— Вы совсем меня не уважаете, господин офицер?
— Похоже, это у вас ко мне нет никакого уважения, коль отвлекаете от дел без всяких причин и поводов, когда вам заблагорассудится. Если у вас нет поручений официального характера, то я пойду.
— Не пойдёте, перед вами не простая придворная леди, я дочь императора. Когда изволю отпустить, тогда и смоетесь по своим делам, Андрей Константинович, — заявила. — А теперь прошу составить мне компанию. Если вам не сложно.
Последняя фраза вышла снисходительная, будто она уже извиняется за то, что вынудила меня. Наивная.
— Вынужден откланяться, ваше высочество, — заявляю, разворачиваюсь и начинаю движение.
— Ах ты козёл! — Кричит вслед.
Только дверь собрался толкать, в спину прилетает что–то твёрдое. Пол–оборота потребовалось, чтобы увидеть на полу яблоко.
— Получил⁈ — Злорадствует София. — Лови ещё!
Успеваю уклониться едва–едва. Целый торт, проносится мимо, влетая в дверь.
Тарелка с грохотом падает, со входа тишина, никто и не думает врываться на шум.
Зато София ржёт, как лошадь.
— Вы что себе позволяете⁈ — Возмутился я. — Это же парадный мундир! А если бы попали⁈
— Жаль, что не попала! — Огрызается и берёт тарелку с жирными эклерами. — Но мы это сейчас исправим!
— Стража! — Кричу я.
— Не утруждайтесь, князь, никто вам не поможет! — Выпалила София, замахиваясь. — Артиллерия, огонь!
Мне помочь? Э нет! Только засвидетельствовать её припадок.
От тарелки я уворачиваюсь, но вот эклеры с неё разлетаются уже большим радиусом. Один попадает прямо на погон, пачкая белым кремом.
— Есть попадание! — Кричит София и гогочет с диким взглядом, который не отрывает от меня. При этом уже шарит по столу на ощупь, чтобы кинуть в меня чем–нибудь ещё.
Едва сдерживая гнев, рвусь на неё стремительно, и успеваю схватить её за руку, которой она замахивается, чтобы пустить в меня пирожное.
— Какой прыткий, — смеётся. — А так?
Перехватывает другой рукой и мажет мне китель, где лента.
Наполняясь внезапным звериным бешенством, беру её за вторую руку и швыряю на диван.
— Как вы сметете⁈ — Кричит и дёргается снова к столу, но я её зажимаю. Пытается брыкаться, но силёнок маловато у пигалицы.
— Вас никогда в жизни не пороли, принцесса? — Уточняю на всякий случай, готовый уже и шею свернуть за свой мундир.
— Никогда! — Заявляет. — Вы не посмеете!
— За мундир и погоны? Ещё как, — говорю, переворачивая её через коленки задом кверху.
— Мундир? — огрызается. — Дико растущий паркетный офицер! Выдадут новый!
— Что? Эти погоны я заслужил в боевом походе!
— Хвастун! — Отвечает, брыкаясь.
Но я держу крепко, обхватив за тонкую талию.
— Пигалица!
— Индюк!
Шлёпнул по заднице ладонью, сразу и заткнулась.
А нет, просто притихла, но следом захихикала.
— Никогда ещё не встречала таких слабых мужчин! — Выдала, уже не сопротивляясь. — Что, Андрюша, спёкся?
Дал посильнее. Вскрикнула. Ещё зарядил! Снова вскрикнула.
— Ну что на этот раз скажете, юная леди? — Посмеиваюсь теперь я.
— Слабак!! Недомужчина! Бьёшь, как девчонка!
Стоило ремнём, да некогда уже возиться.
— Ну сама напросилась, — шиплю раззадоренный. И собирая подол, задираю его к спине, оголяя задницу!
София молчит, затаилась. Белые кружевные трусы тоже мешают, спускаю и их. Всё, теперь попа готова к экзекуции. Очень сочная и привлекательная попа.
И мне не жалко этой нежной и шелковистой кожи, никогда не знавшей прежде жгучего шлепка. Бью!
Вскрикивает сильнее. Луплю ещё по тому же месту, визжит. Вот! Уже, как надо. Заведённый, шлёпаю до красна по упругим ягодицам, только в конце опомнившись, когда София ревёт в голос.
Поднимаю трусы небрежно, но не успеваю надеть до конца, вскакивает сама. Щёки красные, вся в слезах, на меня не смотрит. Сама всё поправляет.
А я вдруг подумал, что по мне теперь казнь плачет, если не решусь на государственный переворот.
