Я решительно вздергиваю подбородок.

— Ненависть — самая сильная эмоция. Если мне удастся вернуть тебя к жизни, твоя ненависть — это риск, на который я готов пойти. Испытывать твою ненависть желаннее, чем вообще ничего.

Выражение ее лица меняется со вспышкой замешательства, прежде чем она отодвигается.

— Не важно. Ничего не важно. Ты облажаешься.

Я поднимаю бровь. Немного обидно, что она не верит в меня.

— Когда-то у меня был коллега, — говорю я усталым голосом. — Он перестраховался. Заслужил похвалу начальства, произвел впечатление на инвесторов. Раньше я ему завидовал. Он всегда добивался успеха, никогда не терпел неудачу. По крайней мере, так казалось сначала. Правда была в том, что он никогда не терпел неудач, потому что ничем не рисковал.

Когда она ничего не отвечает, я надеваю очки и подхожу к ней.

— Творить только ради похвалы, не осмеливаться сделать опасную и пугающую вещь, которая идет вразрез с ожиданиями, — это слабый и трусливый способ идти по жизни.

Она наклоняет голову, внимательно изучая меня.

— Но ты все равно лажал.

Я киваю один раз, с трудом.

— Чтобы достичь истинного величия, приходится терпеть неудачи раз за разом. Только через наши неудачи мы стремимся распознать то, что действительно важно. Посредственность — смертный приговор гениев.

— И твои невольные объекты погибли из-за твоей гордости, — она сокращает расстояние между нами, ее тело так близко, что мое желание прикоснуться к ней — адски болезненное. — Это делает тебя не гением. А убийцей.

Ее навязчивый запах и едкий яд хлещут по мне, одновременно атакуя чувства и разум, я должен либо прикоснуться к ней, либо отойти подальше, чтобы прекратить мучения.

— Ты ошибаешься. Это не имеет ничего общего с моей гордостью, — говорю я, решая подойти к кромке воды, чтобы вдохнуть воздух, не пропитанный ею. Ее замечание воскрешает память о Мэри. Пресса называла ее чудовищем. «Докторша-психопатка», так они окрестили мою сестру. — Вообще ничего подобного.

— Тогда докажи это, — говорит она. — Отпусти меня.

Но я не разговариваю с ней. Теперь голоса прошлого шепчут мне ужасные вещи.

— Она была не такой… я не такой.

— Алекс, о ком, черт возьми, ты говоришь?

— Пойдем, — говорю я, хватая ее за запястье. — Нам нужно уходить.

Блейкли отказывается. Она упирается в каменистую землю и останавливает меня.

— Зачем ты все это делаешь?

Моя хватка усиливается, пальцы остро чувствуют ее пульс, и ощущение ее теплой кожи.

— Я хочу знать правду, Алекс. Сейчас же.

Я встречаюсь с ней взглядом, лунный свет отражается в омутах ее глаз и переливается яркой зеленью. Затем я смотрю туда, где моя рука сжимает ее плечо. Отпускаю. Произнося проклятие, я запускаю пальцы в волосы.

— Тебе меня не переубедить, — честно говорю я ей. — Никакие дебаты, никакие аргументы не изменят результата. Я зашел слишком далеко, пожертвовал слишком многим, чтобы просто остановиться.

В ту секунду, когда я принял решение похитить первого испытуемого, моя судьба предрешилась. Все, что последовало в ходе эксперимента — результат начинаний. Я принял решение, зная, что заканчиваю свою карьеру, свою жизнь.

— Все великие открытия требуют жертв, — бормочу я себе под нос.

Я ожидаю, что Блейкли начнет расспрашивать меня, попытается нащупать трещины и найти мою слабость. Она анализирует меня, ее внимательные глаза следят слишком пристально. Я дал ей достаточно кусочков головоломки, чтобы составить приблизительную картину — все, что ей нужно сделать, это соединить последний паззл.

Моя внутренняя защита усиливается, когда она приближается.

— Твоя сестра причиняла боль своим пациентам, — говорит она. — Я помню новости об этом серийном убийце, о том, как он выбирал своих жертв. Он разоблачил ее преступления, убил ее, и ты надеешься не только вылечить психопатов, ты хочешь восстановить ее репутацию.

Все мое тело напрягается.

— Психохирургия была специальностью моей сестры.

