Я получила свое:

– Доброе утро, Юля.

И, как бы, всё.

Уткнулась в экран, промямлила:

– Доброе, Вячеслав Евгеньевич. У вас сегодня три заседания…

– Я в курсе. – Перебил. Встретились взглядами. Я свой отвела. Он – нет.

Не хотела, чтобы читал обиду, а она прямо-таки пробилась.

Губы жгло. Кожу тоже.

Прикосновения впечатались невидимыми татуировками. Я терла их, терла, но смысл?

– Стороны обзвони. Переноси на следующую неделю. Времени сегодня нет.

У меня сердце ускорилось. Формально так делать нельзя: для переноса рассмотрения должны быть основания, но… По хмурому взгляду прочитала, что этот момент лучше не уточнять.

– Кого не устраивает – могут подать ходатайство о рассмотрении без присутствия сторон.

Я покивала, Тарнавский, дав распоряжения, ушел к себе к бесконечным томам материалов. С помощью я, конечно же, не лезла.

Весь день – на иголках. В ожидании, когда снова ворвется в мой маленький хрупкий мир.

Сходила к Марку. Обзвонила стороны. Трижды замерев следила, как смерч имени Тарнавского проносится мимо.

Сжатые губы, рваные движения и абсолютное игнорирование – более чем понятные маркеры, что лезть не надо.

И вроде бы ура: я добилась того, о чем мечтала, полный игнор не позволит исполнять задания Смолина, но на душе как-то… Не очень.

Пол дня потрачено не на работу, а на загадочно-дурацкую переписку с Лизой. Она без остановки рассказывает мне, что было после того, как я уехала. Миллион раз спрашивает, когда мы встретимся в следующий раз. Уточняет, до скольки работаю сегодня. Я кое-как отвечаю, но встречаться не хочу. Искренне тоже ничем не делюсь.

На вопрос, оценил ли судья мой внешний вид в пятницу, закатываю глаза.

Оценил. Тоже, наверное, как и водитель такси, посчитал пьяненькой шлюшкой. Не воспользовался. Отправил отсыпаться.

Это благородно.

Потерять невинность у стены и не трезвой – такое себе.

Или если с любимым — то и так хорошо?

Бессмысленный вопрос. Моя девственность все так же в безопасности. Кстати, надо будет позвонить маме.

Отсиживаю последние минуты своей «смены» в худших традициях работников государственных структур: откинувшись на спинку кресла, покачиваясь на нем и с улыбкой пялюсь в экран своего телефона, когда смерч снова влетает в приемную.

Сердце подскакивает в горло. Я сажусь ровно и откладываю мобильный. За каждым моим движением следит внимательный взгляд.

Тарнавский все такой же хмурый. Он хотя бы раз за день улыбнулся? Не знаю…

Придумываю, наверное, но кажется, будто задерживается на блузке. Под ней – плотное белье. Сама она – застегнута очень прилично. Я готовилась.

По телу расходится волна жара, когда отмечаю, как быстро сглатывает.

Взгляд судьи поднимается к моим глазам.

– Проблем не возникло? – он, конечно, имеет в виду переносы. Я быстро мотаю головой.

– Нет. Никаких.

Марк сказал звонить и нагло ставить перед фактом, а не спрашивать. Я, на свой страх и риск, попробовала предупредить культурно. Мне кажется, получилось не хуже, но Тарнавскому это всё по барабану.

– Отлично.

Он подходит к кофемашине, берет одну из чистых чашек, включает…

– Я могу приготовить и принести, – во мне просыпается совесть и жалость. Тарнавский оглядывается. Смотрит несколько секунд.

– Нет необходимости. Пишет кто-то… – Кивает на загоревшийся мобильный. Я хватаю его и прижимаю к груди, а про себя ругаюсь.

Уже восемнадцать ноль одна. Я даже стыд испытывать не должна, но почему же так неловко?

Аппарат ужасно громко разогревается. Потом так же громко мелет зерна. Я все это время из-под ресниц смотрю на судейскую спину.

Внизу живота мурчащим клубком сворачивается новое для меня ощущение. Тепло и приятно. Неповторимая тяжесть. Легкая пульсация. Я даже знаю, поглаживания каких пальцев доставили бы «клубку» особое удовольствие.

Смаргиваю и еложу на кресле. Невпопад вспоминаю, что в субботу помогла себе кончить, думая все о тех же пальцах.

Следующий взгляд простреливает насквозь. Он понятия не имеет о моих мыслях, конечно, но как будто пытается прочесть.

