Впервые в жизни я чувствовала себя скотиной на рынке.

– Шесть золотых дирханов, сорок голов овец и четыре мешка зерна за девку? Илам Великий, такого откупа достойна царица всей Пандеи1!

Толстые пальцы сдавили подбородок под тонким слоем никаба. Легкая шелковистая ткань хоть и скрывала лицо, не считая прорези для глаз, но не служила достойной защитой от посягательств постороннего мужчины. Все время, пока будущий жених рассматривал меня, я усилием воли подавляла желание отдернуть голову и ударить в ответ.

– Умар, речь о моей единственной падчерице, доставшейся мне от луноликой Фатимы. Великий Мудрец забрал у меня любимую супругу в райские сады, но оставил прекрасную дочь. Уверяю, дорогой друг, Ясмин воспитана в традициях Маракеша. Она целомудренна, молода и родит тебе много сыновей, – растекался патокой Амаль. – Под этим невзрачным покрывалом настоящее сокровище с тонким станом, атласной кожей цвета сливок и богатством волос, которым позавидует любая незамужняя девица. Настоящий шоколад, мягкий и сияющий. А какие глаза? Мудрец, ни один янтарь не переплюнет по чистоте их прозрачность!

Рядом с отчимом неподвижно сидели мои сводные братья – двенадцатилетний Хазар и восьмилетний Юсеф. Такие юные, без первого пушка на коже, но жестокие и нетерпимые к любой женской непокорности. Прямо как их отец.

– Сыновья… – Умар наконец отпустил меня, позволив немного отодвинуться, и погладил пальцами густую седую бороду.

Я с трудом подавила подступившую к горлу тошноту от резкого аромата благовоний. Дым от истлевших палочек сандала по-прежнему витал в воздухе и завивался колечками над глиняными лампами, расписанными умелыми руками лучших мастеров города. Складывалось впечатление, что в доме гостил сам султан Илам I или кто-то из его окружения, а не престарелый вдовец с блестящим, сальным взором из-под густых бровей.

 О мама, ну почему ты ушла так рано и оставила меня Амалю? Этот сын хромого верблюда достоин гореть в чертогах шайтанов, но вместо справедливого суда богов считал выгоду от будущего союза.

– Ведь Азиза всего два месяца назад покинула свет вместе с дорогим наследником. Сгорела в лихорадке. Мудрец, бедная душа, – Амаль сложил ладони в молельном жесте и низко поклонился, даже не удосужился встать на колени при упоминании покойной.

– Туда и дорога шайтановой девке! Распутница, посмела показаться другому мужчине без накидки! – неожиданно разозлился Умар.

Удар кулака по столешнице заставил фарфоровые блюда громко звякнуть. Несколько капель травяного чая оказались на белоснежной скатерти. Пятно быстро въелось в кружево, а я только коротко вздохнула и незаметно спрятала кулаки под широкими рукавами праздничной абайи.

Сиди и молчи, Ясмин. Женщина должна быть покорной, тихой и скромной. Несколько лет воспитания узкими розгами из тонкоствольного тиса научили держать лицо перед людьми. Поэтому я опустила взгляд и уставилась на узорчатый рисунок тканого ковра. Оставалось потерпеть недолго. Просто ждала, когда отчим отпустит меня в женскую половину нашего дома. Там, в моей комнате, под старой кушеткой прятался маленький сверток.

Совсем чуть-чуть терпения, и скоро я буду свободна.

Амаль вновь вернулся к откупу, обещая, что я подарю не только сыновей, но и принесу счастье в дом будущего мужа. При этом он злобно постреливал взглядом в мою сторону, чтобы не смела даже пискнуть. На левом запястье до сих пор чернели следы после разговора неделю назад.

«Не вздумай ляпнуть лишнего, шайтаново отребье. Свой ядовитый язык держи за зубами, а проклятую магию – в узде. Проявишь непокорность – прикажу забить камнями на главной площади! Поняла?»

Я снова вздохнула – негромко, только ткань накидки шевельнулась, – и замерла в ожидании.

– Ясмин, дитя мое, – непривычно ласковым тоном Амаль подозвал меня.