Блейкли качает головой, как будто пытаясь понять, затем ужасное осознание появляется на ее лице.

— Она делала лоботомию своим пациентам.

— Мэри была новатором, — говорю я, моя поза становится такой же оборонительной, как и мой тон. — Салливан обнародовал лишь сами процедуры, а не выводы, к которым она вследствие приходила. СМИ назвали ее извергом, и она потерпела крах. Но ее процедуры были… — я замолкаю, пытаясь найти правильный способ описать работу моей сестры. — Радикальны, да, но в то же время новаторскими. Ей просто нужно было больше времени…

— Чтобы мучить своих пациентов? Так же, как ты мучаешь своих жертв? Я не знаю, кем ты был раньше, но тебе далеко до величия. Ты бредишь, если веришь в обратное, Алекс.

— Ты, наверное, не сможешь понять, — я направляюсь к ней и на этот раз не позволяю ей остановить меня. Хватаю ее за руку и заставляю идти. — Ты понятия не имеешь, каково это — жить с такими мучительными эмоциями. Ты мертва внутри.

Блейкли молчит, пока мы идем по тропинке к хижине, отчего мои мысли звучат громче ее слов и суждений. Ночь вокруг пропитана ее ароматом. Я чувствую ее запах цветущего жасмина вперемешку со свежей речной водой. Образ ее глаз цвета морской волны, смотрящих сквозь меня, затуманивает рассуждения, и я бросаюсь вперед, как будто могу убежать от нее.

Наступает момент, когда приходит ясность, и я понимаю, что совершил ошибку, но мои рефлексы притуплены.

Блейкли вырывается из моей хватки. Тени леса скрывают ее из поля зрения, я поворачиваюсь, вижу камень в ее руке, когда она бросается ко мне. Она наносит мне удар сбоку по голове.

Все темнеет. Я раскачиваюсь и протягиваю руку в ее сторону.

— Хотела бы я чувствовать себя виноватой из-за этого, — говорит она, и я слышу, как хрустят ветки под ее ботинками, когда она приближается. — Но, как ты много раз отмечал, у меня нет такой способности.

Я вижу, как она поднимает камень, и мои инстинкты берут верх. Предплечьем блокирую атаку, и Блейкли мгновенно решает, что она не готова сражаться. Она бросает свое оружие и бежит.

— Черт, — я дотрагиваюсь до виска, на моих пальцах видны темные пятна крови.

Я не хочу с ней драться. Но лучше нам покончить с этим как можно раньше, пусть поймет, что выхода нет. Тогда мы оба сможем остановить этот волнующий танец.

Придя в себя, я начинаю двигаться в том направлении, куда она пошла. К реке. Она быстрая; я знал, что так и будет. Но на моей стороне преимущество. Я бродил по этой земле годами. Изучил каждую тропинку. Запомнил каждое дерево.

Сосны тянутся к полотну из звезд. Небо подсвечено сиянием луны, создавая покрывало света. Когда я добираюсь до устья реки, слышу шаги Блейкли по пляжу, хруст камней под ее ногами.

Я прерывисто вздыхаю, адреналин поднимается. Погоня уступает место чему-то дремлющему, чему-то первобытному внутри меня.

Несмотря на то, что она городская девушка, она хорошо справляется. Идти вдоль реки — самый разумный способ найти цивилизацию и не заблудиться. К сожалению, именно благодаря ее хитрому уму ее легче выследить.

Я быстро выхватываю шприц из ботинка и набираю скорость. Слышу, как она идет впереди, ругань отражается от каменных утесов, и я замечаю ее.

Она плюхается в реку, один раз оглянувшись оценить расстояние между нами.

— Мы прямо сейчас можем остановиться, — кричу я. — Это не должно зайти так далеко, Блейкли.

Она продолжает заходить в реку по колено. Ей нечего терять. Однако мне есть что терять, и страх, который я чувствую глубоко внутри, толкает меня вперед.

Ледяная вода омывает тело, когда я вхожу в реку. Поднимаю шприц, когда подхожу к ней, свободной рукой цепляясь за промокший подол ее футболки.

Блейкли стонет, ее голос срывается, воздух вокруг нас затуманивается от дыхания, когда она наносит удар мне в лицо. Ее ногти царапают мою щеку, и я быстро ухожу из зоны ее досягаемости, прежде чем обхватить ее рукой за талию.