Я закрыла глаза, чтобы не заплакать, а затем произнесла следующие слова.

— Пять… Шесть. Семь. Восемь. Старайся держать большой палец прямо.

— Я выиграл, ты заходишь внутрь.

— Хорошо, — прошептала я.

— Встряхнись. — Он прикоснулся своим большим пальцем к моему, покачивая им вверх-вниз. Потом прижал мой большой палец к своему, потому что я не сопротивлялась.

Мы оба знали, что мне нужно было, чтобы он победил.

Именно так обычно проходили наши войны за большой палец. Он провоцировал. Я сдавалась.

И когда он крепче сжал мою руку, слегка потянув, он вынул меня из оцепенения.

Тепло в прихожей было таким, словно я вошла в сауну после долгого пребывания на улице.

Тобиас закрыл за нами дверь.

— Хочешь, я возьму твою парку?

— Нет, спасибо. — Я снова засунула руку в карман и сжала в кулаке тест на беременность. Позже, после того, как я сброшу бомбу, я скажу ему, что ему лучше вымыть руки.

— Не хочешь присесть? — спросил он.

Я приподняла плечо в уклончивом пожатии.

Возненавидит ли он меня за это? Может быть, за последние шесть недель он нашел кого-то другого. Женщину, с которой он решил завести ребенка. От этой мысли у меня заколотился пульс в висках, поэтому я отогнала ее.

— Ева.

У меня снова перехватило горло.

Он вздохнул и, взяв меня за локоть, повел на кухню, где выдвинул для меня табурет, чтобы я могла сесть за островок из черного кварца. Затем он завернул за угол и прислонился к дальней стойке, чтобы подождать.

Он ждал.

Это было единственное, что мне в нем всегда нравилось. Тобиас никогда не торопил меня. Мою сестру так выбесило бы мое молчание, что она бы бросила меня на улице, в снегу. Мой отец задавал бы вопрос за вопросом, изводя меня, пока я не заговорю.

В юности мне нужно было, чтобы папа давил на меня, пока я не признаюсь в своих чувствах. О школе. О друзьях. О маме. Но я больше не была подростком, переживающим отсутствие родителей и подростковую драму.

Тобиас знал, что, если он будет давить, я сломаюсь.

Почему я была такой? На данный момент это был не самый важный вопрос, но, казалось, он кричал громче всего. На работе я никогда не цепенела. Никогда. Я всегда знала, что сказать. Что делать. Возможно, именно по этой причине я любила работать и уклонялась от всего, что напоминало личный разговор.

Будет ли наш ребенок таким же терпеливым, как Тобиас? От этого вопроса у меня внутри все перевернулось. У нас родиться ребенок. Он разозлится, если меня стошнит на его модные деревянные полы?

Я зажмурила глаза, желая, чтобы тошнота прошла. Это произошло после нескольких глубоких вдохов, и когда я приоткрыла веки, Тобиас не двигался. Он стоически стоял возле раковины.

Свет из окна за его спиной очерчивал его широкую фигуру. Его волосы были длиннее, чем в ту ночь, когда мы были вместе. Темные пряди были слегка влажными и расчесаны пальцами, как будто он недавно вышел из душа. Рельефный подбородок Тобиаса был покрыт бородой, которая идеально сочеталась с мягкой фланелевой рубашкой в клетку цвета буйвола, облегавшей его мускулистую фигуру.

Он выглядел как сексуальный лесоруб.

— Мне нравится твоя борода.

Он кивнул.

— Ты это уже говорила.

Верно. Я говорила ему об этом несколько раз шесть недель назад, когда эта борода была у меня между бедер.

Должно быть, это было до того, как порвался презерватив, и его сперма беспрепятственно проникла через мое влагалище в фаллопиевы трубы, где один из сперматозоидов попал в яйцеклетку.

Гребаная сперма.

Но, эй, могло быть и хуже. Тобиас Холидэй был находкой. Он часто смеялся. Его улыбка была ослепительной, как звезды ясной ночью в Монтане. Эти голубые глаза были похожи на драгоценные камни, и всегда сияли особенно ярко, когда он смотрел на меня.

Или… так было когда-то.

Теперь он смотрел на меня так, словно я сошла с ума.

Нет, но мой менструальный цикл — да.

