— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю неуверенно. И понимаю, что многое из вложенного во вспомогательном центре я забыл.

— Перелететь, куда нам нужно, или взмыть к звёздам, — ответила непринуждённо и выдала с восхищением: — на Корабле для нас есть любые блага. Это всё теперь наше.

С этими словами она отворила дверь и потянула меня дальше.

Небольшой светлый коридор перерос в нечто большее. Да здесь целый парк, конца которому не видно! Цветы, кустарник, даже деревца есть, нависающие и подпирающие потолок. Водица журчит, птички поют!!

— Оранжерея, — прокомментировала Анна спокойно и двинула вперёд уверенно, зазывая: — Матушка? Папенька?

Зашуршала одежда, зашелестела трава.

Когда из–за кустов, весело хохоча, выскочили двое в простых белых балахонах, я чуть слюной не поперхнулся. Мужчина и женщина лет тридцати не вызвали вопросов, кто они такие. Я сразу распознал черты лица Третьякова и его жены.

Сомнений не возникло, Анна омолодила своих приёмных родителей с помощью Корабля!!

Увидев меня, оба пришли в ужас, но сестра придержала.

— Андрей и есть тот самый, — выдала она. — Вам не о чем беспокоиться.

Взмыленные, шальные, растерянные Третьяковы ничего не ответили.

Мы обменялись приветствием с заметной неловкостью. Очень быстро стало понятно, что нам не о чем даже говорить. Им интересны только они сами. Не сложно догадаться, что наслаждаются вновь подаренной молодостью и кувыркаются в кустах. Мы их как раз прервали.

Анна с ними, как с детьми, на лице лёгкая, наставническая улыбка. Указания раздаёт на ура.

— Не забудьте покушать, — говорит им напоследок. — Если что–то нужно, просите Корабль.

— Да, мы уж разберёмся, — сияет жена Третьякова, сдувая мокрую чёлку.

Как так вышло, что их даже не интересуют их дети? Волнуются ли они.

Выходим из оранжереи. Анна ведёт дальше вглубь Корабля по центральному тоннелю.

— Убедился? — Спрашивает деловито.

— Да.

— Надеюсь, понимаешь, что на балу им не место теперь, гости воспримут их неправильно. Если же представить иными… впрочем, они категорически не хотят уходить. А я пока не готова расстраивать их, вытуривая насильно. Раньше Император тоже пропадал здесь месяцами. Теперь он молит меня хотя бы о процедурах.

— Процедурах?

— Обновление тела, избавление от всех недугов. Здешних людей молодит лет на тридцать–сорок, однако не даёт бессмертие. Папа сказал, что ресурс этой расы при должном уходе до двухсот лет жизни. Наш с тобой до трёхсот.

— Ты столько знаешь, — не могу скрыть изумления.

Анна посмеивается.

— Трудов, чтоб знать не нужно, просто время, — отвечает без бахвальства и, вставая у очередной двери, говорит с придыханием: — А вот и наша коморка.

Так уж и коморка!

Зал, куда вошли, оказался светлым и просторным. По площади, как несколько армейских столовых. Всё покрыто зелёным ковриком, будто стриженной травой, белые просветы линиями отчерчивают границы с неровным бережком, где поблёскивает голубая водица. Бассейн в форме речки обрамляет территорию со всех сторон, ещё и образует островки. Ширина метра три, мостики через него перекинуты декоративные. Посередине беседка над водоёмом зависла, горки от неё расходятся в разные стороны, ведущие прямо в воду.

Всё походит на огромную детскую площадку, где так и напрашивается игра в догонялся. Или увлекательное плаванье по замысловатой водной трассе.

Потолок высокий из стекла, за которым самый настоящий небосвод. Но я–то знаю, что это всего лишь иллюзия.

Веет грозовой свежестью, как из кабины меха, что долго тебя дожидалась.

Вероятно, не уловив должного удивления, Анна заявляет:

— Не нравится? Папа всё переделает за минуты, только скажи, что желаешь. Кстати, вода настоящая, из Байкала, только подогретая по комфорту. Как хочешь перестроить, только скажи или подсоединись к Кораблю, мыслями выразить получится точнее.

— Не спеши. Что здесь было прежде? — Интересуюсь, опустившись на корточки и трогая траву. Действительно, как ковёр на ощупь.

