У меня от боли и бесконечных вопросов свело все мышцы судорогой, руки отказывались слушаться. Я открыл рот, чтобы ответить, но в последний момент сдержался. Второй раз за несколько минут.

– О, Мудрец, она демоница! Настоящая ведьма!

– Пери, пери…

– Шайтан навлек на наши головы несчастья. Это все твоя вина, Амаль! – первые признаки жизни подала часть городских жителей, что ближе всех стояла к отчиму Ясмин.

Испуганным хряком тот взвизгнул и спрятался за спины своих сыновей, однако гнев толпы постепенно нарастал. Их уже волновала не столько дочь этого идиота, сколько он сам. Престарелый амрроканец отшатнулся от Амаля и заорал:

– Сын шайтана продал мне демоницу в жены! Обманул, с-с-собакин приблудыш! Мудрец, охрана, я требую справедливого суда!

– Нет, нет, неправда. Все поганая девка, я ничего не знал. Клянусь! – завизжал Амаль и заметался в отчаянии.

Людям не понадобилось много времени, чтобы свою ярость и жажду крови перекинуть на новую жертву. Несколько женщин вцепились в одежды отчима Ясмин, четверо мужчин набросились и скрутили бедолагу. Их действия взбудоражили притихших гулей, которые подняли морды к небу и громко завыли.

Стало ясно, что никакого поединка толпе уже не надо. Поэтому я перевел взгляд на застывшего капитана и сжал кулак.

– Полагаю, споры излишни, – громко проговорил я.

Переорать жителей не получилось, но капитан меня точно понял. В черных глазах засветилась такая злоба, будто у него отобрали любимое сокровище. Он посмотрел на Ясмин, только выражение лица главы стражи мне совсем не понравилось: черты исказились от ярости и жажды обладания. Пальцы зачесались запустить парочку заклятий, но болевой порог давно перешел предел.

Я не рухнул посреди площади, как жеманная барышня при дворе короля Абеля, чисто благодаря врожденному упрямству клана МакГиннесов. Потому что перед глазами расплывались образы и дышалось все тяжелее с каждым новым вдохом.

– Женишься на ведьме, затем уберешься из города. У вас час. Не советую впредь появляться на улицах Амррока, сдохнешь, – плюнул на землю капитан. – Надеюсь, чужеземец, тебя сожрут твари пустыни и отправят в чертоги шайтанов душу. Девчонка вернется, никуда не денется.

Какое гостеприимство, а ведь два часами ранее мне предлагали финики и молоко в доме торговца. Стремительно у амрроканцев менялось отношение.

– Господин, господин! – услышал я и обернулся. Али поспешил ко мне. – О великий Мудрец, я говорил не ввязываться. Вы же упрямый как мул…

Он с опаской покосился на застывшую Ясмин, сглотнул и отступил на шаг.

– Как привести ее в чувство? – устало спросил я.

На споры не осталось ни времени, ни сил. Срок дан четкий, потому я поторопил помрачневшего Али. Судя по лицам стражников, они настроились довести меня до храма, или где у них сочетались браком, силой.

– Э-э-э, отдать приказ? – последовал гениальный ответ. Под моим взором слуга окончательно стушевался. – Просто я впервые вижу настоящую пери.

– Так она не джинн?

– А разве похожа?

Откуда я знаю, нашел кому вопросы задавать.

Сцепив зубы, сдержал несколько ругательных фраз в отношении Али и встряхнул рукой. Боль не ушла, однако получилось отвлечься немного. Я повернулся к Ясмин, присел перед ней на корточки и аккуратно коснулся плеча. Ничего не произошло. Потряс – снова пустой взгляд и тишина.

– К тебе не прилагались волшебная лампа и летающий ковер? – буркнул под нос. – Ясмин, очнись.

Интонации придал повелительные нотки – и чудо! Получилось. Исчез свет, появилась осмысленность и пери заморгала. Потом открыла рот, чтобы завизжать от чересчур близкого контакта. Я поднес к губам указательный палец.

– Молчи и иди за мной.

Подействовала магия или здравый смысл – мне все равно. Я помог Ясмин встать, стащил свой бурнус, затем набросил на хрупкие плечи. Нас обоих потряхивало: меня от боли, ее – от пережитого кошмара.

