И ещё то, что нет обострений.

Отсутствие обострений меня тоже радует, и как порой ни хочется мне поскакать-попрыгать, я сдерживаюсь. Изредка купаюсь в пруду: у нас в парке есть пруды, с хорошим, очищенным дном. Но я думаю, что неплохо бы завести бассейн, круглогодичный. Небольшой, не олимпийский. Но и не совсем уж маленький, император — это император! Рара любит плавать. Метров на десять. Или на двадцать пять. Сначала один на десять, а если понравится, то другой, на двадцать пять! Кстати, в одном из прудов мы купаем слона. Нет, я плаваю в другом. Плохо плаваю, с пробковым поясом. Не было возможности научиться плавать хорошо. Но ничего, построим крытый бассейн, с прозрачной водой, кафельным дном, лестницами и тому подобным оборудованием, тогда…

Тогда пойдет мода на бассейны!

Я выбрался на сушу, дядька Андрей довел меня до скамейки, подал большое махровое полотенце, затем халат.

И я стал мечтать.

Бассейн — удовольствие не из дешёвых, но, судя по книгам, уже в начале двадцатого века богачи Северо-Американских Соединенных Штатов не мыслили виллу без бассейна. В России богачей поменьше, зато труд дешёв. Правда, виллы с бассейнами — это юг, Калифорния, Флорида. У них солнце, бесплатный источник энергии.

А у нас? А у нас в державе газ!

А как, собственно, дела с газом? Да не очень как. Дорого. Для освещения ещё куда ни шло, а кухонная плита на газ прожорлива. Потому что газ не природный, а светильный, его получают сложным путём из угля. И зачем уголь превращать в газ, если проще и дешевле на тех же кухнях использовать уголь напрямую, раз уж леса истощаются и дрова нынче дороги.

Природный же газ как-то не слышал я, чтобы применяли. Может, просто не слышал, а, скорее, проблема в том, что путь от месторождения до потребителя далек. Где он, тот Уренгой? Ой, как далеко, ой!

Уверен, что есть месторождения и поближе, но всё равно — трубопроводы денег стоят больших. Да и не умеют пока в России делать нужное оборудование. Не то, что пока — и в семидесятые годы, кажется, Советский Союз получал немецкие трубы в обмен на газ. А без труб — ну, не очень-то. Хотя можно проложить к месторождению железную дорогу, и перевозить уже сжиженный газ в цистернах. Ага, а революционеры будут пускать поезда под откос и поджигать этот газ? Сложно это. Но решаемо.

Если бы я писал памятку попаданцу, то постарался бы донести главное: учиться, учиться, и учиться. А то взять хотя бы меня: за что не хватишься — ничего не знаешь толком. Лишь в самых общих чертах. К примеру, где газовые месторождения в европейской части России? На Каспии? А поближе к Санкт-Петербургу, к Москве?

С другой стороны, никто не может знать всего. Дело царя какое? Дело царя — дать правильное поручение правильному человеку. И спросить за результат. Справился — молодец, получи награду. Не справился — наше неудовольствие, с оргвыводами.

Вот поручил я дело Колчаку — и что? Теперь во главе флотилии — «Норд», «Великомученик Фома» и «Святая Анна» он продолжает свободный поиск в надежде найти «Геркулес», экспедицию Русанова. Там, в двадцать первом веке, экспедицию считают бесследно пропавшей, но вдруг? В любом случае, сделано многое, и я потихоньку внушаю Рара, что спасение экспедиций — подвиг, и с учетом прошлых заслуг хорошо бы отличить Александра Васильевича по-царски.

Но Рара не очень-то внушаем. С другой стороны, награждая Колчака, исполнителя, он косвенно награждает и меня, вдохновителя. Кому нужно ведь знают, что спасательная экспедиция — затея «царских детей». Да все знают. Даже небезызвестный господин И. написал в «Правде» (на этот раз «Трудовой Правде»), что изнывающие от скуки и безделья маленькие барчуки тратят народные деньги на экспедицию по спасению других барчуков, уже великовозрастных, у которых нет иных дел, чем бродить среди полярных льдов. Тут товарищ И., пожалуй, перегнул: во всех газетах, кроме «Правды», пишут о спасательной экспедиции в самых восторженных тонах: «Россия спасает своих героев!», а то и просто «Своих не бросаем!». А господина И. в левых газетах несколько раз упрекнули в непатриотизме, чёрствости, и, больнее всего — мелочности. «Мелкий завистник господин И. позволил себе недостойные выпады в отношении тех, кто озабочен судьбой наших первопроходцев не только на словах» — пишут в «Луче», газете социал-демократов, иначе — меньшевиков. Газеты же покрупнее, те на господина И. внимания вообще не обращают. Подумаешь, клопик третьего подвида.

