Смотреть в глаза Тарнавскому на следующий день не могу. Да он и не просит. Между нами всё мимо. Он пользуемся моей приемной, как коридором. Я испытываю облегчение из-за его безразличия.

Больше не верю в его идеальность. Но подставлять человека… Кем они меня считают?

Денег в новом конверте в полтора раза больше, чем было в первый раз. Лизин папа спрашивал, хорошо ли иметь возможности? Нет. Плохо. Вообще посрать. Для меня это не богатство, а грязь.

Вторник я трачу на то, чтобы прийти в себя. А вот к среде в голове вырисовывается какой-никакой план.

Тарнавский, будто подыгрывая своим врагам, «чистит» день от заседаний. Утром пишет, что в суд не приедет.

Но если другие помощники радуются таким дням. Шарятся по суду, гоняют кофейки и снисходительно смотрят на тех, у кого работы меньше не стало. То я… Лучше бы он приехал и лишил меня даже теоретической возможности найти этот дурацкий ключ.

Но возможность есть. А еще есть пусть рисковый, но выход.

Я закрываю дверь в приемную изнутри и оставляю ключ в замочной скважине. Крадусь в кабинет Тарнавского. Чувствую себя мерзко, но оправдываю действия благими намерениями.

Лазить по чужим вещам – это что-то из разряда отвратных, постыдных поступков. Я стараюсь делать это аккуратно и незаметно.

Смешно, но благодарю Вячеслава Евгеньевича за беспечность: его «утерянный» ключ лежит в одном из верхних ящичков стола. Я беру его в руки. Кручу. Сердце бьется то ли в эйфории, то ли в конвульсиях.

Мне страшно до жути.

Смолин понятия не имеет, рабочий ли он. Просто знает, что есть.

Тарнавский его тоже никогда не проверит. Зачем, если есть новый?

А я его сначала испорчу и потом уже дам.

Топлю флешку в чае с сахаром. Сушу. Несколько раз еще возвращаюсь в судейский кабинет, чтобы убедиться, что не оставила следов.

Утром в четверг передаю человеку от Смолина.

– Он должен быть у меня после обеда.

Требую, ловя снисходительный взгляд мужчины, который старше меня раза в полтора и скорее всего считает нарванной дурой.

Подбрасывает флешку и прячет в кармане. Отмахивается:

– Конечно, будет.

– Жду звонка.

Садится в машину и уезжает. А у меня сердце навылет.

Сейчас они попробуют открыть ключ на компьютере, у них ни черта не получится. Я проверила: утопленник не распознается. Дальше… Пусть ищут другого судью.

Если Смолин будет злиться – даже хорошо. Я упаду на дуру.

Ключ не работает?! Как это не работает..? А вы разве говорили, что я должна проверить..?

Он, возможно, задумается, что реально взял на роль крысы какую-то бестолочь. Вдруг психанет и «уволит» меня? Сама в это не верю, но в моменте наравне с ужасной тревогой испытываю облегчение.

Надеюсь, хотя бы не накажет.

Немного опаздываю на работу из-за утренней встречи. Получаю от Тарнавского легкий нагоняй. Без криков (он вообще не кричит), но дает понять, что недоволен.

Занимается чем-то в своем кабинете. Выходит, когда я уже вовсю на нервах: обещанные «пара часов» прошли, а звонка от человека Смолина нет.

Конечно, они не вернут просто так, попытаются разобраться, почему не пашет, но я все равно хочу, чтобы все поскорее провалилось.

– Ты в мой кабинет заходила, Юля? – Тарнавский спрашивает, опершись руками о мой стол.

Вскидываю овечий взгляд от широкого монитора на судью.

– Я? – Хлопая глазами. Отмечаю, как сжимаются сначала губы, следом – челюсти. Ладно, совсем на овцу нельзя. С ним точно. – А, да. Вчера. – Взмахиваю рукой, как будто в этом нет ничего такого и я не рылась к его шкафах. – Бумага нужна была. Мне Марк объяснял, что несколько упаковок у вас лежит. Нельзя было? Извините…

Покаянно опускаю взгляд на стол. Цинизм собственной лжи и продуманность убивают во мне наивность… И даже кажется, что преображают личность.

Новый выплеск адреналина в кровь воспринимается уже не так. Бесконечно бояться невозможно. Нервная система, защищаясь, преображает страх в азарт.