Мы пересекли площадь под надзором стражников. Несколько раз Ясмин порывалась оглянуться туда, где толпа рвала на части Амаля Рашида. К ним присоединились гули, мучительный крик долетел до наших ушей и оставил неприятный осадок. Нет ничего нормального в подобных казнях, какой бы сволочью ни был человек.

Жестокость порождала ответную жестокость – замкнутый круг, разорвать который очень сложно.

– Дядя Карим? – неожиданно выдохнула Ясмин.

Чуть поодаль стоял хаджа, и я решительно направился к нему. Сначала его придушу, потом женюсь на полудемонице, а после лягу у ближайшего бархана и умру. Пусть клан устраивает паломнические поездки к моей могиле.

– Господин Пол, я должен… – договорить у Карима Мехди не вышло, поскольку дрыглов план провалился в самом начале.

Из-за невыносимой боли я рухнул к ногам ошарашенного хаджи. Ясмин вскрикнула, Али запричитал. Я уловил взглядом шапки облаков в ярко-голубом небе, пока сознание окончательно не угасло.

Когда Пол рухнул к ногам хаджи, на меня нахлынуло облегчение: умер, значит, я снова свободна. Меня поразило эгоистичное чувство, от которого почти сразу стало стыдно. Жар охватил тело от макушки до пят. Дядя Карим наклонился к Полу, а я стояла в оцепенении и перебирала в памяти его слова.

Как он сказал? Летающий ковер? Лампа? Вжав ногти в ладони, я покачнулась, а мимо меня пронесся Али. Он рухнул на колени подле своего господина, воздел руки к небу и закричал:

– Великий Мудрец, какое несчастье на голову твоего раба. Такого человека сгубили. Разум, конечно, осла, но сердце-то доброе… – несколько раз Али цокнул языком, сдернул капюшон и склонился к груди Пола. Прислушавшись к мерному дыханию, слуга закатил глаза и фыркнул: – Ай, говорила мне бабуля: не связывайся с чужаками. Одни проблемы на голову бедного Али. Вай-вай, не человек – верблюд необъезженный!

Я спрятала шок за капюшоном бурнуса, пропитанного ароматом Пола. Наверное, так пахли все чужеземцы с Эрэбуса8. Многие торговцы Амррока по возвращении рассказывали о зеленых лугах, высоких горах и густых лесах Объединенного королевства, лавандовых полях Фринбульдии. Прикрыв глаза, я на несколько секунд выпала из реальности и не сразу услышала, как меня окликнули.

– Ясмин!

Вздрогнув, я посмотрела на сосредоточенного дядю Карима, затем перевела взгляд на посеревшее лицо Пола. Хаджа поднес к его носу крохотную склянку с чем-то очень пахучим: яркий аромат трав и специй привел чужеземца в чувство. Бедолага зашелся в кашле, глубоко вдохнул и перевернулся на бок, пытаясь прийти в себя.

– Ой, господин, вы ожили, – обрадовался Али. Проведя пальцами по смоляным волосам, он немного отодвинулся.

– У кого здесь «разум осла»? – прохрипел Пол и усиленно заморгал.

Одно неловкое движение рукой – и окуляры слетели на землю. Блики солнечных лучей на прозрачном стекле привлекли мое внимание: смотреть на Пола я боялась. Вдруг ему вздумается загадать желание? На вторую попытку у меня не хватило бы духа.

– У кого? Не знаю, господин. Вам почудилось, Мудрец не даст соврать. Али так переживал, так переживал. Чуть себя не съел, что оставил вас в опасности…

– Прекрати трещать, глупый попугай! – прикрикнул на слугу дядя Карим. – Лучше помоги.

– А вы почему меня оскорбляете, хаджа? – надул щеки Али. – Не надо кричать, чай не с глупым ослом беседу ведете.

– О Мудрец, какой дурень топчет землю наших предков под лазурными сводами твоего неба.

Дядя Карим закатил глаза, на что Али окончательно разобиделся. Слуга выпятил губу, шумно вздохнул и процедил:

– Хаджа, вы, безусловно, талантливый человек и ваши руки не из-под хвоста осла растут, но…

Я осторожно подошла к сидящему Полу, который по-прежнему тряс головой, и наклонилась за окулярами. Убедившись, что стекла не пострадали, я протянула окуляры хозяину, а тот прищурился. На лице Пола отразилось сомнение. Будто он не понимал, кто перед ним находится.