Думал, закричит, зазывая стражу, но судя по всему нас никто не слышит. Второй вариант, что побежит, но не стала. Всего–то отвернулась, потирая задницу. Успокаиваться стала, поправляя что–то внизу. Даже жалость к ней вдруг возникла. Похоже, я переборщил.
Поднялся. Не обернулась.
— Сама напросилась, — произнёс негромко, ощущая возбуждение и дискомфорт, потому что за этим делом ещё и вспотел.
Молчит. Разворачиваюсь и направляюсь к выходу.
— Ааах! — Слышу вскрик, когда добрался до двери.
Оборачиваюсь. На полу сидит, запрокинувшись спиной к дивану, за низ живота схватилась! Мчу назад. Похоже, отбил её что–то.
— Ваше высочество, что с вами! — Усаживаюсь около неё, придерживая.
А она платье задрала, за причинное место держится. И не просто, а под трусы руку засунула. Бьётся в конвульсиях, взгляд потерянный.
Подхватываю на руки.
— Врача!!
— С… стой, дурак, — доносится хрип с усилием. — Я в порядке.
Уложил на диван, понимая, что приходит в себя.
— Как вы, ваше высочество? — Спрашиваю заботливо, понимая, что здесь большая доля моей вины. Нечего на слабую девушку руку поднимать. Какой я офицер после этого.
А она улыбается в ответ открыто, вид такой счастливый. А следом и вовсе начинает смеяться.
— Изволите притворяться? — Рычу на неё, поднимаясь.
— Да вот уж нет, тело говорит само за себя, — заявляет и поднимает руку, демонстрируя тонкую прозрачную слизь, которая тянется меж пальцев.
Если бы с Настей не спал, не понял бы что это.
— София, это неподобающе для принцессы, — ахнул, отступая. — Вы… вы. Что вы творите⁈
Захихикала, медленно подол поднимая и демонстрируя трусы мокрые спереди.
— Впервые я так сильно изверглась. Вы великолепны, — выпалила, как самая последняя потаскуха.
Отвернулся и спешно двинулся прочь. Гнусная развратница, других слов нет.
— Завтра вы отшлёпаете меня снова! — Слышу в след. — Иначе я письменно заявлю в канцелярию, что вы меня домогались. Следов на моём теле достаточно! Слуги подтвердят.
Психиатрическая лечебница по ней плачет.
Ничего не ответив, вышиб створки с ноги да удалился со смятением в душе и противоречивыми чувствами.
Глава 14
Большие перемены
Весь следующий день я бегал от Небесной и игнорировал все бумаги, которые приносили посыльные от Софии. Избегал и сестру, которая могла стать невольным пособником похотливой принцессы.
Были порывы, в которых я жаждал, что меня придут арестовывать. Мне хотелось найти повод, чтобы начать свою маленькую войну. Но когда я думал о людях, спесь моя сходила на нет.
В один миг меня обложили со всех сторон. Впервые я понял, что не могу прямо и в лицо говорить то, что думаю. С гадкими чувствами осознал, что становлюсь придворным интриганом.
Весточка от моего друга Михаила Брусилова пришлась как нельзя кстати.
Он пригласил в своё именье. И я с радостью отправился к нему прямо на мехаре.
Михаил загорел не хуже меня самого. Выяснилось, что отдыхал на Чёрном море и даже не думал посещать Императорский остров в этом году. Хлопот достаточно. На днях Наталья родила ему сразу двоих сыновей, двойняшек.
Это стало большим праздником для семейства Брусиловых.
И, тем не менее, друг признался, что последние несколько месяцев был с женой в ссоре, и умотал на побережье сгоряча, оставив сварливую беременную супругу на родню. Всем сказал, что командировка, понимающий отец подсобил.
Когда Наталья родила, они снова помирились, все прежние размолвки показались смешными.
Познакомившись с новорождёнными, я увидел, как лучатся искренние улыбки на лицах людей, как трепетны они к малышам, и прочувствовал сполна, что важнее потомства нет ничего на свете.
Но всё же, когда мы с Михаилом остались вновь одни я ощутил в его голосе печаль. Похоже, мой друг не нагулялся. А ещё разлюбил Наталью.
Я гостил у Брусиловых сутками, на время позабыв о проблемах. Каждый день собирали огромный стол в саду, в именье прибывало множество гостей поздравить с рождением. Меня трижды пытались сосватать. Один раз я чуть не поддался чарам, прогулявшись с миловидной графиней по саду в ночи.