Мой желудок скрутило, и я подумала, не превращаюсь ли я медленно в своих родителей. Неужели школа начала забивать мою голову невозможными идеями? Независимо от того, как сильно я хотела или старалась, я никогда не смогла бы быть такой, как все остальные. Я хотела бы остаться в своем маленьком невежественном пузыре, потому что печаль, которая была у меня внутри, день ото дня превращалась в ярость, и это пугало меня.

Мы выстроилась в ряд в фойе дома. Присутствовал каждый слуга, который был в услужении у Штильцхенов. Хозяйка поместья прошла вдоль ряда, не сказав ни слова.

Я позаботилась о том, чтобы моя голова оставалась опущенной. Что-то в том, как хозяйка смотрела на меня, мне не понравилось. Ее взгляд был слишком острым и расчетливым. Мои волосы были собраны в тугой конский хвост, потому что она сказала, что тусклый цвет вызвал у нее отвращение, когда я в последний раз их распускала.

Мои родители были рядом со мной, но, в отличие от меня, они отказались кланяться. Мне было интересно, что же происходило в их головах, что подталкивало их к смелым поступкам.

— Как вы все знаете, у нас будет вечеринка, - сказала миссис Штильцхен надменным тоном. - Я хочу, чтобы дом был безупречно чистым. Каждый уголок и щель должны быть безупречны; отполируйте все серебро и золото. Я хочу, чтобы они все вошли в эти двери и умерли от зависти.

Ее заявление заставило что-то внутри меня треснуть. Неужели ей нравилось размахивать этим перед нашими лицами, тем, чего у нас никогда не могло быть, и иметь наглость все еще хотеть большего, когда весь мир уже был у ее ног?

— Мой муж в разгаре нового запуска, и он не хочет, чтобы его беспокоили из-за вашей ерунды. Любые вопросы о вечеринке должны быть заданы через меня .

— Да, мэм, - ответили мы все в унисон.

Она остановилась и посмотрела на всех нас, ее взгляд задержался на моем отце, затем на мне. Она медленно подняла одну руку и начала снимать кольцо с бриллиантом. Она протянула левую руку и уронила кольцо на пол.

Звук, который издал бриллиант, ударившись об пол, разнесся по вестибюлю. Все замолчали.

— Ты уронила мое кольцо, подними его, - потребовала она холодным тоном, глядя на меня.

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы ничего не сказать в ответ. Я чувствовала себя униженной перед всеми. Все они смотрели на меня и недоумевали, чем я могла так обидеть хозяйку дома. Я начала наклоняться, чтобы поднять кольцо, но она наступила на него одним из своих модных каблуков.

— На колени, - передразнила она.

Мое тело, горело — вот каково это - быть таким злым, что затуманивало зрение. Я смотрела на нее, опускаясь на колени, и только когда они коснулись холодного мрамора, она перестала наступать на свое кольцо. Я осталась стоять на коленях, когда отдавала ей упавшее кольцо. Миссис Штильцхен ухмыльнулась мне.

— Вы свободны. - Она помахала рукой в воздухе, как будто ничего не произошло. - Роджер, - обратилась она к моему отцу, - Мне нужна твоя помощь.

Я услышала тяжелый вздох моей матери, когда она повернулась на каблуках и ушла.

Мой отец направился к "хозяйке", но, должно быть, почувствовал тяжесть моего взгляда, потому что обернулся и посмотрел на меня.

— Иди, займись работой, - рявкнул он.

Что-то в его глазах подсказало мне, что он хочет, чтобы я поскорее ушла оттуда. Я вышла на задний двор подышать свежим воздухом, но все равно не могла удержаться и оглянулась назад. Я видела, как мой отец следовал за миссис Штильцхен, и, похоже, его это нисколько не беспокоило.

В этом доме — да и где бы то ни было - не было уединения. Я знала, что значит быть одинокой, находясь в переполненной комнате. Я просто не имела привилегии иметь собственную комнату.

У меня ничего не было.

Я была никем.

На заднем дворе было полно людей, которые чинили светильники, подстригали кусты, полировали фонтан. Бежать из этой адской дыры было некуда.

