Появление на сцене крейсеров и эсминцев не стало для командного состава «Кронштадта» апокалиптическим откровением. Собственно, никто и не сомневался, что это произойдет. Более или менее неожиданным являлось только включение в строй выходящих в торпедную атаку кораблей тяжелого крейсера в качестве лидера. Шаг был оригинальный и, в принципе, удачный. Тяжелый крейсер волей-неволей заставлял обращать на себя внимание большей части имеющихся на борту стволов, ослабляя, соответственно, плотность огня по эсминцам.
Короткая вспышка ругани вперемешку с профессиональной терминологией, наполовину состоящая из вырывания друг у друга биноклей, ознаменовала мозговой штурм по опознанию головного британца. Тот, довернув, окончательно сформировал со своими мателотами правильный уступ, облегчив собственно опознание, но одновременно усложнив прицеливание. Отсутствие одной из кормовых башен свело выбор, согласно последнему «Своду разведданных по флоту Британии и колоний», к «Норфолку» либо «Девонширу» и вызвало небольшой ажиотаж по поводу наличия у противника на два ствола меньше возможного – немаловажная вещь, когда счет идет на каждую сотню килограммов веса бортового залпа.
«Кронштадт» развернулся и, выдавая полные двадцать девять узлов, лег в сложную кривую, держа «тяжелый» в фокусе. Быстрая реакция линейного крейсера, если так можно назвать маневр, проводившийся больше десяти минут, позволила встать к югу от англичан, и теперь их теневой борт был виден отлично.
– Дистанция?
– Девяносто до головного.
Старший штурман цепко держал в руке телефонную трубку, напрямую соединявшую его с носовым КДП, – дружеские отношения с офицерами-дальномерщиками позволяли ему не тратить лишнее время на получение информации о явно важнейшей цели.
Москаленко крутанул рукой, и старшина моментально сунул в руки командира телефонную трубку на длинном черном шнуре.
– Миша, ведешь его? – Ответа слышно не было, но командир уже через секунду бросил: – Одобряю… Давай! – И вернул трубку, крутанувшись на пятках.
«Кронштадт» дрогнул, как бы остановившись на мгновение, и вильнувшая под ногами палуба ясно дала понять, что «вторая гусарская забава», то есть драка в полную силу и против численно превосходящего противника, началась. Первая, как известно, производилась в другой обстановке и была на порядок менее захватывающей.
Отжатый к задней стенке рубки молодой штурман поймал мгновенный кивок стоящего за спиной командира Чурило и напрягся. Но ничего не случилось – тот, видимо, просто проверял наличие его под рукой.
Британцам не было особо над чем раздумывать – через полминуты, за которые снаряды покрывали большую часть разделяющего противников расстояния, воздух в очередной раз завыл и забулькал, пропуская продирающиеся сквозь него отполированные куски стали. Алексей подумал про себя, что звук шел на более высокой ноте, на этот раз он был скорее визжащим – признак высокой скорости снарядов. Затем залп рухнул перелетом, и все невольно пригнулись, пытаясь укрыться от коротко пробарабанивших по корпусу осколков.
– Ха! – Каперанг притопнул ногой. – Наш первый недолетом, по целику хорошо лег… – Он провел биноклем по забранной чуть приоткрытыми заслонками щели. – Второй на подходе, раз… два… три… Лег перелетом по минимуму… Бурун вырос! Черт!
Линейный крейсер дернулся, показав, что их что-то задело, палуба ощутимо ударила по ногам[160].
– «Дидо» бьет беглым и достаточно лихо – на такой-то дистанции. Смотрим опять за эсминцами!
На протяжении следующей минуты нельзя было расслышать ни слова, непрерывный грохот и звон вбивали воздух в перепонки, не позволяя пробиться словам команд. «Кронштадт» дрожал и раскачивался, в рубку то и дело били крупные осколки, иногда от ее внутренних стенок отлетали чешуйки краски и зависали в воздухе, перемещаясь рывками, как и весь корабль. Один из ударов отдался в пятки особенно сильно, и несколько человек даже не удержались на ногах.
– Вдовый! – Чурило, вцепившись обеими руками в привинченный к палубе стол, мотнул головой, чуть не сбросив фуражку.
Алексей подбежал, ухватился за тот же угол.