А зря.

О господине И., о газификации державы, и даже о торжественной встрече полярников я подумаю завтра. Сегодня же есть дела более важные.

Я прошёл к своему деревянному дворцу, где меня уже поджидал Никита, сын владельца фотографической мастерской. У меня к нему дело: мне нужен фильмоскоп. Простой, надежный, недорогой. Такой, какой был в детстве у моей бабушки. Схему в общих чертах я набросал, ну, а частности пусть разрабатывает он.

Думаю, Никита справится. Чай, не гиперболоид.

вгуста 1913 года, понедельник

Тёмные воды

— Поздравляю вас графом, Александр Васильевич!

— Я знаю, кому обязан этой милостью, — ответил Колчак.

Мы медленно гуляли по дорожкам парка, позади была аудиенция, где Рара высказал высочайшее благоволение капитану первого ранга флота Его Императорского Величества Колчаку за «безупречное проведение спасательной экспедиции». А вместе с благоволением и указ о возведении оного Колчака Александра Васильевича с нисходящим его потомством в графское Российской империи достоинство. Родина слышит, Родина знает, Родина ценит!

— Зачем — граф? Не слишком ли? — Рара не то, чтобы возражал, но интересовался.

— Видите ли, любезный Рара, как-то так вышло, что ни Суворова, ни Кутузова, ни Багратиона под рукой нет. Придется выращивать в своём окружении. Оно, конечно, лучше бы карьеру делать неспешно, чтобы адмиралом Колчак стал лет этак через двадцать, через тридцать. Но есть ли у меня тридцать лет? Не уверен. Потому и тороплюсь. А спасение людей — дело достойное.

Рара согласился.

— По службе и награда, этой милостью вы обязаны прежде всего себе, — ответил я. — Но не расслабляйтесь: сделать вам ещё предстоит больше, чем сделано.

— Я готов, — просто ответил нововозведенный граф. Он смотрел на меня как на пчелиный улей. С одной стороны — мёд, но ведь кто их знает, этих пчёл? Странные они какие-то. Странные и непонятные. Вдруг и мёд у них — непонятный?

Несколько раз он пытался заговорить о координатах, тех координатах, которые я указал перед отплытием. Откуда, как я узнал, где будет зимовать «Фока»?

Но я не отвечал. Просто не отвечал, и всё. Зато спрашивал сам.

— Команда капитана Седова пребывала в состоянии самом плачевном, Ваше Императорское Высочество, — докладывал граф Колчак. — Многие из участников экспедиции имели явные признаки цинги. Припасов не хватало, а те, что имелись, никуда не годились. Не хватало тёплой одежды, не хватало утвари, не хватало ничего. Половина собак… Простите за подробности, Ваше Императорское Высочество, но половину собак съели, а оставшиеся были в прежалком виде. Угля на «Фоке» достало бы лишь на половину обратного пути, остальной израсходовали во время зимовки. И потому все единодушно согласились, что продолжать экспедицию невозможно, и единственный выход — это вернуться в Архангельск, если «Норд» пополнит запасы на «Фоке».

— Так уж и единодушно? — спросил я.

— За исключением Седова. Капитан Седов настаивал на продолжении движения к Северному Полюсу. Но никто, ни один человек из команды «Фоки» не выказал желания продолжить путь. И тогда Седов заявил, что пойдёт один.

— Один?

— Да, конечно, это невозможно. Но он, Ваше Императорское Высочество, и выглядел… не вполне вменяемым, скажу так. Он даже выхватил револьвер и заявил, что застрелит любого, кто вознамерится ему помешать. Пришлось…

— Что пришлось?

— Прибегнуть к старому морскому методу. К рому. Я пригласил его в каюту, обсудить маршрут, и там угостил отменным ямайским ромом.