На площадь меня вывели под улюлюканье мужчин и вздохи женщин. Несколько молодых девушек плюнули, другие тянули руки и дергали за волосы, будто желали выдрать пряди на память. Несмотря на окрики стражников, люди спешили напоследок повеселиться. Подростки вместе со взрослыми помогали собирать камни нужного размера в кучу, а Амаль с сыновьями спешили следом.

Лучше бы работали так, как готовятся к кровавым зрелищам.

– Закопаем или просто свяжем? – спросил молодой стражник у капитана. Кто-то опять дернул мой рукав, и ткань хиджаба не выдержала напора, разорвавшись у шва.

– Жалко, красивая ведь, – буркнул другой.

– Рот закрыли и несите веревки, да покрепче. Ведьму лучше держать в узде, чтобы не могла шайтанов призвать для спасения. А ты глаза отведи, Дукран. Чары колдуний велики, попадешь под них – великого султана предашь.

Я сцепила зубы и остановила язвительный ответ. Как будто не они держали на поводках гулей, не ловили песчаных драконов за городом и не колдовали всласть. Почему-то я – ведьма, а они – гордые воины султана.

Передо мной возникло лицо капитана, чей взор с жадностью прошелся по оголенной коже шеи и грязные пальцы потянулись к волосам. Только дотронуться он не успел: я плюнула и горько усмехнулась. Мне терять нечего, смерть в любом случае будет мучительной.

Очередной удар, от которого я даже не пошатнулась. Лишь голова дернулась в сторону и тихий рык вырвался после того, как волосы вновь оказались в сильной хватке.

– Чужеземцам улыбаешься, ведьма, а в меня ядом плюешь, – прошипел капитан. – Могла же умереть легко: один удар саблей, и никаких мучений.

– Да я лучше сдохну под градом вонючего дерьма, чем тебе улыбнусь, сын шайтана, – процедила я из последних сил, пока цеплялась за обрывки терпения.

Несколько минут мы прожигали друг друга обоюдной ненавистью. Внутри все кипели от обиды и несправедливости, желания отомстить каждому присутствующему здесь человеку. Пусть их всех жрут ифриты в пасти шайтана.

– Тащите веревку, лично свяжу языкастую дрянь. И камней побольше. Забьем гадину медленно, – крикнул капитан, когда отпустил меня наконец.

Обычно преступников закапывали в глубокую яму, так меньше шансов уклониться от ударов. Всего раз я присутствовала на казни через побивание камнями, и несколько дней кряду мне снились кошмары. Мучения человека, агония от ударов, что сыпались со всех сторон. Осужденный умирал долго: люди били так, чтобы не убить сразу. Сначала право бросить булыжник доверяли самому старшему или главному родственнику, потом остальным. Последними привлекали детей, обычно мальчиков. Женщинам оставалось только смотреть, как в наказ.

Всегда помнить, кем они являются и что их ждет за нарушение закона.

– Позволишь мне бросить камень первым? – буднично спросил толстяк Умар у отчима, пока мои руки и тело крепко обвязывали бечёвкой.

– Для тебя, дорогой друг, с радостью, – ответил Амаль. Победная улыбка на лице вызвала во мне очередную волну негодования.

– Ты недостоин моей матери, – выдохнула я с нескрываемой ненавистью и дернулась в крепких путах, но сильные руки стражников все равно поставили меня на колени. – Она никогда тебя не любила.

– Молчи, грязная девка! Не смей упоминать Фатиму! – огрызнулся отчим и, наплевав на обещание, первым бросился к сложенной кучке булыжников.

Последнее, что я уловила – люди. Они передавали друг другу камни и отступали на расстояние для лучшего обзора. Ветер трепал черно-белые ткани одежд под урчание гулей, что застыли в нескольких каннах5. Капитан поднял руку, и толпа дружно склонила голову в молитве, призывая Мудреца очистить мою грешную душу от разврата.

– Кто первый?

– Амаль, ты обещал, – вновь подал голос Умар, когда отчим сжал камень. В ответ тот застыл и через секунду учтиво поклонился, даже приглашающий жест сделал.