Говори, Ева. Скажи что-то. Что-нибудь.

— Счастливого сочельника.

— Счастливого сочельника.

— Ты, эм… чем-нибудь занят сегодня?

Он кивнул.

— Сегодня вечером ежегодная праздничная вечеринка моих родителей.

— В Сочельник? — Я много раз ходила на эту вечеринку, но она всегда была за неделю до Рождества.

— На прошлые выходные был конфликт в расписании.

— А. Что ж, это всегда весело.

— Должно получиться хорошее времяпрепровождение.

Я выдавила дрожащую улыбку, затем огляделась, поворачиваясь к нему спиной и пряча ужас на лице.

Дом Тобиаса, без сомнения, был чем-то, что он спроектировал сам. Это напомнило мне об одном из рисунков, которые он сделал в колледже. Мы ходили на свидания, и он рисовал домики на салфетках, пока мы ждали свою еду.

Он всегда хотел место за городом, где ему не нужно было бы беспокоиться о соседях, заглядывающих в его окна, или о шуме от постоянного уличного движения.

После многих лет скитаний из города в город я бы, наверное, сошла с ума здесь в одиночестве.

— Ева, — в глубоком голосе Тобиаса слышалась легкая хрипотца, от которой у меня всегда замирало сердце.

— Да? — Я напряглась.

— Ты не повернешься и не посмотришь на меня?

Я съежилась, но подчинилась, обернувшись как раз вовремя, чтобы увидеть, как он оттолкнулся от прилавка и подошел к островку, держась руками за край.

— Что не так?

— О-откуда ты знаешь, что что-то не так?

Он бросил на меня равнодушный взгляд.

— Ева.

Было несправедливо, что он так хорошо знал меня, даже после стольких лет.

— Я… — фраза застряла у меня в горле.

— Ты пугаешь меня. — Беспокойство на его лице разбило мне сердце. — Это твой папа?

Я покачала головой.

— Твоя сестра?

— Нет, — прошептала я. — Это…

Моя рука так крепко сжала тест на беременность, что я испугалась, что он треснет. Я снова закрыла глаза, расправила плечи и сделала первое, что пришло в голову.

Я запела.

— На третий день Рождества моя любовь подарила мне…

В колледже Тобиасу всегда нравилось, когда я сочиняла глупые песни в душе. Он прокрадывался в ванную и садился на унитаз, чтобы послушать. Он часто пугал меня до чертиков, когда я отдергивала занавеску и там был он, его голубые глаза плясали от моих нелепых слов.

— Ева, что, черт возьми, проис…

Я подняла палец.

— Трех фаверолей. Двух горлиц.

Я открыла глаза, вытащила руку из кармана и бросила в него тест.

Тобиас поймал ее в воздухе.

— И куропатку, и беременность (прим. ред.: текст песни «12 дней Рождества», где оригинальный текст звучит так: На третий день Рождества моя любовь подарила мне трех фаверолей, двух горлиц и куропатку на грушевом дереве).

Тобиас

Подумай об этом.

Это то, что Ева сказала мне два дня назад после того, как бросила в меня положительным тестом на беременность.

Подумай об этом.

Я почти ничего не делал, кроме как думал об этом.

Ева была беременна. У нас будет ребенок. Срань господня. Может быть у нас будет ребенок. Я был так ошеломлен, что не спросил, что она планирует. Когда мы встретились несколько недель назад, она сказала мне, что переезжает в Лондон. Она все еще собирается?

Вопросы полились как из ведра. Хотела ли она ребенка? Хотел ли я?

Да.

Когда я смотрел через пустой вестибюль на «Дома Холидэев», осматривая здание, которое я спроектировал, я с таким же успехом мог бы написать «да» на стене.

Да, я хотел этого ребенка. Я не был готов к нему. Я сомневался, что Ева тоже. Но в глубине души ответ был утвердительным. Это был, пожалуй, единственный вывод, к которому я пришел за последние два дня.

Это, и то, что мне нужно было поговорить с Евой.

Я вытащил свой телефон из кармана, мое сердце колотилось в груди, как барабан, когда я нашел ее номер. Он хранился в моем телефоне много лет, но с тех пор, как мы расстались в колледже, я звонил по нему только один раз.