– Шесть ноль три, а Юля все еще на месте, – его ирония не кажется злой, но и доброй я ее не назвала бы. Как-то… Пока что натянуто.

– Это на случай, если вам снова понадобится моя помощь.

Отвечаю правдоподобно, Тарнавский в ответ хмыкает. Уверена, тоже ни черта не забыл, но игнорирует. Смотрит не на лицо – а на мой стол. Потом только в глаза опять.

– Сегодня обойдусь, спасибо. Ты свободна.

Киваю. Встаю. Выключаю компьютер. Все жду, что Тарнавский вернется в свой кабинет, но нет. Он следит за сборами, а я просто радуюсь, что сегодня оделась прилично. К классическим брюкам и блузке сложно прикопаться.

Когда беру из шкафа высохший зонт, сообщаю Тарнавскому:

– Ваш тоже тут.

Он кивает.

Собираюсь вернуться к сумке, забросить в нее зонт вместе с телефоном и выйти, но мужчина ловит. Не пальцами. Словами.

– Насчет пятницы, Юля, – делает паузу, заставляя вкопаться носками в паркет и повернуть голову. Смотрю внимательно, приказываю себе не реагировать на него, не возвращаться в прошлое, не фантазировать. Высокий ворот скрывает выступившие пятна. – Без обид, хорошо?

Фыркаю, хотя внутри – столб пламени. Какая-то душевная изжога.

– Никаких обид, Вячеслав Евгеньевич. Только жалко времени. Мне кажется нормально, что в пятницу вечером люди могут быть… Не настроены на работу, – корчу из себя легкомысленную фифу.

Получаю в ответ усмешку. Что там в голове – привычно страшно.

Я имела в виду алкоголь, но запоздало понимаю, что он под «настроем» мог понять кое-что другое.

– Вот и славно, Юля.

Ничего славного в происходящем нет, но я силой отдираю подошву правой лодочки от пола и шагаю прочь.

Застегиваю сумку, взмахиваю рукой, мямлю:

– До свидания.

Думаю, выйду из приемной и выдохну, но в последний момент, когда дверь уже почти закрыта, ее придерживает Тарнавский.

Смотрю на него снизу вверх. Он – над моей головой.

– Покурить выйду.

Отпускаю ручку, киваю и двигаю дальше.

Слышу за спиной шаги. Чувствую затылком взгляд. Хочется одного – сбежать от судьи, который решил покурить на крыльце с чашечкой кофе в руках.

Чтобы отвлечься, достаю мобильный и быстро читаю сообщение от Лизы:

«Ты уже уходишь с работы, мась?»

«Поторопись, тебя ждет сюрприз»

Не нужны мне никакие сюрпризы, только домой попасть и на время забыться.

Выхожу на крыльцо, начинаю спускаться. Не стоило бы, но бросаю быстрый взгляд назад.

Тарнавский отходит в сторону, ставит на довольно широкие перилла чашку и поджигает сигарету.

По ощущениям: я его уже не интересую. Он в себе.

Это ранит.

Ускорившись, соскакиваю со ступенек и быстрым шагом иду к выходу с территории. Как будто чем он физически дальше — тем мне легче. Спойлер: нет.

Мой маршрут привычен и очень прост: до метро, потом на маршрутке. Смотрю под ноги. Разгоняюсь, но вынуждено торможу, натыкаясь на мужские кеды.

Делаю шаг в сторону – они тоже. Назад – и они.

Вскидываю взгляд, свожу брови.

На меня с улыбкой смотрит парень. Если и знакомый – то отдаленно.

– Юля, добрый день, – а вот он меня знает. В руках держит красивый букет – обвязанные широкой лентой высокие розы. Протягивает их мне. Я отсупаю и хмурюсь сильнее, а вот он улыбается еще шире. – Не узнала, да?

Понятия не имею, кто это.

Внимательнее смотрю на букет, потом в лицо.

Оно кажется мне располагающим. Глаза — добрыми. Передо мной стоит милый высокий русый парень.

– Игорь, – он же вкладывает в руки букет и сжимает кисть. Тянет к губам, целует с задержкой. А сам все с той же улыбкой смотрит в глаза. – На ДР у Смолиной увидел тебя. Нас даже знакомили, – хмыкает. – Я тебя запомнил.

– А откуда ты… – Оглядываюсь на здание суда и осознаю, что за нами наблюдают. Не охранники, а человек с сигаретой и чашкой кофе.