— Я выберусь отсюда, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Потом выслежу тебя. И прикончу. Мы можем остановить все прямо сейчас…

Он щелкает выключателем электрошокового устройства, и у меня в ушах гудит от разряда.

— У тебя болезнь, Блейкли. Омертвевшее вещество в твоем мозгу нужно удалить, чтобы могли образоваться здоровые клетки. Это моя работа. Я помогу тебе выздороветь. Открою мертвые и дремлющие участки твоего мозга, чтобы ты могла чувствовать.

Мой взгляд перебегает с его лица на палец, занесенный над выключателем. Потеря контроля над ситуацией почти так же болезненна, как и страх, охватывающий меня, пока я жду, когда он нажмет на эту кнопку.

Я сглатываю, чтобы смочить пересохшее горло.

— Ты обвиняешь меня в том, что я бесчувственное существо, — говорю я низким тоном. — И да, это правда. Я не разделяю твои жизненные принципы. Но не у меня в руках орудие пыток, Алекс. Я никогда намеренно никому не причиняла вреда. Ты делаешь это сознательно.

Алекс не морщится. Не показывает эмоций, что моя речь на него подействовала. Его решимость в отношении своего проекта пересиливает любые рациональные мысли.

— Ты утверждаешь, что я больна… но это твои действия делают тебя больным, Алекс.

Он глубоко вдыхает и расправляет плечи, высоко задирая подбородок в знак вызова и решимости. Быстрыми, уверенными движениями он засовывает мне в рот пластиковую каппу и приклеивает электроды к вискам.

— Однажды ты поблагодаришь меня, Блейкли.

Затем включает аппарат.

ГЛАВА 16

ЗАСТРЯЛИ

АЛЕКС

Запись в дневнике:

Объект 6 стал вялым в течение первой недели.

Я признаю, что был импульсивным во время первого курса шоковой терапии. Я еще не закончил эмоциональную карту объекта. Не сформировал полной гипотезы относительно ее лечения. На меня многое повлияло, и годы разочарования вкупе с ее бесчувственностью — это настоящее разочарование из-за моей неудачи…

Я прекращаю писать, ручка зависает над страницей дневника, и я смотрю на текущую реку. Густые сосны блокируют любой ветер, здесь нет звуков и жизни. Запах леса успокаивает, пока я ищу подходящее слово. Невозможно приукрасить или оправдать мое поведение. Блейкли ранила меня, и я хотел ранить ее в ответ. Я хотел, чтобы она чувствовала себя так же отчаянно.

На краткий миг я раскололся, обнажив тонкие трещины, которые раскололи меня в ходе этого эксперимента. Я был безответственным, ребячливым. Нельзя повторить подобное с этим объектом. С первого взгляда я понял, что с ней будет непросто, но она идеально справляется с этим испытанием — испытанием, в котором я должен преуспеть. Нужно лишь изменить свою реакцию на нее. Укрепить свою защиту. Быть сильнее.

Я шепчу проклятие в морозный воздух, вырывается пар. Блейкли, Блейкли…

Она — искра для моего предохранителя.

Огонь, зажженный глубоко в недрах моих мучений и самоуничижения.

Ее бездушные, проницательные глаза срывают с меня все маски; она видит меня насквозь, до мозга костей. И какая-то часть меня жаждет очиститься в ее огне.

Я прогоняю это из головы и снова пытаюсь сформировать связную мысль.

Реакция объекта на первоначальное лечение превзошла ожидания:

Анестезия не проводилась до подачи 200 вольт в течение приблизительно 40 секунд. Следует признать, что, опять же, требование к объекту проходить лечение без анестезии было грубым недосмотром с моей стороны и, скорее всего, результатом побочных эффектов объекта, которые включают в себя:

Резкое замешательство. Временная потеря памяти о событии. Тошнота, вызванная мигренью.

Через четыре дня после лечения у объекта восстановилась нормальная функция мозга, и он больше не страдает от головных болей или недомогания, но остается вялым.

В течение 40 секунд лечения припадок объекта осветил все области мозга, указывая на то, что этот объект очень восприимчив к процедуре. Это дает мне надежду, что со временем спящие пути миндалевидного тела объекта будут функционировать как непсихопатический мозг.

