Сашка взял себя в лапы, смахнул толстым пальцем мокрое, всхлипнул громадными ноздрями и продолжил:

– …он, как добрый боженька. Император создал кабаньи семьи, гибридных волков, оленей, соболей и других антропоморфов. Он великий волшебник. Но почему вождь так и не проснулся? Почему он не спас всех нас? Говорят, император тяжело болен. В армии ходят слухи, что Великий князь удерживает вождя во дворце. А ещё… – Сашка перешёл на шёпот, – сказывают, что князь Витольд продался китайскому вану Хеи Мау. Оттого-то у нас и огромные потери. Вы простите меня, Светлана Андреевна, но кабаны не хотят умирать. Потому в стране скоро начнётся бунт.

Лейтенант сверкнул кривыми зубами, его бивни задрались острыми концами вверх, и снова пахнуло естественным для свиньи тухлячком. Так случается всегда, когда кабан волнуется. Подмышки хряка потели, будто он вспахал бескрайнее поле, и как бы ни сдерживался кабан – природа брала своё.

Смрад в палате стоял ужасный. Привыкнуть к такому запаху сложно. Но доктор Хрипатая привыкла. Она взяла яблочко с тумбочки и прикусила его.

– Сашка, тебе не нужны склоки и пересуды. Ты должен быть осторожен, выбирая друзей. Зло умеет скрываться за красивыми словами, а добро… добро беззащитно, пока не найдётся настоящий герой, – Светлана Андреевна поднялась со стула, чтобы уйти, но всё же сказала, желая помочь молодому и честному офицеру: – У кабанов, даже у генералов, командующих фронтами, недостоверная информация. Про императора много разного говорят, но уверяю тебя, малыш, это всё выдумки.

Доктор Хрипатая дотронулась до плеча раненого офицера. Это означало: она сказала всё, что могла сказать – и посещение окончено.

Сашка второй раз не поверил человеческой женщине и снова не обиделся на неё.

Капитану Зубову и лейтенанту Гомвулю сегодня досталось. Генерал Жуков вызвал полицейских в свой кабинет и в течение десяти минут отчитывал их как курсантов. Жуков требовал отложить все дела и раскрыть, наконец-то, убийство в «Молоке», потому что дело оказалось резонансным и дошло до князя Витольда. По словам генерала: полицейские ловили якутских мух вместо того, чтобы искать преступников; и если в ближайшие дни убийство тигра не будет раскрыто, то погонит он сыщиков по карьерной лестнице вниз мухобойкой, забыв о прежних заслугах.

– Тяжёлые времена бывают у всех. Не расстраивайся, дружище, – уговаривал и себя, и напарника Зубов.

– Сплю по четыре часа в сутки. Денег не хватает. Питаюсь, чем придётся! Если бы не казённая форма, таскал бы обноски. А ещё здоровьем рискуем. Да мы под смертью каждый день ходим! – ворчал Гомвуль. – За что всё это?

Ему досталось больше, чем человеку. Волк, гибрид уникальный, но ленивый. Кто-то рассказывал, что в Стране Баварии наделили частичкой человеческого разума больших собак. Антропоморфные овчарки, вот те действительно не знали покоя. Служили они арийской стране, как и положено псу: верно, дисциплинированно, самоотверженно, не давая себе поблажек. Вот как бы одного полицейского из Баварии привезти в Якутск!.. эх, всех жуликов переловили бы за недельку, а то и быстрее!

– Одна надежда, – призадумался Гомвуль. – Живёт за городом старый волк. Полицейский на пенсии. Зовут его Шульц… К нему надо ехать. Только он может нам помочь. Иначе – беда.

– Подожди, подожди… Шульц, говоришь… – вспоминал Стас. – Знакомое до боли имя. Но запамятовал я… Старею, что ли?

– Да, брат, твои годы берут своё. Потому что не знать такого полицейского – грех большой. Он ведь легенда сыска. История громкая была, когда его напарник погиб при задержании.

– Дай бог памяти… Ах да, конечно, как я мог забыть?! Человека разнесло в клочья, а волк выжил… Это взрыв в загородном доме, так называемое дело Романа Бескровного.

– Всё верно говоришь. То самое дело. Но Шульц не виновен в смерти напарника, – зарычал Гомвуль.