Поэтому я побежала обратно внутрь, в то место, куда, как я знала, никто не посмеет вторгнуться в этот момент, потому что все были слишком заняты, выполняя свою работу.

Я бы лишилась этого всего, если бы об этом узнали, но я чувствовала, что задыхаюсь; мне нужно было, черт возьми, выдохнуть.

Слуги провожали меня взглядом, не задавая вопросов, а я улыбалась всем им, неся свежее постельное белье. Насколько они знали, молодому хозяину нужны были новые простыни. Бог свидетель, им приходилось регулярно менять ему постельное белье. Видели ли другие служанки то, что видела я? Почему никто не говорил об этом?

У меня заложило уши от того, как громко билось мое сердце. Даже если кто-то поймает меня с поличным, возможно, я их даже не услышу. Только когда я переступила порог в личное крыло Мэйсона, мои вероломные действия поразили меня.

Мои ноги дрожали, а колени ослабли. Это был первый раз, когда я сделала что-то, что можно было расценить как бунтарство. Вот каково это - думать самостоятельно? Это было так же освобождающе, как и страшно.

Я прошла дальше по его коридору, удаляясь от входа, и отыскала первую комнату. Воздух здесь казался слишком плотным, но, может быть, мне это только казалось. Мое тело похолодело, и я не могла поверить в то, что сделала.

Впервые в своей жизни я прониклась сочувствием к своим родителям.

Прислонившись к стене, я подтянула колени к груди и делала размеренные вдохи, пока не почувствовала себя достаточно спокойной.

Моя жизнь выходила из-под контроля, и это пугало меня.

Мне нужно было взять себя в руки.

Я не сделала ничего плохого. Это не означало, что я предавала Штильцхенов. У каждого были такие мысли, верно?

Свет снаружи освещал комнату. Насколько я могла судить, это была своего рода игровая комната. Здесь был роскошный деревянный бильярдный стол, который сиял, стол для покера и бар, полный спиртных напитков.

Я выпрямилась, поправила платье и вытерла слезы с глаз, чтобы вернуться и присоединиться к остальным.

— Что-то случилось?

Я испугано обернулась, на низкий глубокий голос Мэйса.

Черт.

Я знала, что мы были своего рода друзьями на территории школы, но не здесь.

— Мне очень жаль, молодой хозяин, - сказала я, он был смущен, когда я поклонилась ему.

Холодная подушечка его пальца коснулась моего подбородка. Дрожь пробежала по моему телу, вероятно, реакция на выброс адреналина от того, что меня поймали.

Он медленно приподнял мою голову, чтобы я могла посмотреть на него. Луч света из окна освещал его лицо, заставляя его зеленые глаза сиять. Они были похожи на нефриты — слишком красивые, чтобы принадлежать мальчику.

Я яростно заморгала, пытаясь стереть эти мысли из своего мозга.

— Разве я не говорил тебе называть меня Мэйс? - Он одарил меня полуулыбкой.

Я смотрела на него так пристально, что заметила, как его лицо начало проясняться. Не полностью, но у него было не так много шишек и шероховатостей на коже.

— Прошу прощения за вторжение. - Я снова склонила голову, потому что не знала, как вести себя с ним прямо сейчас, не после того, как его мать напомнила мне о моем месте.

— Почему ты плакала? - Он склонил голову набок, когда его большой палец прошелся по моей щеке и вытер слезинку.

— Ничего важного. - Я отказалась снова встретиться с ним взглядом.

Он не весело пропел.

— Ты же знаешь, я всегда могу заставить тебя рассказать мне.

— Конечно, в конце концов, я твоя собственность. - Слова ядовито слетели с моего языка.

Я застыла. Это была не его вина. Он ничего мне не сделал, так что было бы несправедливо вымещать это на нем. Я медленно повернула свое лицо в его сторону, боясь увидеть, что я найду в его взгляде.

Мэйсон не злился, черт возьми, он улыбался, но в этом не было ничего милого. Что-то было пугающее во всех этих обнаженных белых зубах.

Моё тело напряглось, и он сделал шаг ближе ко мне.

— Ах, - сказал он, забавляясь. – Так, ты начала осознавать свою роль в этой пьесе.