— Ты лжешь, — она лжет.

— Я? — ее взгляд непоколебим. — Ты сказал, что готов рискнуть тем, что в конце концов я возненавижу тебя… Но как насчет безразличия?

Мои руки сжимаются в кулаки под водой. Я бросаю взгляд на водопад, на утес, где мы только что занимались любовью, где я почувствовал, как она сломалась подо мной.

Я закрываю глаза, когда ее признание рикошетом ударяется о мой череп. Правда — это содранный волдырь. Мне так хотелось поверить, будто я вылечил ее, что я достиг невозможного — поддался на ее манипуляцию.

И наслаждался каждым моментом снисхождения.

— Скажи мне, что ты ничего не почувствовала, — говорю я срывающимся голосом. — Скажи, то, что произошло там… между нами… что все это было просто обманом. Что ты не почувствовала ни капли…

— Я ничего не почувствовала, — говорит она. Ее глаза — бездонные, мертвые озера, от которых мне становится холодно. — Я абсолютно ничего к тебе не чувствую.

— Ты обманула меня.

— Ты сам себя обманул, — Блейкли оглядывает реку. Идти некуда. Нам обоим некуда идти.

Она права, конечно. Я знал, кто она такая, на что способна, и позволил ее предательству стать моей правдой. Я хотел этого так отчаянно, что был готов пожертвовать годами исследований и работы… всем… просто ради шанса заполучить ее.

Вожделение. Жадность. Похоть. Я совершил все смертные грехи в стремлении завладеть ею, и заслуживаю своего проклятия.

Блейкли отказалась от поисков одежды. Она выходит на мелководный берег реки в одной майке. Добравшись до скалистого пляжа, она бросает через плечо:

— Ты не любишь меня, Алекс.

— Ты не можешь этого знать.

— Могу, потому что я видела это в твоих глазах. Когда ты привязывал меня к каталке. Когда пытал меня. Ты мерзкая тварь, которая чувствует только тогда, когда причиняет боль, — она поворачивается ко мне. — Однажды ты сказал мне, что не находишь радости в страданиях других. Но ты не прав. Ты создан таким же, как я. И все это, — она машет рукой, — все, что ты сделал… Это не для того, чтобы избавить мир от психопатов. Это не для того, чтобы отомстить за испорченную репутацию сестры. Ты сделал это, чтобы убедить себя, будто ты не монстр.

Хаос усиливает неуверенность. Потеря контроля над системой усиливает страх. А страх вызывает гнев.

Я чувствую, как она, фигурально выражаясь, ускользает у меня из рук. Улетучивается надежда на излечение. Потребность в том, чтобы она принадлежала мне. Все разрушено.

Только не снова. Я не могу начать сначала. Только не с другим объектом. Я не могу потерпеть еще один провал.

Я направляюсь к ней, расплескивая воду, когда мои ноги находят твердую опору на речном дне.

— Единственный монстр здесь — это ты, — говорю я, беря ее за руки. — Ты — конструкция, неправильная с рождения. Ты портишь всё и вся вокруг себя. Есть только одно решение.

Я наклоняюсь и перекидываю ее через плечо.

Ногти Блейкли царапают мою спину, когда она борется за то, чтобы ее освободили. Я обхватываю ее бедра рукой, предотвращая удары. Она бьет меня кулаками, но я не чувствую физической боли. Как только мы оказываемся в подвале, я иду по лестнице и отпираю дверь, затем бросаю ее в угол темной комнаты с часами.

— Алекс… пожалуйста, — она умоляюще произносит мое имя, но боль, которую я улавливаю в ее тоне, фальшива. Теперь я могу отключить лишние эмоции. Могу делать то, что нужно. — Иди к черту…

— Вот настоящая Блейкли, — я мрачно усмехаюсь.

Она убирает влажные волосы с лица, глядя на меня снизу вверх с яростью.

— Ты будешь страдать. Если не от моих рук, то однажды тебя постигнет наказание, Алекс Чемберс.

— Ох, Блейкли. Уверяю, любить такое бесчувственное существо как ты — уже мое наказание.

Я закрываю дверь и запираю замок.

ГЛАВА 21

МЕТАМОРФОЗА

АЛЕКС

Как заметила Блейкли, водопад прекрасен. Хотя и не лишен недостатков, именно разломы, каменные выступы, которые не похожи ни на один другой водопад в мире, делают его таким захватывающим сооружением.

