– Я в порядке.

Сколько раз я повторила заученную фразу? С того момента, как мы под конвоем стражников вышли из дома хаджи с несколькими тюками вещей, раз шесть или семь.

Мне не позволили переодеться, да и вряд ли я сумела бы в таком состоянии. Все происходящее казалось чем-то нереальным, чужим. Нет, одно дело видеть жестокость на улицах, но не являться участником. Совсем другое, когда тела твоих родных бросают в телеги, словно мешки с навозом, и ты видишь ручку маленького Юсефа, которую держала в детстве, пока тот засыпал.

Пусть братья выросли глупыми и жестокими под тлетворным влиянием Амаля. Я же любила их, растила, укачивала. Они были моей семьей, дорогими сердцу людьми.

– Ясмин, – повторил Пол.

Удивительно, выучил наконец. Или просто понял все без лишних слов.

«Ведьма, гори в пламени шайтанов! Из-за тебя наш хозяин погиб! Где нам искать кров? На что кормить детей? Никто не возьмет прислужников предателя, мы умрем. Ты довольна?!»

У святилища я почти поверила в чудеса, однако у дома хаджи рухнула на землю сломанной птицей, придавленная чужими проклятиями. Крики Айгюль, старой служанки, до сих пор летели вслед до самых ворот. На улицах Амррока нас провожали хмурыми взорами, плевали под ноги и отворачивались. Никто не посмел ляпнуть гадкое слово хадже, но не поскупились на них для меня и моих спутников.

Город за нашими спинами практически растворился в раскаленном воздухе, однако яркой вспышкой перед глазами по-прежнему стояла картина: тела Амаля, Хазара и Юсефа в кроваво-красном песке. К трупам сразу подлетели стервятники – почуяли добычу раньше, чем мы отошли от городских стен. Мне не удалось даже отогнать их, ведь стражники не позволили. Обнажили сабли и приказали нам убираться восвояси.

Я не помню, как прощалась с дядей Каримом. Он говорил какие-то напутственные слова, затем поцеловал в лоб и отпустил. А потом…

– Господин, хаджа пополнил наши запасы водой, вяленым мясом, рисом, финиками и лепешками. Есть немного сушеных фруктов, и кое-что из одежды. Главное – не попасть в бурю, когда перейдем дюны, ступим на территорию наснасов, – бормотание Али ворвалось в мрачные думы.

Я вздрогнула при упоминании чудовищ, а вот Пол, кажется, почти не обратил внимания на слова слуги. Пронзил меня взглядом напоследок. После чего уставился вдаль и поправил ткань своей куфии14, подтянув белый хлопок к носу.

– Туда?

Он кивнул на высокий холм из песка, где проходила невидимая граница между миром людей и чудовищ. Я знала, что в древности маги поставили там печати, которые уже много столетий отпугивали разного рода тварей от города. Позже дедушка султана Илама пустил в обход торговый путь, используемый путешественниками для безопасного перемещения по пустыне. Только дорога эта занимала много времени, а ставить порталы на открытой местности при таких погодных условиях – неразумно. Все накопители и кристаллы выходили из строя.

– Почему бы нам не пойти по Золотому пути? – Али и Пол вздрогнули, посмотрели удивленно. Будто вспомнили, что не одни.

– Долго, – сухо отрезал МакГиннес. – Почти неделя лишней дороги до поселения местных кочевников. Хочешь, чтобы нас пустыня угробила?

– Ну да, лучше же пусть съедят. Круговорот дураков в природе: одни умирают в песках, другие… в желудках тварей.

– Могу вернуть на площадь. Или предпочтешь капитана? Он жаждал с тобой познакомиться, – огрызнулся Пол.

Закрыв рот, я крепче сжала поводья. Мерное покачивание между двух широких горбов верблюда нисколько не успокаивало, наоборот, раззадоривало сильнее. После непродолжительного молчания в полной изоляции сознания я готовилась рвать и метать. На смену боли от потери пришла злость. Притом неясно, на кого больше: на себя или Пола за то, что спас.

– Не надо было возвращаться за мной, – выжала из себя с трудом, все же опасаясь реакции мужа на проявление дерзости.

– Верно, однако уже ничего не изменишь.

Пол отвернулся, подстегнул верблюда и направил в сторону холма, а мне оставалось двинуться следом. Правда, через минуту я поняла, что упрямая скотина двигаться не желает. Совсем. Животное выкопало лапой из песка какое-то растение и теперь с интересом его жевало, игнорируя команды.

