай, а то я запутаюсь, что куда класть.

— Без проблем.

Пока бывшая свекровь раскладывала покупки на ленту, к кассе подошла еще одна женщина и встала в очередь. А через минуту еще одна. Чтобы им не пришлось долго ждать, Маша напомнила им, что есть еще одна свободная касса, но ни одна из женщин не двинулась с места.

У девушки возникло нехорошее предчувствие. Создавалось ощущение, что все трое знакомы и пришли вовсе не с целью закупиться продуктами.

Наконец Любовь Геннадьевна разложила на ленте покупки.

— Можно пробивать, — сказала она.

Пока Маша сканировала штрих-коды упаковок, Димина мать без умолку спрашивала об акциях, о том, вкусные ли вот эти и эти пельмени и чем они отличаются, просила на месте проверять продукты на соответствие сроку годности, через раз отказывалась от того или иного товара и просила кассиршу сбегать и обменять одну марку продукции на другую. Маша терпеливо выполняла все требования и на каждую новую просьбу отвечала улыбкой. Если свекровь надеется вывести ее из себя, то зря.

Все это время две другие женщины еле слышно о чем-то переговаривались, исподлобья поглядывали на Машу и качали головами.

«Что ж, ожидаемо. Наверняка обсуждают, что я устроилась в магазин возле Диминого дома в надежде вернуть его себе, ведь так им сказала Любовь Геннадьевна. Но чего они добиваются? Зачем пришли втроем? Нужно быть начеку».

Не успела девушка об этом подумать, как бывшая свекровь внезапно схватилась за сердце и закричала:

— Да кто вам дал право так со мной разговаривать?? Почему вы мне хамите?

Две ее подружки подлетели к ней:

— Господи, с вами все в порядке? Стоять можете? — Затем обратились к ничего не понимающей Маше: — А вы, девушка? Да как вам не стыдно так грубить и унижать покупателей?! Если не можете работать с людьми, так зачем идти на кассу?

— Да что же я такого сделала? — Девушка переводила взгляд с охающей Любови Геннадьевны на двух ее разъяренных товарок.

— Ох, как вы заговорили! Вопиющее хамство и ненависть к людям! — заявила первая.

— Впервые сталкиваюсь с таким отношением, — вторила вторая. — И, главное, непонятно, как нам себя защитить в такой ситуации! Нас оскорбляют последними словами, не в полицию же с этим идти...

— А мы сейчас с вами позовем старший персонал. Терпеть такое отношение не будем. Женщина, вы немного пришли в себя? Готовы подать коллективную жалобу? Мы все подтвердим!

— Готова, — произнесла Любовь Геннадьевна, все еще тяжело дыша в притворном припадке. — Спасибо вам. Если бы не вы, упала я бы здесь с сердечным приступом. А сердце у меня и так слабое, на любую грубость остро реагирует...

Маша обернулась и увидела камеру, которая, конечно, никуда не делась. Весь этот спектакль трех актеров был очевидно разыгран для нужного зрителя.

— Не волнуйтесь, просто так мы это не оставим. Вы пока постойте здесь, переведите дух, а мы найдем начальство этой шарашкиной конторы.