Мой телефон снова зазвонил, и я прижала его к уху, уже зная, что это Елена.

— Да, она звонила мне. Да, я приду к ужину.

— Хорошо. — Она вздохнула. — Ты должна быть буфером.

— Хорошо. — Я всю свою жизнь была буфером между Еленой и мамой. — Хочешь, я что-нибудь принесу?

— Вино.

Вино, которое я не стану пить.

— Поняла. Что-нибудь еще?

— Нет. Ты можешь поверить, что она просто звонит и ожидает, что мы бросим все, чтобы соответствовать ее расписанию?

— Это мама. — Меня это не злило так, как Елену.

— Я не скажу папе, что она здесь.

— Меня это устраивает. — Это только расстроило бы его, и мама улетела бы следующим рейсом.

Она редко приезжала в Монтану. Еще реже оставалась тут дольше двадцати четырех часов.

Мама была пилотом коммерческой авиакомпании. Она заслужила свои крылья, и ничто не могло помешать ей взлететь в небо, даже муж и две маленькие девочки. Всю мою жизнь она путешествовала, оставив папу заботиться о Елене и обо мне.

В те моменты, когда мама брала отпуск и подолгу оставалась дома, я обычно просыпалась по ночам и слышала, как ссорятся мои родители. Именно из-за ее отсутствия их брак продлился так долго.

Если это вообще можно назвать браком. Они официально оформили свой развод после того, как я окончила среднюю школу, но списали друг друга со счетов за много лет до того, как были подписаны бумаги.

Елена питала много горечи по отношению к маме, в основном из-за папы. Он был женатым родителем-одиночкой. Он взваливал на свои плечи всю стирку после десятичасового рабочего дня. Он готовил еду и упаковывал ланчи. Он красил нам ногти и заплетал косички.

Папа был одновременно и отцом, и матерью.

Елена хотела настоящую мать не потому, что он в чем-то потерпел неудачу, а потому, что девочкам нужны мамы.

Может быть, причина, по которой это не беспокоило меня так, как ее, заключалась в том, что я знала, что мама проиграла бы по сравнению с папой. Он десять раз компенсировал ее недостатки.

И нам было лучше, только нам троим.

Моя рука легла на мой плоский живот.

— Мы разберемся с этим, не так ли?

Другого выбора не было. Когда я смотрела на своих родителей, тот, кому я стремилась подражать, была не моя мать.

Но ее доход означал дом без ипотеки и обучение в колледже. В некоторые из ее более длительных приездов, после одного или двух дней неловкости, мы привыкали к новому распорядку. Мама водила нас по магазинам и на ланч только для девочек.

Она не была плохим родителем. Она просто… отсутствовала.

Елена хотела, чтобы она изменилась, чего никогда бы не случилось. Я подозревала, что Елена не работала отчасти потому, что она очень беспокоилась о том, чтобы показать хоть какое-то сходство с мамой.

У дочерей Елены дома всегда были родители. У них была мать, посвященная в каждый аспект их жизни. Наша мама была пилотом, но Елена была матерью-вертолетом, парящим над девочками, пока они, наконец, не покинут дом.

Должна же быть золотая середина. Я смогу найти баланс, верно? Конечно, у меня не было мужа, который мог бы помочь. Это усложняет задачу. Но в глубине души я знала, что смогу найти золотую середину. Я могла бы добиться успеха в карьере, как мама. И стать матерью, которую заслуживает этот ребенок.

В данный момент логистика ускользала от меня, но было время все спланировать. На данный момент у меня была неделя.

Я буду буфером, миротворцем, на завтрашнем ужине, следящим за тем, чтобы мама и Елена не поссорились. Я заполню беседу вопросами о недавних поездках мамы и о том, как выглядит ее график на зиму.

Маме не удалось сбалансировать карьеру и семью. Но и то, и другое было достижимо, не так ли? Я могла бы быть матерью и делать карьеру, преуспевая и там, и там, верно?

Верно. Я закрыла глаза, сделав несколько долгих, глубоких вдохов.

Чья-то рука коснулась моего плеча, и я подпрыгнула, чуть не упав с дивана. Я бы грохнулась на пол, если бы надо мной не стоял Тобиас, который подхватил меня, прежде чем я покатилась.