— Шестой анабиотический блок, — раздаётся ответ Интеллекта. — В виду отсутствия штатного боевого корпуса содержать нецелесообразно.

Похоже, здесь была казарма со спящими в капсулах воинами. Начинаю вспоминать кое–какие моменты.

— Таких отсеков много, Корабль большой, — добавляет Анна. — Как целый город. Наш город, Андрей. И здесь мы можем делать всё, что пожелаем. Приглашать кого угодно, дарить молодость старикам, плодовитость женщинам. Излечивать любые болезни и увечья нуждающимся. Мы — боги этого мира, как и должно было быть с самого начала.

— Я очень рад, что ты думаешь о добрых делах, — похвалил её.

— Ой, ой! Догоняй! — Воскликнула вдруг и помчала вперёд к беседке, как маленькая оторва.

Пошёл следом, не поддаваясь на провокацию. Метров шестьдесят ковылять. А там ещё белая беседка вместительностью на целый взвод.

Добежав и поднявшись на неё, Анна встала на перила и посмотрела с лёгкой улыбкой и укором.

— Ты слишком серьёзен, братец! — Крикнула.

Дошёл, поднялся.

— А рыбок по воде пустить? — Усмехнулся, глядя на чистую, безмятежную водицу.

— Запросто! Пап!

— Да, дочь, — ответил Интеллект.

— Подожди, — спохватился я. Мне почему–то стало жалко рыбок.

Немного до Анны не дошёл, плюхнулась было на пол, но её снизу выросшее кресло подхватило, окутывая бережно и поднимая на нужный уровень.

Следом стол возник, куда она на локти подперла подбородок и хитренько спросила:

— Чего желаете отобедать, мой лорд?

От такого дива я успел отвыкнуть, поэтому перепугался не на шутку, когда в зад упёрлось что–то. Это оказался стул, на который я присел послушно. И понял, что как только Анна соприкоснулась с креслом, вышел эффект, как у меня тогда во вспомогательном центре управления. Связь с Кораблём на мысленном уровне.

Такая связь возникла и у меня, напоминая в полной мене, кто я есть на самом деле.

Помимо самого Корабля я почувствовал и сознание Анны.

В один момент осознал, сколько в ней противоречий и порывов. Как много направлений, куда она хочет двигаться, как много сомнений. Но одно я знаю точно.

Она любит меня. Она доверяет мне. И она счастлива, что мы, наконец, воссоединились.

Как только мы увидели друг друга иначе, Анна расцвела ещё больше. Она словно, выдохнула с облегчением, перестав сомневаться во мне.

Вернувшись в обыденное состояние, я увидел уже другую сестру. Она обрушила на меня всю свою радость. Чуть ли на колени не прыгнула и не расцеловала. Засияла по–новому, как вновь вспыхнувшая звезда.

На столе появилась самая настоящая едва, какую подают на балу и в ресторанах. Всё на вкус и запах, как и должно быть. Напитки в бутылках, богатая посуда. Стол, словно скатерть–самобранка из сказки, стал являть нам всё, что пожелаем, а лишнее также быстро убирать без всякого следа.

Анна начала рассказывать о своём детстве. И хорошее, и плохое. Как она жила всё это время без меня. А я с умилением слушал, как моя сестра тараторит взахлёб, останавливаясь лишь, чтобы запить слова вином.

Так мы провели немало времени, счёт которому я быстро потерял.

Ближе к вечеру, когда совсем размяк и решил уже вздремнуть, сестра предложила развлечься на балу.

— Знаешь, сил вообще никаких для прогулок, — признался в своей лени.

Впервые я так объелся, напился и расслабился, что вообще никуда не хочется. По одному велению мысли, кресло раскладывается в кровать, а над головой вырастает навес, похожий на потолок. При желании можно комнату из Именья в Слюдянке состряпать.

— Андрей, ну давай, — аж взвыла.

Уселась на коленки и стала трясти за грудки.

— Как быстро же ты обленился!

— Так нечего было меня так кормить!

— А кто тебя есть заставлял, братец? Вставай, ленивая скотина.

— Что ты сказала⁇

— А что слышал! — Воскликнула и засмеялась гадко, не выпуская мой воротник.