Зажмурившись, я глубоко вздохнула, отчего веревка сильнее впилась в тело, точно душащая змея. Мысленно попросила прощения у мамы. Я была плохой дочерью, наверное, мое наказание справедливо. Бунт в голове уступил место смирению: все, что происходит, задумано изначально. Следовательно, признание облегчит участь, уготованную мне самим Мудрецом.

Первый камень пролетел совсем недалеко и глухо ударился об землю. Я вздрогнула, распахнула глаза, после чего заметила второй булыжник, приземлившийся совсем рядом. В образовавшейся тишине до ушей долетел перестук копыт и чьи-то крики вдалеке. Всадник?

– Проклятая демоница, она призвала шайтана на помощь! – выругался Амаль, затем толкнул сыновей. – Давайте, мальчики, бросьте камни.

Братья переглянулись: Юсеф поежился, а вот Хазар поджал губы и поднял руку.

– Грязная дочь шайтана, – дрожащим голосом крикнул брат. – Умри!

Булыжник сделал дугу, но буквально в десяти локтях6 от лица режущий порыв ветра превратил твердую породу в жалкую пыль. Ярко-зеленые искры пронеслись по земле, заржала лошадь и послышался громкий крик, от которого сердце пропустило удар:

– Остановите казнь!

Он появился из ниоткуда: иссиня-черный жеребец скакал сквозь клубы пыли, пугая собравшийся на площади народ. Люди разбегались кто куда, пока всадник гнал коня в мою сторону. Мне показалось, что из-под копыт вылетали те самые зеленые искры, которые продолжали ярко светиться среди налетевшего песка.

С головы всадника слетел капюшон, и солнце шаловливо заиграло медью в рыжих волосах, будто перебирало лучами каждую прядь с родительской любовью. Клянусь, в этот момент я забыла, как дышать. Слишком чудесным показалось мне появление Пола, слишком сильно он выделялся на фоне безликой массы людей. Даже в своем черном бурнусе.

– Кто ты такой?

Первый неуверенный вопрос последовал, как ни странно, не от стражников. Один из торговцев выступил вперед, крепко сжимая в руке камень.

– Меня зовут Пол МакГиннес. Я младший брат лэрда МакГиннеса, члена конклава7 Шангрии, страны, что входит в состав Объединенного королевства. Немедленно развяжите девушку. Сейчас же, – конь сделал круг и дернул хвостом, а потом резко замер на месте.

Целую минуту ничего не происходило, словно время застыло. Слышались порывы ветра и шорох песка, но в остальном стояла гробовая тишина. Ровно до тех пор, пока не очнулся капитан стражи.

– Именем великого султана Илама I, – холодно произнес он и сделал знак одному из заклинателей подстегнуть гуля, – право вмешиваться в судебный процесс чужакам никто не давал. Если мы пустили вас в свои земли, это не значит, что вы имеете право здесь распоряжаться.

Я сглотнула собравшуюся слюну, затем решительно подняла голову на Пола. Чужеземец крепко сжимал поводья – с такой силой, будто желал оторвать их. Ноги обхватывали бока коня, а тот недовольно хрипел. Животное явно нервничало под таким количеством взглядов и от близости опасных тварей.

– Мы сами вошли, – едко ответил МакГиннес. Подняв руку, он неожиданно сжал кулак, и шустрые огоньки сконцентрировались на кончике указательного пальца. – Вряд ли султан одобрит бахвальство жалкого слуги перед тем, кому платит ежегодную дань.

Толпа ахнула и отступила, а сорвавшийся шарик ловко скользнул к капитану стражи. Импульс замер буквально в двух или трех локтях от его носа, отчего тот невольно отшатнулся. Мгновенно солдаты со свистом вытащили сабли, гули зарычали и рухнули на четыре конечности, готовясь к нападению.

– Ах ты…

Концентрированный удар воздушной сферы разнес в пыль несколько булыжников у ног стражников и распался на тысячу зеленых искр. Острые камешки оставили мелкие царапины на лицах, прорезали ткань накидок и разлетелись повсюду. Даже в меня попало, но боли я не ощутила. Только ужас.

Что творит этот безумец? Его же убьют! Казнят в тюрьме за нападение на охранников города!