— О боже. Ты напугал меня. — Я прижала руку к своему бешено колотящемуся сердцу. — Я думала, ты ушел.

— Я и ушел. — Он взглянул на настенные часы. — Три часа назад.

— Что? — Я приподнялась и оглядела комнату в поисках часов. Конечно же, настенные часы подтвердили его слова. Три часа испарились, пока я спала на диване. — Черт. Я даже не поняла, что заснула. Думаю, сегодня утром я не буду работать.

Или сегодня днем. У меня скрутило живот, и я перевернулась на бок. Делать было особо нечего, но я хотела отправить своему боссу электронное письмо, когда меня не тошнило.

— Ты в порядке? — спросил Тобиас.

— Думаю, я сглазила себя, сказав, что меня не тошнит по утрам.

Хмурое выражение омрачило его красивое лицо, когда он встал и вышел из гостиной, вернувшись через несколько мгновений со стаканом воды. Он поставил его на кофейный столик и пересел на край дивана.

— Подними.

Я приподняла ноги ровно настолько, чтобы он мог сесть, затем он положил мои икры себе на колени и начал массировать ступню. Одно прикосновение, и мои глаза закрылись, тошнота отступила. Прикосновения Тобиаса были волшебными.

— Я и забыла, насколько ты хорош в этом, — промурлыкала я.

Его длинные пальцы впились в мою стопу, снимая напряжение с моего тела.

— Выпей воду.

Я потянулась, чтобы взять ее с подставки, затем медленно отхлебнула, прежде чем отставить в сторону и снова закрыть глаза, расслабляясь от его прикосновений.

— Как прошла работа?

— Отлично. Тихо. Я был там один.

— Над чем ты работаешь?

— Я проектирую дом для пары из Сент-Луиса. Через год они переезжают в Бозмен. Довольно стандартный план дома, за исключением того, что они хотят бункер.

Я приоткрыла один глаз.

— Бункер? Для чего?

— Думаю, они готовятся к судному дню. Они мало что объяснили, просто попросили бункер двадцать на двадцать.

— А. — Я поглубже вжалась в диван, позволяя его глубокому баритону окутать меня, словно одеялом. — Что бы ты поместил в бункер двадцать на двадцать?

— Еду. Воду. Свое охотничье ружье. Инструменты. Туалетную бумагу.

— Тобиас Практичный Холидэй.

Он усмехнулся.

— А что бы ты хотела поместить в свой бункер двадцать на двадцать?

— Вино. Шоколад. Книги. — Тебя.

Если бы наступил конец света, я бы хотела быть с Тобиасом. Я бы хотела, чтобы его руки обнимали меня страшными ночами. Я бы хотела опереться на его силу, когда мне захочется упасть в обморок. Я бы хотела, чтобы его улыбка скрашивала мрачные дни.

— Моя мама приезжает в город, — сказала я. — Она позвонила после того, как ты уехал.

— Когда?

— Завтра. Мы ужинаем у Елены. Я буду буфером.

— Хочешь, я пойду с тобой? Буду твоим буфером?

— Нет, все в порядке. — Каким бы заманчивым это предложение ни было, это привело бы только к вопросам, в основном от Елены.

Мама встречалась с ним всего один раз. Пока я училась в колледже, ее визиты в Монтану были в лучшем случае нечастыми. После развода маме и папе больше не нужно было притворяться. И я думаю, мама знала, что мы выбрали сторону папы, поэтому держалась в стороне, давая нам всем пространство.

Но если я появлюсь на ужине с Тобиасом, у Елены появятся надежды. Он нравился ей, и она предполагала, что мы поженимся после колледжа.

Я не сказала ей, что он сделал предложение. Я никому не говорила. Думал ли он о том вечере? Сожалел ли он о предложении? Чувствовал ли он себя так, словно увернулся от пули?

У меня снова скрутило живот. Мысли о кольце, которое он мне купил, о бриллианте, который теперь на чьем-то другом пальце, всегда вызывали у меня тошноту.

— Расскажи мне больше о своих проектах. Отвлеки меня от мыслей о моем животе.

— Сегодня я делал кое-какие наброски для дома Мэддокса. Он строит большой дом за городом. Будет круто потратить его деньги.

Я рассмеялась.

— О чем ты думаешь?