— День, когда ты назвала меня монстром. — На его губах играла ухмылка, пока он жевал.

— Эй, правда ранит, малыш.

Я заходила в кафетерий, все еще в спортивных штанах, в которых ложилась спать прошлой ночью. Мои волосы были в беспорядке. На моем лице не осталось ни капли косметики, за исключением подтеков туши под глазами. Шел второй месяц первого курса, и я впервые осмелилась выйти из своей комнаты в общежитии не в идеальном виде.

Но мое похмелье было мучительным. Я отчаянно нуждалась в легких углеводах, чтобы избавиться от головной боли. Я положила себе на тарелку горку блинчиков, но, когда пошла поливать их сиропом, Тобиас был у раздатчика, выливая последние капли на свои.

— Ты сочинила песню, — сказал он, откусывая еще кусочек. — Помнишь это?

За эти годы я сочинил кучу глупых песен, взяв популярные песни и заменив их тексты своей собственной ерундой. Большинство из них я забывала в тот момент, когда заканчивала свое исполнение. Но эту я запомнила.

— Алло, ты меня слышишь? — начала напевать я песню Адель. — Я в кафетерии, мечтаю о кленовом сиропе и взбитых сливках.

Тобиас покачал головой, на его идеальных губах появилась улыбка.

— Всякий раз, когда по радио звучит настоящая песня, я смеюсь.

— Я тоже, — солгала я.

Правда была в том, что эта песня обычно навевала на меня грусть. Потому что это была песня Тобиаса. Там я была с похмелья, вонючая и расстроенная отсутствием сиропа, а Тобиас исправил мой день. Он выхватил поднос из моих рук, отнес его к соседнему столику и полил сиропом мои блинчики.

Когда он вернул мне поднос, я жалобно всхлипнула, а потом сказала ему, что люблю его.

Он сидел рядом со мной во время того завтрака, и после того, как я съела свои блинчики, пригласил меня на свидание.

В ту же ночь он забрал меня из моей комнаты в общежитии. Ужин. Кино. Типичное свидание для двух студентов колледжа. Затем он проводил меня до двери и поцеловал на прощание.

Но в этом поцелуе не было ничего типичного. Потому что после того свидания мы не провели порознь ни дня. По крайней мере, до расставания.

Мы были неразлучны. Ненасытны.

Влюблены.

Мы вместе справлялись с жизнью.

Пока… у нас ничего не вышло.

— Угощайся. — Тобиас кивнул в сторону плиты. — Если только ты не плохо себя чувствуешь.

— Нет, я в порядке. Пока утренней тошноты нет. — Я соскользнула со стула и взяла пустую тарелку, которую он оставил для меня. Затем я положила себе на тарелку яйца и сосиски, заглянула в холодильник за кетчупом, прежде чем вернуться на свое место.

Мы ели в тишине.

Мы не говорили о вчерашнем поцелуе.

Я все еще чувствовала его язык на своем, настойчивый и твердый. Этот мужчина жаждал контроля во всех отношениях, но особенно в спальне. Когда свет был выключен, а наша одежда валялась на полу, он всегда был главным. И никогда не разочаровывал.

Тобиас был лучше вибратора со свежими батарейками.

В восемнадцать лет, когда я была неуверенной девушкой с нулевым опытом, за исключением нескольких неловких поцелуев в выпускном классе средней школы, Тобиас был мечтой. Он заставил меня почувствовать себя желанной. Он рассказал мне о моем теле и его желаниях. Он дал мне свободу отбросить все мои запреты и просто чувствовать.

Мы были вместе бесчисленное количество раз, и каждый раз лучше предыдущего. Тобиас, казалось, всегда учился новым трюкам.

Как вчерашний поцелуй. Его язык скользнул по моему, и я чуть не кончила.

Может быть, это были просто гормоны. Может быть, это было потому, что прошло много времени с тех пор, как я в последний раз испытывала оргазм — последняя любезность Тобиаса. Он был моим единственным.

Я отказывалась думать, что другая женщина научила его так работать языком.

Ревность пробежала у меня по спине, когда я брызнула кетчупом на тарелку. Иррациональная, зеленая ревность.

Это был мой выбор — уйти. Я не могла винить его за то, что он двигался дальше. И все же… еда потеряла вкус у меня на языке.

— Все в порядке? — спросил он.