– Не сужу я, брат… не обвиняю, – успокаивал друга Зубов. – Я придерживаюсь только официальной точки зрения. За архивами, за учебником повторяю.

– Вечно всё путают эти бумагомаратели. Несправедливо его отстранили – я тебя уверяю! Да и жаль старика. Выгнали его из полиции, как кота помойного. Теперь живёт в хибаре: ни детей, ни друзей, ни денег. Свинье такого не пожелаешь.

Зубов очень хотел поймать чёрного кота. А Гомвуль спал и видел, как хватает Шмаля за шкирку и бросает его за решётку. И в конце-то концов, это их работа ловить преступников! Правда не всегда хватало времени на выполнение намеченных задач; что-то всегда отвлекало – то пьянки, то перекуры, то бабёнки смазливые.

Но вдруг Гомвуль вспомнил старого Шульца. Свежий взгляд пенсионера с громадным опытом оперативной работы, как глоток холодного пива с утра – он или бодрит, или выворачивает наизнанку – до тошноты и полного тазика пахучих кислот и желчных пузырей.

– Ладно, поехали к твоему Шульцу. Была не была! Авось подскажет старик, как изловить Шмаля и прочих злодеев, – наконец-то, решился Стас Зубов.

***

В предместьях Якутска, в посёлке Жатай – на отшибе, где нет дорог и только разрушенные временем бараки – доживал свой век старый волк. Комнатка у него была маленькая, неуютная, совсем без мебели. Ночами Шульц спал на рваном матрасе, а днём топил печку-буржуйку, чтобы не околеть окончательно. К нему не захаживали соседи, не навещали бывшие коллеги. Даже человеческие дети, самые любопытные существа на земле никогда не приближались к его домику. Весной, когда наступало половодье, никто не спрашивал, как живётся волку по колено в холодной воде, будто все забыли о нём или хуже того – все ждут, когда он уйдёт в мир гибридных духов и вечного покоя.

Шульцу была положена хорошая пенсия, и мог бы он перебраться в город, но обида за минутную трусость призывала его каяться в одиночестве. Все деньги волк переводил в фонд помощи полицейским, оставляя себе лишь малые крохи, чтобы лапы не протянуть. Он обрёк себя стать отшельником, смиренно неся собственное наказание, не ожидая прощения от себя самого.

Напарник его погиб, а он остался среди живых, чтобы остаток лет изматывать себя воспоминаниями. Вина Шульца состояла лишь в том, что зашёл он ни в ту дверь. Никто не знает, что случилось в том доме, но рвануло так сильно, что волка выбросило в окно, а вот тело напарника, Романа Бескровного – так и не нашли.

Затем был госпиталь, сложное лечение и долгие разбирательства. Комиссия Шульца не обвиняла, но каждый встреченный полицейских шептал за волчьей спиной: «Это тот трус, это Шульц. Это из-за него погиб человек».

Волка отправили на пенсию, хотя он мог бы ещё приносить пользу, потому что опытом обладал уникальным. Первую осень, кто-то навещал его; приезжал на машине или на мотоцикле и спрашивал: «Как дела старина? Как ты поживаешь? Может быть, тебе нужна наша помощь?»

Но прошла зима, и его забыли. Возможно, Гомвуль был последним из гибридов, кто ещё помнил Шульца. Потому у дверей покосившегося барака стояли только двое: волк и человек.

Надежды на добрый совет, что тепла в якутском январе, но всё-таки парни верили: старый не потерял хватку цепкого шпика и обязательно им подскажет.

– Вот он идёт, – завилял хвостом Гомвуль.

Последнюю ночь подморозило. Тонкой корочкой сверкала наледь. Сгорбившись, к полицейским приближался плохо одетый и скрюченный в знак вопроса волк. На нём драный ватник, останки штанов из протёртой джинсы, на лапах резиновые калоши. Его ватник давно потерял все пуговицы. Потому Шульц подпоясался солдатским ремнём – ещё тем, со звездой на пряжке. Грудь волка была открыта. Когда-то пышная с коричневым оттенком шерсть, покрылась сединой. Волчьи усы обвисли, словно обмороженные, а глаза устало смотрели на гостей.

– Здравия желаю, товарищ майор! – поздоровался Гомвуль.

Старик ответил причмокиванием и водил носом, изучая парней.

– Нам нужна твоя помощь, Шульц, – не откладывая разговор, сказал Зубов.