– Давай же! – прошипела я, слезы обиды обожгли кожу.

Оба всадника постепенно удалялись за солнцем, даже Али не обернулся. Хотя нет, напоследок он насмешливо фыркнул и пробормотал что-то о «глупых бабах». Сцепив зубы, я поправила наспех намотанную куфию, затем вздохнула и утерла пот со лба. Желание стащить одежду пришлось перебороть, как и жалость к себе.

Моя боль лишь моя.

Я поискала стремя, зацепившись загнутым носком бабуша15 за складки одеяла, наброшенного между горбами в качестве седла. Естественно, туфля моментально слетела с ноги. От моей возни одеяло сползло, и я с визгом рухнула на землю рядом с флегматичным верблюдом. Расшитая ткань зависла в воздухе, подчиняясь неведомой силе, затем аккуратно опустилась на песочек, и меня накрыла огромная тень.

– Ты ведь на него залезла, – лаконично сказал Пол.

Когда он вернулся, и почему я его не заметила? Шумно вздохнув, я прикрыла глаза, сглатывая горький ком.

– Брось меня здесь.

– С верблюдом? Он мне дорого обошелся, считай, свободой поплатился, нервами, трех скакунов отдал.

МакГиннес цокнул языком, явно подсчитывая в голове траты, а я крепче сжала пальцы и зарылась ими в горячий песок. Даже на бок не перевернулась, просто уставилась слезящимся взглядом в небо.

– Забери, меня оставь.

– Здесь скорпионы.

– Прекрасно, пусть Мудрец возьмёт мою жизнь с их ядом.

– И змеи, жирные такие. Вон одна ползет прямо к тебе.

Угроза подействовала. Я вскочила с визгом, потеряв вторую туфлю, и бросилась к замершему верблюду. Вцепившись в грубую шкуру, попыталась забраться между горбов, но не хватило роста. Зато насмешила мужа: бархатистый смех разлетелся на много канн вперед.

Лишь когда дыхание выровнялось, а стук сердца уже не отбивал барабанами по ушам, я оглянулась и зашипела не хуже ползучих гадин. В голове, правда, ощущение прикосновения гладкой чешуи никуда не исчезло.

– Обманул!

– Чуть-чуть, – хмыкнул МакГиннес, на что я рассерженно фыркнула. – Ты не закрепила одеяла.

– Я даже не помню, как садилась на верблюда, – прикусив губу, я отвернулась и уткнулась носом в шею животного.

Ладонь скользнула по грубым ворсинкам, кожа ступней заныла и появилось неприятное жжение. Всего минута или две, а солнце уже норовило оставить красные следы на теле.

– Смени обувь, – сказал Пол.

Я шумно выдохнула, затем потянулась к седельной сумке, которая валялась рядом с одеялом.

– Хаджа положил пару замшевых ботинок. В пустыне самая лучшая обувь для походов.

Домашние туфли безжалостно полетели в маленький бархан. Практически с ненавистью, как напоминание о прошлом. Руки чесались стащить и подранную абайю, но раздеваться при Поле я стеснялась, да и времени не осталось.

– Ясмин?

– Что?

Я сунула ногу в мягкий ботинок, подвившись тому, как точно дядя Карим угадал с размером. Сразу стало удобно и хорошо.

– Ты можешь поплакать. Это нормально, горевать по близким.

– Господин! – нас окликнул Али, не дав ответить. – Солнце садится!

Мы одновременно посмотрели на горизонт, который постепенно окрашивался в темное золото. Жара не спала, однако прохлада уже готовилась ступить на разогретую земли и разбудить ночных зверьков, отсыпавшихся днем в своих норах.

– Помочь? – Пол кивнул на верблюда, внимательно глядя, как я с кряхтением поднимаю одеяло.

– Все в порядке. Я справлюсь.

Мы больше не говорили.

На этот раз вышло лучше. Верблюд преспокойно сел на землю в ожидании, пока я заберусь и прикажу подняться. Затем встал и пошел – без сопротивления. Двигался строго за Полом, который несколько минут оглядывался на меня, а потом погнал наш маленький отряд в нужном направлении. Молча. Дал время пережить произошедшее наедине с собой, за что я осталась ему благодарна.