— Отлично. — Я откусила еще кусочек.

Жевание стало желанным спутником, поэтому я отбросила мысль о другой женщине в постели Тобиаса.

Сейчас было не время для ревности. Сейчас было время поесть.

Я подцепила вилкой кусочек яйца и обмакнула его в кетчуп.

— Вкусно.

— Ты сегодня работаешь? — спросил он, относя свою тарелку в раковину, пока я поглощала еду.

— Немного. Я, наверное, разобью лагерь прямо здесь, если ты не возражаешь.

— Дерзай.

— А ты? Ты собираешься в город? — Скажи «да».

— Да.

Я старалась не позволить своим плечам опуститься от облегчения.

Если бы он остался здесь, я не была уверена, что произошло бы. Этот стул между нами оставался бы пустым очень долго, прежде чем один из нас уступил. Он был просто слишком… простым. Слишком аппетитным.

— Наш офис закрыт на этой неделе, — сказал он. — Но у меня больше работы, чем я могу успеть, поэтому я, вероятно, зайду ненадолго. Дам тебе немного пространства.

Даст нам немного пространства.

— Хорошо. — Я встала и отнесла свою пустую тарелку на кухню, стараясь не подходить слишком близко, пока ополаскивала ее в раковине и ставила в посудомоечную машину.

— Чувствуй себя как дома, — сказал он, затем достал маленький черный пульт дистанционного управления из ящика рядом с холодильником. — Вот запасной пульт от гаража, чтобы ты могла приходить и уходить, когда тебе нужно.

— Спасибо. — Я взяла его, затем отступила на шаг.

Он сделал то же самое, проведя рукой по бороде.

— Насчет прошлого вечера. Прости.

— Это был просто поцелуй, Тобиас. Не то чтобы мы раньше не целовались, верно?

— Да. — Его глаза встретились с моими, выражение его лица было непроницаемым. Прежде чем я смогла что-либо понять, он вышел из комнаты. Затем дверь гаража открылась, и он исчез.

Почему он поцеловал меня? И почему это выглядело так, будто он сожалеет об этом?

— Уф. — Я обхватила себя руками за талию, когда мой желудок скрутило.

Может быть, это были гормоны, может быть, это был стресс от неизвестности, может быть, это был кетчуп, но я бросилась в ванную, когда волна тошноты обрушилась на меня подобно цунами.

— Вот тебе и яйца, — простонала я, вынырнув после долгих тридцати минут в обнимку с унитазом.

Я взяла телефон с прикроватной тумбочки и вернулась на диван в гостиной, лежа на спине и просматривая электронную почту. Я печатала ответ своему боссу, когда зазвонил телефон. На экране высветилось имя моей матери.

— Привет, мам, — ответила я, стараясь придать своему голосу бодрость.

— Привет, Ева. — Позади нее послышался шум, и женщина заговорила по внутренней связи. Это был типичный саундтрек к маминым звонкам.

— Где ты?

— В Атланте, примерно на час. Затем ИАП (прим. ред.: Интернациональный Аэропорт Потленда). — Портленд.

До того, как я перешла в третий класс, я могла назвать каждый крупный город и трехбуквенную аббревиатуру его аэропорта. У нас дома была карта, и после каждого маминого звонка я бежала, чтобы точно определить, где она была и куда направлялась, проводя воображаемые линии между воображаемыми местами.

Многие из тех городов теперь не были такими воображаемыми.

Мама жила в Майами. По крайней мере, так было, когда мы разговаривали в последний раз. Это было четыре месяца назад, в мой день рождения. На этой неделе она пропустила свой обычный рождественский звонок.

— Завтра я приезжаю в Бозмен. Я только что разговаривала с Еленой, и она сказала, что ты там до Нового года.

Дерьмо. Спасибо, Елена.

— Эм… да.

— Мы все завтра ужинаем. — Это не вопрос и не приглашение, просто заявление.

— Хорошо. — Я планировала повидаться с папой, но, думаю, вместо этого пойду к нему пообедать.

— Тогда увидимся. — Она повесила трубку прежде, чем я успела попрощаться.

У меня снова скрутило живот, и я начала изучать потолок, пока тошнота не прошла. Предоставьте Тобиасу покрасить потолок на тон светлее стен, и он сделает это. Здесь нет простых белых потолков.