Ладони отталкиваются от моего стола. Тарнавский вырастает, складывает руки на груди. Ждет, когда посмотрю в лицо.

Я смотрю. Хмурится.

А мне любопытно, откуда узнал, что заходила. Я абсолютно уверена, что следов не оставила. Камер в кабинете вроде как нет.

Если были бы – он не спрашивал. Взял бы за шкирку и выбросил. Тогда в чем мой промах?

– Ты по Алане и Гермесу стороны обзвонила?

Киваю.

– Да. Представители будут.

– Отлично.

Тему Тарнавский не развивает. Задав бессмысленный вопрос, разворачивается и возвращается к себе. А я зависаю взглядом на закрывшейся двери.

Вслед за всплеском актерства – апатия. Я слишком слабый игрок. Не смогу защищать его долго. А если скажу, он же даже не поблагодарит. Мне кажется, разочарован во мне. Не такую хотел себе… Помощницу.

Глубоко вздыхаю и хватаюсь за телефон. Сообщения и входящего нет. Черт. Ненавижу.

На иголках жду до самого вечера. Тарнавский уходит, а я все еще сижу.

Накручиваю себя.

Закрываюсь в туалете и из кабинки звоню на номер, с которого получила входящий утром. Слушаю гудки. Взрываюсь злостью, потому что новый знакомый трижды скидывает.

Ухожу домой только в девять, смирившись, что сегодня не дождусь. Но и в пятницу ключ мне тоже никто не привозит.

Я извожу себя. Жду, что Тарнавский заметит пропажу. Еще, что там поймут, что устройство испортила я, а не время. Воображение в красках рисует, что со мной может сделать каждый из участников этого противостояния.

Вслед за сном пропадает аппетит. Мне кажется, что обзавожусь парой седых волос. А субботу на до и после разрезает долгожданный звонок.

Увидев тот самый номер, выкрикиваю:

– Алло!

Возможно, даже пугаю, потому что мужчина не отвечает сразу.

– Флешку твою завезу… Бестолковую… Куда?

– Почему бестолковую? – Самой противно, но надо играть.

– У Русика спросишь. Везти куда?

Я называю адрес кафе на перекрестке. И только сжав холодный металл пальцами успокаиваюсь.

Взглядом провожаю темную, рванувшую с места машину. Надеюсь никогда больше не встретить этого человека.

А еще понимаю, что до понедельника не дотерплю.

Поднимаюсь в квартиру за удостоверением помощника. Заказываю такси и везу орудие неслучившегося преступления обратно в суд.

Семь бесконечных минут трачу на то, чтобы уболтать охранника меня пустить. Приходится пожертвовать номером телефона и обещанием сходить с ним на кофе. «На трезвую» он меня не интересует, но сейчас я настолько волнуюсь, что согласна на любые откупные.

Вожу ладонями по коротким джинсовым шортам и голым бедрам, чувствую как флешки в заднем кармане упирается в ягодицу. Дрожащими пальцами отмыкаю дверь в приемную. Прохожу вглубь, пытаясь ухватить ключ от кабинета судьи, но он то и дело выскакивает.

Давая мне связку, Тарнавский, конечно же, не думал, что я стану ею злоупотреблять. Но у меня есть оправдание: возьми он на мое место другую, вляпался бы куда сильнее.

Справившись с замком на себя двери, закрываю за спиной и под аккомпанемент ошалело лупящего в висках и затылке пульса прохожу к столу.

Сажусь на судейское кресло. Выдвигаю шкафчик, забрасываю.

Еле держусь, чтобы не перекрестить. Неожиданно даже для себя улыбаюсь. Кажется... Получилось?

Нужно тут же встать и вылетать, но облегчение преображается в слабость ног. Чувствую дрожь под коленками. Даю себе немного отдохнуть: закрываю глаза и длинно выдыхаю. Но так же вдохнуть уже не успеваю.

Сначала слышу хлопок внешней двери, звуки размашистых шагов.

Пружиной подскакиваю с кресла, когда снаружи дергают ручку.

Глава 25

Юля

Дверь открывается и я вижу Тарнавского.

Успеваю обойти стол, но в голове набатом бьется осознание, что это не поможет.

Судья смотрит четко на меня. Сердце выстукивает бешеную чечетку, но я стараюсь сохранить хотя бы намек на самообладание.