Склонив голову, я покорно поднялась и прошла вперед. Встала на колени, взяла мужскую руку, затем прикоснулась губами через шелк никаба к мозолистой ладони отчима. За каждым движением наблюдали братья и жених. Последний явно остался доволен безукоризненным воспитанием будущей жены.

– Иди, – желтая яшма блеснула на указательном пальце отчима. – Займись ужином, мы с Умаром и твоими братьями еще обсудим последние приготовления к свадьбе.

Из главной комнаты меня буквально вынесло ветром под косой взгляд Хазара. Злобный ифрит не упускал случая наябедничать отцу, потому я постаралась на выходе сбавить шаг и только в пустом коридоре позволила себе расслабиться.

Ноги путались в длинной многослойной юбке, ступни холодил мозаичный пол. Сквозь узкие окна лучи полуденного солнца падали прямо на треугольные рисунки и создавали вокруг атмосферу всеобщей лености. Ладони вспотели, дыхание вылетало из груди рваными клочками. Через длинный коридор я быстро дошла до женской половины в одиночестве.

Какое счастье, что наступил конец третьего месяца. День, когда все жители Амррока, столицы Маракеша, бросали домашние дела и шли на Главный рынок. Торговые караваны с различными товарами, суда из соседних земель приходили в город. Настоящее событие для каждого амрроканца, ведь именно сегодня народ отдыхал согласно воле султана.

Мне тоже хотелось, да кто бы отпустил.

Вбежав в небольшую комнатку, я бросила на покрывало никаб, и шелковая ткань растеклась по грубому льну черной блестящей лужицей. Ни о предстоящем побеге, ни о будущих последствиях я не думала. Само решение бежать пришло в голову почти спонтанно, после разговора с Амалем, когда стало ясно, что ему надоело терпеть своенравную и непокорную падчерицу в доме.

Хвала Мудрецу, в свое время мама научила многим вещам: поменьше болтать, укрощать строптивость и всегда иметь деньги. Думаю, она хотела сбежать от мужа, потому тот мешочек постоянно держала в тайном месте. Подальше от бдительных глаз Амаля и сыновей.

Я смахнула непрошеные слезы и опустилась на пол. Задрав плед, непроизвольно скользнула пальцами по расшитым краям, но заставила себя отвлечься. К шайтанам воспоминания, ведь время уходило. Кто-то из слуг может вернуться или братья вздумают разгуливать по дому, пока отчим с Умаром закрепляли сделку вином. Тогда мне точно не сбежать, никогда.

Аккуратно подцепив небольшой сверток, я услышала звон и вытащила находку наружу. Внутри никаких особых богатств не было: пара золотых сережек с крохотными рубинами по центру круга, сорок медных грунтов, давно потерявших блеск, тонкий браслет с изящным плетением и красная нить удачи. Именно на ней я дольше всего задержала взгляд.

«Помни, Ясмин, ты пери. Колдунья, чей дар – исполнять желания. Но не всех, а лишь избранного человека. Мудрец дал тебе силу, которой нет равных. Храни ее, не раздавай зазря. И помни: за каждое желание придется заплатить свою цену».

Я проглотила плотный ком, обвязала запястье нитью, чуть выше синяков, остальное спрятала в карманах уличного хиджаба и решительно поднялась.

До внутреннего дворика, откуда через узкий проход между зарослями жасмина вела дорожка к задней калитке, я добралась без приключений. Сердце гулко стучало в груди, кровь шумела в ушах. Нет ли кого из прислуги? Вдруг Амаль решил бы показать гостю прекрасный сад?

Несмотря на жаркий день, холодный пот не давал ощутить прикосновение солнца. Я постоянно останавливалась, сквозь хрупкие ветки вглядывалась в окна дома. При желании любой из членов семьи Рашид мог посмотреть из гостевой комнаты на фруктовые деревья, цветы и кустарники. Зелень, конечно, скрывала меня, но не так тщательно, как хотелось бы.

Ах, как жаль, что период цветения жасмина прошел. За белыми цветками, что источали невероятный аромат, меня бы никто не заметил.

Я почти добралась до ворот, когда внезапно услышала крик, от которого внутри все сжалось.

– Папа, папа! Там Ясмин, она убегает!