Памятник, созданный стихиями и временем.

И теперь это станет святилищем. Каким-нибудь священным местом поклонения, где память о ней будет преследовать меня. Каждый раз, возвращаясь сюда, я буду видеть ее лицо, ее измученные зеленые глаза. Я буду помнить ее нежную кожу и то, каково это — погрузиться глубоко в нее и потерять всякое представление о мире.

Блейкли говорит о пытках — но нет большей пытки, чем испытать блаженный вкус, а потом лишиться удовольствия. Лучше тосковать о несбывшемся мгновении, чем вспоминать реальное случившееся и знать, что это не повторится.

Со временем ее память ослабнет, потускнеет. Как люди, мы не можем вспоминать каждую деталь нашего прошлого с абсолютной ясностью. Нам нужна способность забывать. Это помогает уму принять происходящее и двигаться дальше.

Утреннее солнце поднимается над верхушками деревьев, освещая Гору Дьявола²⁵ ярким лучом, из-за чего предыдущая ночь кажется далеким сном. Недостаток сна также размывает мысли.

По крайней мере, эту теорию я придумал, когда положил стеклянный флакон в карман. Тюбик имеет три отделения, разделенных тонкой стеклянной стенкой. В каждом отделении: хлорат калия, глицерин и вода.

Я вынимаю руку из кармана, остро ощущая присутствие пузырька, и роняю потертый мешок на землю.

Принятие — это форма поражения. Как только вы отказываетесь от стремления достичь своего величия, вы быстро начинаете увядать.

Я слышу, как распадаются мои клетки. Растворяются мембраны. Молекулы расщепляются и пожирают материю. Более сильные клетки высасывают слабые по мере их деградации.

Самоуничтожение.

Она написала в своем дневнике, что я уничтожу себя. Проницательное предсказание, учитывая, что я балансирую на грани.

Это все их воспоминания. Голоса в моей голове. Каждый неудавшийся объект, стал частью этого места, частью меня. Пока я гнался за навязчивой идеей, не было времени запоминать их лица. Они были объектами, а не людьми.

Создание лекарства спасло бы меня от них, оправдало бы их смерть. Без лекарства, всего лишь в результате неудачного эксперимента, их смерти бессмысленны.

Я зарываюсь руками в землю возле реки. Мои пальцы цепляются за отложения, богатую почву, которой не должно быть в этой среде.

Почва становится богатой благодаря содержащимся здесь питательным веществам.

Химия жизненно важна, особенно при избавлении от тел.

Со вздохом покорности я опускаю руки в холодную реку, чтобы смыть грязь. Затем откалываю большой камень от земли. Один, второй. Подбираю каждый камень с определенной целью. Размер, вес, форма.

Пресная вода струится мимо валунов, сглаживая неровности, как это неизменно происходило на протяжении многих лет, делая речные камни изношенными, гладкими. Ровными.

Таков процесс. Возьмите твердую и зазубренную вещь и надавливайте на нее до тех пор, пока она не станет однородной. Геология. Опыты за опытами. Научный метод. А если это не удается, всегда есть возможность устранения.

Уничтожь эту погрешность.

Складываю очищенные камни в поношенный мешок и перекидываю его через плечо.

Поскольку мы не примитивные животные, у всех нас есть психологические слабости. Хоть одно всепоглощающее желание, которое нас ослабевает.

Она — мое желание.

Самый яркий цветок, замысловатое крыло бабочки — ее создали для меня, чтобы заманить и ослабить. Попытки сопротивляться ее уловкам были тщетными и неэффективными.

Не прикасайся.

Ох, а я прикоснулся. Я сунул руку прямо в ее пламя. Умолял сжечь меня.

Одержимость — восьмой смертный грех… и она овладела мной одним поцелуем.

Она — отклонение от нормы. Некорректная конструкция. Но для ее личных целей все выходит просто идеально.

Уничтожь эту погрешность.

Камни стучат друг о друга позади спины, когда я поднимаюсь на холм, тропинка теперь протоптанная и знакомая. Ворота из кованого железа со скрипом открываются, нарушая тишину, шум неуместен в этом изолированном месте обитания.