– Бегом по верхней палубе, пулей. Где что горит, где какие дыры, доложить нам и в живучесть, с первой же коробки. Все ясно?
Он оскалился в лицо старшему лейтенанту и, не потратив ни одной лишней секунды, развернулся от него и шагнул к припавшему к щели в броневой плите командиру.
С полсекунды Алексей стоял в напряжении, а затем, сорвавшись, метнулся к рубочному люку. Старшина с перекрученным набок гюйсом крутанул центральный маховик запора и оттянул тяжеленный овал люка на себя. Молодой штурман ужом протиснулся в едва приоткрывшийся проем, и створка с лязгом захлопнулась сзади.
Полутораметровый тамбур он преодолел одним прыжком, едва не просунувшись лбом во второй люк – вот было бы весело! Еще секунда ушла на отпирание-запирание, и через несколько нисходящих трапов и короткий аппендикс коридора он выскочил еще к одному закрытому проходу – на верхнюю палубу, как раз позади носовой шестидюймовой башни. Вдохнув нагретый механизмами воздух внутренних помещений, Алексей с силой ударил ладонью по верхнему рычагу сдвоенного запора и тут же, нагнувшись, по нижнему.
Люк с лязгом распахнулся, и в лицо ему хлынул ветер – холодный и влажный, как ледяное крошево. Вцепившись в створку обеими руками, чтобы не повалило, и замкнув оба запора снаружи, он бросился по палубе в сторону кормы, на бегу придерживаясь о стенку возвышающейся, как дом, надстройки, когда крейсер слишком уж кренило.
Оглох он почти сразу. На открытом воздухе звук выстрелов корабельных орудий был невыносим для уха. Пару раз он забыл открыть рот на бегу, опасаясь прикусить с размаху язык, – и всё, остальные звуки доносились уже как сквозь вату, ощущаясь больше открытой кожей, чем перепонками.
На секунду приостановившись, огибая основание носового КДП-4, он сориентировался, какой борт стреляющий в данный момент, а какой подбойный. Прямо перед ним теперь возвышалась вторая шестидюймовая башня борта, и языки пламени из ее стволов выплеснулись вместе с грохотом и толчком ударной волны – как показалось, прямо в лицо.
Быть так близко к стреляющим орудиям просто опасно, но времени не было, и он метнулся мимо, очень надеясь, что его не размажет внезапным разворотом установки. Чуть не упал, когда корабль подбросило вверх, удержал равновесие, притормозил, и вот тут его сбило с ног. Алексей не успел сгруппироваться, и его здорово приложило о барбет правым боком и бедром. Он сразу же вскочил, прихрамывая, сделал два шага, но в этот момент, казалось, рявкнуло прямо над ним, едва не оторвав голову ударом спрессованного воздуха, разлетевшегося от срезов стволов.
Пригнувшись, Алексей быстро проскочил два десятка метров открытого пространства до носовой универсалки, где раньше располагался катер, и прижался спиной к заледеневшей стали в том месте, где стенка надстройки изгибалась под тупым углом, давая начало кормовому комплексу надстроек. Продвинувшись боком до входного люка и прикинув расположение коридоров, он, покрутив вокруг головой, отпер запоры, закрыл, как положено, их за собой и прошел еще метров пять до поворота коридора, идущего вдоль переборки.
Основание «качающегося горшка» – стабилизированного дальномера управления огнем универсальных установок – было теперь прямо перед ним, лаз в шахту обозначался задраенной дверью на двухметровом закруглении коридора. Второй такой же лаз был снаружи, на палубе, но он находился лишь в метре от носовой спаренной «сотки», и пользоваться им сейчас было полным безрассудством. Оставался коридор.
Ощупывая ножны кортика, Алексей вернулся чуть назад, к изгибу коридора, который повторял форму надстройки, давая ему некоторые шансы остаться незамеченным для связиста, которому, когда он завернет из-за угла, останется всего пять метров до СПН. Если шпион будет бежать по коридору, а не по верхней палубе, то он, во-первых, здорово будет стучать и пыхтеть, и услышать его можно будет заранее, несмотря на грохот. А во-вторых, он как следует разгонится и будет тормозить только после поворота, перед самой дверью. Здесь-то его, сволочь, и надо ловить.