Надежда… Такое ненаучное слово. Но еще ничего не разрушено. Блейкли живучая. Теперь я должен начать сначала. Проанализировать данные. Сделать выводы. Принять или отвергнуть гипотезу. Изменить, если необходимо. Повторять эксперимент до тех пор, пока не останется расхождений между наблюдениями и теорией.

Воспроизводимость.

В этом суть научного метода.

Мои ноги бредут обратно к хижине, шаги ускоряются в такт нетерпеливому биению сердца. Так много всего нужно сделать. Но сначала нужно вернуться к моему объекту.

Хижина появляется сразу за холмом, и я вспоминаю день, когда мы с Мэри нашли этот маленький домик. Гуляли по лесу во время одного из наших ежегодных ретритов. Таким образом, сбегали от города, шума и ее пациентов. Заряжались энергией.

Мы наткнулись на домик, и Мэри сразу же влюбилась. Она удивилась, почему раньше никогда не думала о владении недвижимостью за городом, и решила, что это хорошая идея.

Я останавливаюсь у кованых железных ворот и смотрю на часы, воспоминание настолько свежо, что в груди жжет, будто я проглотил кислоту. Она завещала мне домик с условием, что я буду посещать его раз в год.

Открыв ворота, я осознаю, что сделал больше, чем просто почтил ее память, приехав сюда отдохнуть, чтобы подзарядиться — я провел целый чертов эксперимент, лишь бы ее честь однажды была восстановлена.

В тот день, когда я опубликую свои результаты с данными и доказательствами, подтверждающими мои выводы, название лечения будет зарегистрировано как «Исследование Дженкинс».

Большая часть меня ненавидит, что на суде будет фигурировать имя бывшего мужа Мэри, но, поскольку именно с ним она прославилась, оно принадлежит ей больше, чем ему.

После убийства Мэри я изучал Грейсона Салливана. Каким бы садистом он ни был, признаю, что он увлекательный объект — своего рода источник вдохновения для моего эксперимента. То, как он заставлял своих жертв смотреть правде в глаза, использовал их собственные преступления против них. Его психология была привлекательной. Я думал, как бы использовать его метод. Как заставить это бесчувственное существо почувствовать?

Конечно, он совершил роковую ошибку, когда сделал мою сестру одной из своих жертв. Я не могу этого исправить, но то, что Салливан украл, слишком рано забрав ее жизнь из этого мира, я восстановлю. Оставлю за ней мощный след. Я многим ей обязан.

Когда добираюсь до подвала, тишина вызывает беспокойство. Блейкли остается связанной и прикованной к стене, но ей можно свободно передвигаться в пределах комнаты за занавеской. Я предоставил одежду, еду, воду и даже кофе, который она любит. Конечно, никакой посуды и острых предметов, но за другой занавеской для уединения есть биотуалет. В углу раскладушка и одеяла.

Я обеспечил ей все удобства, и все же, отодвигая брезент в сторону, вижу ее в той же позе, в которой она была с тех пор, как я снял ремни. Сидит на койке, спиной к стене, поджав ноги к груди.

Я становлюсь в поле ее зрения.

— Вечера становятся теплее, — говорю я.

— Мне не узнать, — она отшатывается, но, по крайней мере, реагирует.

— А ты бы хотела?

Это заинтриговывает ее, и она поднимает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Хочешь сказать, что готов рискнуть тем, что твое дикое животное сбежит?

Я заслужил ее гнев, но никакого больше сарказма между нами. Достаю брелок с ключами из джинсов и подхожу к ней.

— Нет причин скрывать отсутствие эмоций. Цинизм хорошо работал на тебя раньше, но сейчас я бы хотел встретиться с настоящей Блейкли.

Ее губы изгибаются в вызывающей ухмылке.

— Ты бы с ней не справился.

— Может быть, и так, — признаю я. Приседаю, чтобы дотянуться до манжеты на ее руке, я выдерживаю ее взгляд. — Ты могла бы одолеть меня, — я вставляю ключ в замок, — и уйти далеко, чтобы я не смог тебя найти, но ты, скорее всего, умерла бы от гипертермии, не добравшись до цивилизации.